Чарльз Сноу - Портреты и размышления
Вопрос. Не помните ли вы, когда впервые общий замысел распался на отдельные романы?
Ответ. В значительной степени в течение 1937 и 1938 годов. Думаю, что, порывшись в бумагах моих издателей, можно обнаружить планы всего цикла что-нибудь около 1938–1939 годов или чуть позже.
Вопрос. В какой степени изменился первоначальный замысел с ходом времени?
Ответ. В построении — не очень, скорее в подходе к изображению, особенно это касается центрального героя Льюиса Элиота. Я ныне менее пассивен и в значительно меньшей степени склонен признавать зависимость судьбы героя от планов и намерений автора, чем в то время, когда я только приступал к работе. Но общее построение цикла, в собственно литературном смысле слова, не претерпело больших изменений. Изменилась несколько общая атмосфера, поскольку, строя далекие планы, трудно все же предвидеть будущее. Вообще свою собственную судьбу предугадать очень трудно.
Вопрос. Являлась ли высказанная в предисловии к «Совести богачей» мысль о соотношении между тем, что Элиот наблюдает, и тем, что чувствует, всегда существенной для вашего замысла?
Ответ. Да, в этом и состояла идея, овладевшая мной 1 января 1935 года. В этом сердцевина всего замысла.
Вопрос. Нельзя ли в общих словах узнать, как будет завершен весь цикл?
Ответ. Пожалуйста. Стержень цикла держится на том соотношении, о котором вы сказали. Грубо говоря, цикл включает три книги внутренних переживаний. Одна из них — «Пора надежд», другая — «Возвращения домой», и будет еще третья, завершающая. Внутренними процессами заняты частично и другие книги цикла. Но эти три книги должны быть посвящены этим процессам полностью. И в зависимости от них находятся книги более внешнего обзора. Для того чтобы подойти к самой последней, одиннадцатой книге цикла, надо написать еще три «внешних» книга. Одну из них я недавно закончил. Роман «Дело» — это последняя из книг, связанных с Кембриджем. Уже есть еще одна книга, причем довольно короткая, даже, пожалуй, слишком короткая для меня. Книга о процессах, происходящих вовне героя, но тем не менее показывающая поворотный момент в сознании Льюиса Элиота. Этот роман называется «Преданные»[115]. Затем последует гораздо более объемистая книга под названием «Коридоры власти», она будет посвящена высшему слою руководства и общественной жизни Англии. И наконец, в заключительном романе мы вернемся к самому Льюису Элиоту.
Вопрос. Таким образом, вместе с окончанием цикла мы подойдем непосредственно к нашим дням. Не так ли?
Ответ. Правильно. Действие романа «Дело» происходит в 1953–1954 годах; «Преданные» относится к несколько более раннему времени — к 1945–1947 годам. «Коридоры власти» будут охватывать что-нибудь около 1955–1959 годов, и последний роман будет отстоять по времени от срока работы над ним приблизительно на пару лет.
Вопрос. Ваши романы появляются на свет один за другим в течение последнего времени с удивительным постоянством. Значит ли это, что вы легко работаете?
Ответ. Планы и замыслы возникают у меня довольно легко. Особенно я люблю обдумывать книги. Насколько просто дается мне сам процесс творчества — не знаю. Пишу я постоянно, но довольно медленно: мне кажется, той легкости, какой обладали поистине «легкие» писатели, вроде Бальзака и Томаса Вулфа[116], мне не дано.
Вопрос. Когда, собственно, вы пишете?
Ответ. Это трудный и загадочный вопрос. Когда я непосредственно принимаюсь за работу, я стараюсь как можно больше работать по утрам все свободное время. Когда я начинал свой литературный путь, мне приходилось заниматься, кроме того, множеством посторонних дел. Поэтому я писал по субботам и воскресеньям, а также в обеденные часы. Я приучил себя обходиться без обеда, если только того не требовали деловые встречи, и всегда пользовался этими часами для творческой работы.
Вопрос. Стало быть, вы обладаете способностью быстро переключаться с одного занятия на другое?
Ответ. Нет, мне это давалось нелегко, но я приучил себя к этому. В идеале, если у меня выдавалось четыре свободных утра, первое обычно оказывалось потерянным — во всяком случае, больше трех-четырех сотен слов в то утро мне написать никогда не удавалось. Затем я писал примерно от восьми до девяти сотен слов в день. Таким образом было написано большинство моих книг.
Вопрос. Много ли вы правите?
Ответ. Да. Каждый из первоначальных вариантов много раз в процессе работы пересматривается. Рукописи выходят вдоль и поперек исчерканными. Я продолжаю править после того, как книга закончена. Как я уже сказал, многие из первоначальных вариантов моих книг весьма существенно отличаются от окончательных.
Вопрос. Когда вы работаете над рукописью, вы вычеркиваете и пишете тут же или же меняете всю страницу?
Ответ. Пишу и вычеркиваю тут же. Я пишу всегда на правой половине страницы и левую оставляю для правки, так что там со временем появляются в большом числе всякие вставки, загогулины, варианты и т. п.
Мне кажется, это характерный метод работы для литератора, с трудом подыскивающего нужные слова и далеко не сразу удовлетворяющегося результатами этих поисков.
Вопрос. Вы пишете пером?
Ответ. Да, и всегда невозможным, невразумительным, головоломным почерком.
Вопрос. Интересно, какие условия для работы вы предпочитаете?
Ответ. Пожалуй, я предпочитаю тишину, покой, одиночество, но на самом деле редкий профессионал получает такие условия. Одно из непременных свойств профессионала заключается в способности как можно меньше поддаваться всяким внешним раздражителям в процессе работы. Если этого свойства не развить в себе, нужных условий вы никогда не добьетесь. Если вы можете писать лишь в атласном халате, в комнате окнами на северо-восток, при температуре 67 градусов по Реомюру, то ваши шансы на успех невелики.
Вопрос. Пользуетесь ли вы записными книжками?
Ответ. Да, сам замысел моего цикла и условия моей жизни сделали это непременным, даже если бы я и не чувствовал в этом потребности. Кроме того, к этому вынудил меня значительный перерыв в моей литературной деятельности в годы войны. Так что я постоянно вел записи. Я пользовался обычными записными книжками государственного служащего размером в половину общей тетради. В первой части книжки я набрасывал сюжетную канву романа, главу за главой, затем переворачивал книжку наоборот и составлял портреты персонажей. У меня, как правило, имелись подробные жизнеописания даже второстепенных персонажей. Кроме того, у меня всегда имелись при себе книжки для случайных записей.
Вопрос. Имеете ли вы обыкновение, находясь, скажем, в каком-либо общественном месте и услышав фразу, заметить себе «пригодится»?
Ответ. Да, именно так. Вдруг вы слышите фразу, которая сразу раскрывает характер, или видите сцену, выражение лица или манеру говорить — все это составляет материал творчества. Иногда попадаются очень ценные истории судеб.
Вопрос. Это составляет ваше понимание характера или способа обрисовки действующих лиц?
Ответ. Да, я стараюсь отобрать нечто способное раскрыть существо данного характера, особенности его проявления. Если ваш взгляд обладает проницательностью, то вот, как мне кажется, путь, по которому нужно следовать. Но чем больше вы наблюдаете за интересующим вас характером по ходу работы, тем больше убеждаетесь в способности этого характера самостоятельно вести себя, действовать совершенно непредвиденным способом, хотя суть его останется в сравнении с первоначальным замыслом неизменной.
Вопрос. Стало быть, ваши персонажи в основе своей реально существующие люди?
Ответ. Большая часть из них, и, я думаю, лучшая. Но всякий писатель-реалист, работая над образом героя, проделывает долгий путь от прототипа к образу.
Некоторые из моих персонажей представляют собой сознательную комбинацию из многих лиц, особенно в тех случаях, когда я чувствовал, что вступаю на опасную почву: если бы я описал то или иное лицо прямо с натуры, это сразу сделалось бы замеченным.
Вопрос. Испытываете ли вы к своим персонажам симпатию, и если да, то к каким в особенности?
Ответ. Должен признаться, что да, испытываю… Я вообще безо всякой сентиментальности в гораздо большей степени люблю людей, чем питаю к ним неприязнь. Мне, как правило, приятны те люди, о которых я пишу. В первую очередь, естественно, главные герои. Я, пожалуй, не смог бы писать долго о человеке, который мне несимпатичен. Вот почему мне дороги Пэссант, Рой Калверт, Чарлз Марч, мистер Марч, Артур Браун. Что же касается женских персонажей, имеющих близкое отношение к Элиоту, то слово «симпатия» по отношению к ним наиболее подходяще.