Чарльз Сноу - Портреты и размышления
Но есть куда более простая причина, почему роман и искусство литературы в целом не покинут поле битвы. Жизнь вокруг нас меняется, и темпы перемен очень велики, но какая-то часть писательской натуры остается прежней. Писателями управляют многие побуждения, и одно из них, не являющееся постыдным, заключается в стремлении оставить после себя память. Все современные технические средства связи кажутся эфемерными. Телевизионную пьесу могут смотреть миллионы людей в течение одного-двух часов, а многосерийную — в течение нескольких часов, но ее воздействие не может быть длительным. Тогда как книги живут долго. Они не вечны. Бессмертие — мечта подростков. Однако, если повезет, одна или две книги романиста могут быть прочитаны и поняты и через 30 лет. Для большинства писателей это много — вполне достаточно, чтобы преодолеть существующие трудности, вполне достаточно, чтобы оправдать жизнь, отданную литературе.
Интервью
Говорить правду{ˇ}
(Беседа о принципах и системе творческой работы) Интервью журналу «Review of English Literature»Вопрос. Сэр Чарлз, существует мнение, что «Чужие и братья» — я имею в виду первый роман вашего цикла — является до известной степени автобиографическим и отражает дни вашей юности, проведенные в Лестере{416}. Верно ли это?
Ответ. Автобиографический элемент в этом романе очень силен. Молодым человеком я находился в Лестере примерно в том же положении, что и герой книги Льюис Элиот. Но сюжет романа как цепь событий, сюжет — вымышленный.
Вопрос. Насколько мне известно, ваши собственные интересы и занятия с молодых лет относились к области науки. Интересно, является ли в какой-либо мере автобиографическим роман «Поиски»?
Ответ. Я получил образование в области естественных наук и, принимаясь впоследствии за какое-нибудь дело, как правило, старался сделаться в этой сфере профессионалом. Так, став по образованию ученым, я намеревался посвятить себя исследованиям и преуспеть, насколько удастся, в этом направлении. Но на самом деле все обстояло сложнее. По существу, я всегда, то есть примерно с восемнадцати лет, чувствовал, что хочу стать писателем. Однако я был беден, и это вынуждало меня не мешкая устраивать свою жизнь. Я понимал, что мне суждено принадлежать к такого сорта писателям, которым приходится пробивать себе дорогу, накапливая материал для творчества. Так что я был вполне удовлетворен избранной мною научной карьерой и стремился получить от нее все, что можно. Но всегда конечной целью и высшей мечтой оставались для меня мысли о писательстве.
Вопрос. Можно ли считать, что большая часть ваших произведений является преображенной автобиографией? И что в мыслях и переживаниях героя, если не в событиях и ситуациях, повторяется обычно вами лично пережитое?
Ответ. Об автобиографичности событий и ситуаций нельзя говорить в том смысле, как это обычно понимается читателями; события и ситуации проходят длительную творческую «обработку». Что же касается чувств и переживаний, то это совершенно верно.
Вопрос. Насколько Льюис Элиот — это вы сами? Или же он исключительно литературный персонаж?
Ответ. Мне думается, что в существе своем Льюис Элиот — это я. Поступками и обстоятельствами своей судьбы он часто оказывается непохож на меня. Однако во всех своих значительных и показательных проявлениях он — это я.
Вопрос. Вы сказали, что стали думать о писательстве довольно рано. Когда собственно литературное творчество сделалось для вас серьезным занятием?
Ответ. Я написал роман (который, к счастью для меня, так и не увидел печати), когда был аспирантом Лестерского университета. Он был очень плох, и не думаю, чтобы сохранился хоть один его рукописный экземпляр. Как я уже сказал, к счастью, этот роман не был напечатан.
Вопрос. Как он назывался?
Ответ. Краснея, должен сознаться, что роман этот назывался «Искания юности».
Вопрос. Был ли детективный роман «Смерть под парусом» действительно первым опубликованным вами художественным произведением?
Ответ. Да, если не считать небольших отрывков в университетских журналах.
Вопрос. Что побудило вас написать «Смерть под парусом»?
Ответ. Думаю, просто пришло время, когда я — мне было тогда двадцать пять лет — стал по-настоящему задумываться над тем, что же будет для меня делом жизни. И я решил попробовать свои силы. До этого я долгое время занимался научной работой и теперь искал способ развязать себе язык.
Вопрос. Значит, это был вполне серьезный литературный опыт, а не просто развлечение?
Ответ. Да.
Вопрос. Мне показалось несколько странным, что ваша вторая книга, «Новые жизни за старые», вышла в свет анонимно, в то время как «Смерть под парусом» — нет. Была ли к тому особая причина?
Ответ. Две причины. Во-первых, я был глубоко не удовлетворен этой книгой. У меня не было большого желания подчеркивать свою причастность к ней. Была и чисто практическая причина. Я добивался одной работы, а обстановка тогда была несколько иной, чем сейчас, и я чувствовал, что публикация такого рода книги мне добра не принесет. Работа же эта мне была очень нужна.
Вопрос. Если бы не война, могли бы вы уже тогда целиком посвятить себя литературной работе? Мне вспоминается, как Артур Майлс в конце романа «Поиски» решает от науки обратиться к литературе.
Ответ. После публикации «Поисков» я много думал над этой проблемой. Однако всякому, кто тогда был, вроде меня, человеком политически вполне сознательным и активным, было совершенно ясно, что война не заставит себя ждать. Хотя и казалось, будто решительная развязка так и не наступит. Вот почему я полагал, что мне следует продолжать свою деятельность в Кембридже, поскольку я знал, что мой долг призовет меня к участию в войне.
Вопрос. Только война заставила сделать перерыв между появлением «Чужих и братьев» и «Светом и тьмой»?
Ответ. Нет. Война заставила сделать перерыв на три-четыре года, но не на семь. Я писал довольно постоянно с того времени, как отошел от военных дел осенью 1944 года. Работа над романами цикла шла в ином порядке, чем их издание. До известной степени я писал их все разом. Первыми были завершены «Чужие и братья», однако совсем в другом виде, чем они были впоследствии опубликованы. Я ими не был тогда доволен. Все же я принялся за «Совесть богачей», и опять же первый вариант романа значительно отличался от окончательного. Потом я доработал «Чужих и братьев», придав им их настоящий вид, но не прикасался к «Совести богачей», так как в силу некоторых частных причин я собирался повременить с изданием этого романа. В 1945 году я написал «Наставники» — роман, который, как мне тогда показалось, придает всему циклу несколько иной тематический поворот в сравнении с задуманным мною. И я написал «Свет и тьму». Публиковал я романы в такой последовательности: «Чужие и братья», «Свет и тьма», «Пора надежд» (написано было позднее), наконец, «Наставники». Но мне хотелось бы, чтобы читатели принимались за «Совесть богачей» после «Чужих и братьев» — тогда весь замысел становится ясно виден.
Вопрос. На каком этапе работы определилась сквозная идея всего цикла? Была ли она ясна вам во время работы над «Чужими и братьями»?
Ответ. В основе своей да. Эта идея стала вырисовываться передо мной — едва ли не вдруг — в Марселе 1 января 1935 года. Я шел по улице. Была пронзительно холодная ночь, много ниже нуля. Я должен был, прилетев из Лондона, провести в Марселе ночь и на следующий день пароходом отплыть на Сицилию. Состояние мое было жалким. Мне казалось, что все в моей личной жизни и творческой работе идет «не так». Неожиданно я увидел, почувствовал или представил себе, назовите, как вам угодно, и внешние контуры романа «Чужие и братья», и внутренний склад его построения, а именно: соотношение, или диалектическую взаимосвязь, между процессом самоанализа, которым занят Элиот, и тем, что происходит с ним. В эту минуту я почувствовал себя невероятно счастливым. Общий замысел сложился в несколько мгновений.
Вопрос. Побудили ли вас к этому какие-либо частные обстоятельства? Связана ли идея цикла с романом «Поиски», в котором, как представляется, уже намечено многое из того, что было развито и продолжено вами в цикле?
Ответ. Это замечание мне кажется справедливым. Основные идеи занимали меня уже во время работы над «Поисками». Озарение, о котором я рассказал вам, посетило меня как раз несколько месяцев спустя после окончания «Поисков». Все это бродило во мне, и вдруг я понял, что мне следует делать.