Радио в дни войны - Михайл Самойлович Глейзер

Герой Советского Союза

«Небесный диктор»

В конце декабря 1943 года наш ночной ближнебомбардировочный полк, входивший в состав войск 15-й воздушной армии 2-го Прибалтийского фронта, базировался на аэродроме около деревни Ново-Марьино, недалеко от Великих Лук. В полку была создана специальная эскадрилья, заместителем командира которой назначили меня. В эскадрилье было звено звуковиков. На четырех самолетах, оборудованных специальной радиотрансляционной аппаратурой, вместо штурмана летали дикторы, которые с воздуха вели радиопередачи на русском и немецком языках.

К прежним «профессиям» У-2 — легкого бомбардировщика, разведчика, корректировщика, связиста, санитара — прибавилась новая — профессия пропагандиста и агитатора. Соответственно назначению звена подбирались и кадры… Возвратившись после новогоднего концерта в свою землянку, мы со штурманом эскадрильи увидели на нарах в углу незнакомого человека. Он спал, свернувшись калачиком. Меня удивила его форма: солдатская шинель, кирзовые сапоги и… меховой шлем летчика.

— Что за человек? — спросил я у штурмана.

— Не знаю, — ответил он, но, вспомнив, с улыбкой добавил: — А-а! Да ведь это же диктор.

— Кто-кто?

— А вот сейчас узнаем. — И штурман дернул спящего офицера за полу шинели.

Тот недовольно пробурчал:

— Отстаньте! Ночью полеты.

— Товарищ офицер, встаньте, — приказал я.

Незнакомец нехотя приподнялся, спустил с нар ноги, и голова его уперлась в потолок землянки. Лицо у него было худое, нос острый, над глазами нависли черные брови. Все говорило о том, что человек отдыхал после дальней дороги. Офицер соскочил с нар.

— Капитан Герцик, — представился он. Голос был спокойный, ровный.

— Почему спите, не раздеваясь? — обратился я к диктору.

— Холодновато, товарищ командир, — смутившись, ответил капитан.

Зима 1943 года под Великими Луками действительно была холодная, а отвоеванные у противника землянки оказались неутепленными.

— До войны вы служили в армии?

— Нет. Понимаете, я — сугубо гражданский человек, с мирной профессией — диктор.

— Так-так… Диктор Герцик.

Теперь уже я смутился, вспомнив, как часто приходилось мне слышать по радио: «Вел передачу Герцик».

Так я впервые встретился на фронте с диктором Всесоюзного радио Владимиром Герциком.

Владимир Герцик

Вскоре я узнал, что он не такой уж «сугубо гражданский человек», каким представлялся. В августе 1941 года после краткосрочной военной подготовки Герцик был назначен командиром роты в Латышской стрелковой дивизии. За мужество и отвагу, проявленные в боях под Москвой, Владимира Борисовича наградили орденом Красной Звезды.

В ходе боев за освобождение Боровска рота Герцика получила приказ отбить у фашистов две деревни. Владимир Борисович поставил боевые задачи взводам, и на рассвете внезапно бойцы ворвались в деревни и овладели ими.

Позже Владимир Борисович был вызван в Политуправление фронта, где получил приказ воевать «по своей специальности»…

— Сегодня полетите со мной. Задание важное, да и ночь необычная — новогодняя. Вот текст передачи. Готовьтесь, Владимир Борисович, вечером встретимся, — сказал я.

Герцик тщательно готовился к первому боевому вылету на радиовещание с самолета для наших войск и войск противника.

Он прекрасно понимал, что при передаче программы для фашистских войск роль диктора очень важна: от качества чтения во многом зависит сила воздействия пропаганды. Конечная цель передачи — понижение боеспособности солдат: надо убедить их в необходимости сложить оружие и сдаться в плен. Все это обязывало выразительно и с большой убежденностью читать обращение к немецким солдатам. А если учесть, что все должно происходить ночью, в небесных высотах, в условиях возможного зенитного обстрела нашего самолета, то нетрудно понять всю ответственность за выполнение боевого задания, которая возлагалась на летчика и диктора…

Вечером Герцик шел на аэродром рядом со мной. Внешне он совсем не отличался от летчиков: чисто выбрит, одет в меховой комбинезон, на ногах унты, на голове шлем, руки в увесистых крагах. Только в руках он нес не планшет, а небольшой чемоданчик с патефонными пластинками.

Мы заняли свои места. Герцик сел в кабину штурмана, достал из чемодана пластинку и, укрепив ее на диске, проверил работу микрофона.

— Я готов, — доложил Владимир Борисович.

Мы поднялись в воздух. Только внимательно присмотревшись, можно было различить на фоне снега контуры деревень и лесных массивов. Я тщательно вел ориентировку. От деревни к деревне шел самолет к большому населенному пункту, где отдыхали наши войска. По внутреннему переговорному устройству передал Владимиру Борисовичу:

— Слева по курсу большое село. Высота две с половиной тысячи метров. Можно начинать.

Герцик включил в кабине небольшой свет, затем радиоаппаратуру. Я уменьшил обороты мотора и перевел машину в планирование. И полилась с небес на землю веселая, любимая солдатами песня:

«Расцветали яблони и груши,

Поплыли туманы над рекой.

Выходила на берег Катюша,

На высокий берег на крутой…»

Проиграв одну пластинку, Герцик поставил другую. Теперь в ночном небе загремел «Варяг».

После музыкального вступления Владимир Борисович включил микрофон.

— Внимание! Внимание! Начинаем новогоднюю радиопередачу. Военный Совет 2-го Прибалтийского фронта горячо поздравляет солдат, сержантов, старшин, офицеров и генералов с наступающим Новым, 1944 годом…

Затем он передал свежую сводку Совинформбюро. В ней говорилось о больших успехах 1-го Прибалтийского фронта. Первая часть задания была выполнена, и самолет, набирая высоту, пошел к линии фронта.

Всю передачу я отлично слышал по переговорному устройству.

— Блестяще! — вырвалось у меня. — Молодец, Владимир Борисович! — похвалил я небесного диктора. — А теперь будет посложнее: немцы могут слушать и могут огрызаться, — предупредил я.

— Ничего! Не впервой! — весело отозвался Герцик.

Над передним краем противника непрерывно взлетали разноцветные ракеты, трассы снарядов и пуль. Иногда вдалеке мелькали сполохи орудийных выстрелов. Шла артиллерийская дуэль. Самолет держал курс к деревне, рядом с которой в большом лесу, по данным нашей разведки, находились фашистские войска. Линию фронта мы пересекли на высоте 2600 метров. Немцы нас пропустили без всякого обстрела. Мотор работал ровно. Мы внимательно рассматривали землю, ища нужный лес.

Вскоре я увидел белую поляну, которая своими контурами напоминала фугасную бомбу.

— Владимир Борисович, смотри: слева по курсу — искусство природы, — не удержался я.

— Так это лесом нарисована фугасная бомба! Вот это здорово! Я никогда не видел таких чудес! — воскликнул Герцик.

Вскоре показались деревня и лес, в котором горели костры. Сомнений не было: под нами цель.

— Владимир Борисович, начинай!

Капитан Герцик включил любимый немцами вальс Штрауса «Сказки Венского леса». Чудесная мелодия полилась с неба. Фашисты сразу же прекратили стрельбу. К нашему удивлению, фронт замер. Как будто война прекратилась.

Немцы были поражены: ночью с неба музыка Штрауса. Такого никогда не бывало. Вальс закончился, и Владимир Борисович начал передачу на немецком языке.

Герцик уверенно рассказывал об успехах советских