Агапея - Булат Арсал
Затишье на войне, иногда случающееся на передовой, когда вдруг затихают пушки, — явление временное и обманчивое. Но бывает, что неожиданно выпадает счастливчикам просто на время уехать от войны, от места боя, где вот только что лилась кровь, грохотала канонада, осколки и рикошет срезали насмерть буйные головы. Уехать в недалёкую глубинку, называемую хотя бы оперативным тылом, и окунуться на денёк или два в атмосферу умиротворённости и безмятежности. Когда же эти несколько часов или суток с тобой делит близкий и дорогой тебе человек, то тут-то и становится понятной фраза: «Мир — это сон войны».
Несомненно, ощущается близость линии фронта, и боевая атмосфера присутствует не только в воздухе, но и в душах и умах всех, кто живёт и обитает в этом самом недалёком тылу, где постоянно много военного транспорта, госпиталей, раненых на костылях или уже в колясках, где туда-сюда снуют легковые закамуфлированные внедорожники, а по всему городу и перекрёсткам дежурят бойцы военной комендатуры и полиции. И конечно же, множество мужчин в пятнистой военной форме, также приехавших на побывку или просто проезжающих до места или от места постоянной дислокации. Муравейник людей и судеб, суматоха и вавилонское столпотворение — иначе и не назовёшь Мариуполь в начале осени две тысячи двадцать второго. Почти не осталось стихийных захоронений, и по городу исчез трупный смрад и вонь паленины, но при этом кратно увеличилось количество строительной техники с прибывшими на восстановление города тысячами рабочих и инженеров со всех концов Великой России. Это добавляло ещё большей сумятицы в нарастающем, не весть кем управляемом строительном буме вселенского масштаба. Павел с живым интересом наблюдал всё это движение, которое преобразило Мариуполь и даже оживило его.
Но главное всё же было не в этом, а в близости с ним любимой, страстно желаемой женщины, с которой судьба в очередной раз свела его. Пусть на сутки или двое, но это не так важно, как сама ещё одна возможность прикоснуться к её губам, рукам, плечам. Его заводило возбуждение от самой мысли, что уже ближайшей ночью исполнится то, что делало их с каждым разом всё ближе, переплетая распалённые тела в едином порыве страстного вожделения. В конце концов, а разве не именно этот устремлённый любовный энтузиазм и является стимулирующим импульсом продолжения рода человеческого на планете Земля? И что же здесь плохого или зазорного, когда люди зачинают нового человека в то время, как рядом свершается самая большая физическая и моральная гнусность — коллективное взаимное убийство?
* * *
Солнечный лучик уже пробился сквозь щель между двумя сторонами занавесок, но Агапея проснулась и лежала тихо, поглаживая давно небритые щёки Павла, пытаясь рассмотреть каждую пору на его лице. Он спал глубоко с самой ночи, когда внезапно ушёл в беспамятство после долгих ласк и любовной бури.
Наконец он открыл глаза и какое-то время просто лежал, уставившись в потолок, словно пытался угадать, где он сейчас находится. Непроизвольно он провёл рукой справа от себя, по привычке пытаясь нащупать автомат, который в землянке или в окопе, по обыкновению, лежит под боком. Не нащупав, на секунду встревожился и тут же опомнился, сообразив наконец, что рядом Агапея.
— Вот чёрт! Я-то и забыл, что у тебя дома лежу, — хлопнув себя по лбу ладошкой, смеясь, чертыхнулся Паша.
Агапея подняла головку с его груди и поцеловала в губы.
— Ты так крепко и резко вчера ушёл в забытьё, что мы даже не поговорили толком о нас. Ты хоть на сколько в этот раз приехал, Пашенька?
— Обещали дня четыре не трогать, а Рагнар заставил всех рапорт написать на отпуск. Говорят, что скоро из России большая ротация придёт и нам дадут большой отдых.
— Это очень хорошо. Нельзя так над людьми измываться. Только и дёргают из одного места в другое.
— Это очень хорошо по другому поводу. — Он погладил её по растрёпанным волосам и продолжил: — Мы поедем к маме домой. Она нас ждёт, и тебе уже пора с ней познакомиться. С этой войной главное остаётся без внимания. Словно жизнь протекает, как вода в речке, а ты сидишь на берегу без толку и тупо ждёшь непонятно чего. А если завтра всё?
— Что значит «всё», Пашенька? Ты это о чём? Ты мне брось глупости говорить! — чуть повышенным тоном заявила Агапея. — У нас всё будет хорошо, и тебе дадут отпуск, а я отпрошусь, и меня тоже отпустят на недельку. Нам ведь хватит этого?
— Извини. Не подумал чего-то. А если уж честно, то и сам устал думать о смерти, хотя она там прямо в лицо временами дышит или со спины морозцем продирает. А вот отстреляются по нам минами или чем похлеще, словно рядом с косой пролетит эта старуха костлявая. Пролетела — и пронесло, будто прошла мимо тебя в другую сторону, к кому-то следующему. Тебя вроде не задело, и радоваться надо, а тут хлоп — и кто-то рядом без слов и стона уже лежит или сидит, скрючившись. Во лбу красная такая точка, или из ушей кровь течёт, а он уж бледный и холодный. Ей-богу, как-то поймал себя на мысли, что вроде виноват я перед этим солдатом за то, что не остановил на себе ангела смерти и не дал тому бойцу пожить ещё. А с другой стороны, чего каяться да сокрушаться? Сегодня его черёд, а завтра мой, и никто не может с точностью угадать, какая у нас у каждого планида на этой войне.
— Ох, Пашенька, не то ты говоришь. Ой не то! — воскликнула Агапея, приподнялась и начала горячо целовать Павла в лоб, в щёки и губы. — Накликаешь беду такими словами. Говорят, что Бог за такое богохульство не прощает.
Тут Павел приподнялся на локте и посмотрел на жену крайне удивлённым взором.
— Вот тебе фокус! Без пяти минут кандидат наук, а про Бога вспомнила! На тебя это не очень похоже, да и родители твои с бабушкой, как ты говорила, не относились к верующим. Что с тобой, Агапа?
— Боюсь я очень за тебя и за наше будущее, а тут сходила в церковь, свечку поставила и придумала себе молитву по тебе и чтобы ты живым остался. Знаешь, легче стало уже после первого посещения. Может, это такое самовнушение, но теперь я туда каждое воскресение наведываюсь, с Ним разговариваю. Точнее, я Ему про тебя рассказываю и прошу за тебя.
— И что
