Петр Хомяков - Свои и чужие
9. Последний акт. Взгляд из 1993 года
Итак, никакой человеческий гений не может отменить (во всяком случае, пока это никому не удавалось) законы природы, в том числе природы больших систем. А согласно самой природе модели общественного устройства семитской Первой империи, она не могла жить без кризисов.
Каждый раз, вновь возрождаясь после очередного краха, она теряла многие свои черты. И, в конечном итоге, всё же рухнула.
Будучи воссоздана на территории Руси, политическая модель Первой империи тоже постоянно подвергалась кризисам. Мы не рассматривали каждый такой кризис по отдельности в нашей книге. Заметим лишь, что иногда, при стечении определённых обстоятельств и объективных, и субъективных, некий очередной вариант этой модели приобретал квазистабильный характер.
В этом случае можно было даже предположить, что эта ситуация «на века». Но это каждый раз являлось ошибкой. Чем стабильнее выглядела ситуация, тем большим кризисом она должна была завершиться. И рано или поздно, но один из таких кризисов должен был бы стать крахом империи.
По объективным обстоятельствам, этот крах должен был наступить ещё в 1917 году. Однако империю удержали от развала обстоятельства субъективные. В итоге мир мог наблюдать чуть ли не буквальное воссоздание модели Первой империи в виде СССР. Гений Сталина максимально продлил эту, говоря медицинским языком, «ремиссию». Но ремиссия (временная стабилизация состояния больного) не может быть бесконечной.
Гибель империи была предрешена.
Брежневщина была её агонией. А череда быстро умирающих его приёмников – её смертью.
Собственно приход Горбачева, по логике вещей, был приходом похоронной команды. На месте СССР должно было быть, наконец, создано русское национальное государство. В расширенном понимании, как союз всех славянских народов одного корня, или в узком, сугубо великорусском варианте.
Однако «покойный» был слишком огромен, да и многочисленные его грехи не пускали не то, что в рай, но и в ад. Поэтому труп все ещё не погребён.
Надеемся, читателю понятно наше образное изложение. Просто в ином случае мы должны были бы затратить на те же тезисы гораздо больше места.
Тем не менее, русскому читателю в принципе небезынтересно было бы взглянуть на процесс естественного ухода империи более подробно. Ибо актуальность тех событий ещё не выветрилась. Автор предлагает сделать это следующим образом. Мы взглянем на события из 1993 года, когда сами события были ещё свежи. Наши оцени их носили конкретный, даже, можно сказать, приземлённый, а не столь глобальный характер, как сейчас.
Итак, приглашаем читателя перечитать нашу статью «Третий путь», опубликованную в газете «Литературная Россия» 26 марта 1993 года:
«По ряду обстоятельств, как субъективного так и объективного характера, к началу 80-х годов в России создалась кризисная ситуация, основными моментами которой были:
1. Замедление научно-технического прогресса, моральный и физический износ оборудования в большинстве отраслей.
2. Отставание инфраструктуры при наращивании объёмов производства.
3. Ресурсный кризис в связи с перемещением основного объёма добывающих отраслей в труднодоступные районы.
Эти моменты ни для кого не являлись секретом, их обсуждали с начала 80-х годов в кругах экспертов и специалистов Госплана, ГКНТ, АН.
И выход, в общем, тоже ни для кого не был секретом. Надо было разрабатывать и внедрять энерго– и ресурсосберегающие технологии, всячески развивать инфраструктуру. Именно по этому пути шёл Запад с начала 70-х годов.
Впрочем, не только Запад и не только в 70-х годах XX века. Нравится кому-то это или нет, но модернизация производства, вовлечение новых видов ресурсов, увеличение коэффициента их полезного использования – единственная возможность человечества выжить. И занималось оно этим с тех пор, как слезло с дерева. Ну, а у тех, кто этим не занимался, ресурсы обычно кончались, и никакое государственное устройство не спасало население „остановившихся" в развитии регионов от вымирания или порабощения.
Итак, к началу 80-х СССР стоял перед необходимостью начать очередной этап модернизации. Для этого нужны были средства, и они объективно были. Однако, помимо объективных, существовали субъективные обстоятельства.
В силу сложившихся реалий СССР поддерживал в виде прямой помощи, а чаще в виде неэквивалентного, невыгодного для себя обмена, ряд зарубежных государств. Иными словами, СССР содержал на иждивении ряд „дружественных" режимов и множество политических партий левого толка.
Не проста была ситуация и внутри страны. Многие специалисты отмечали ненормальное межрегиональное перераспределение валового национального продукта внутри страны. Известное в конце 70-х годов сравнение СССР с тарелкой характеризовало относительно низкий уровень потребления и реальных доходов в центре страны (в основном в России) и относительно высокий на окраинах (в основном в республиках) – в итоге получалась тарелка, края которой приподняты над центром.
Таким образом, не только СССР дотировал зарубежье, но и Россия дотировала республики. Между тем именно в России сосредоточено около 80 % ресурсного потенциала СССР и львиная доля наукоёмких производств. Таким образом, и ресурсные отрасли, и отрасли – потенциальные лидеры модернизации, были расположены в России.
Именно Россия в случае принятия программы модернизации должна была получить все имеющиеся союзные резервы. Однако этого не произошло.
Программа модернизации не была принята в начале 80-х. Вместо неё продолжалось экстенсивное развитие сырьевых отраслей, причём не всегда оправданное даже с точки зрения чисто сырьевой стратегии.
Россия выручила с начала 70-х годов около 150 миллиардов долларов от продажи нефти. Часто спрашивают, куда же они делись? Вряд ли можно исчерпывающе ответить на этот вопрос. Но один источник всё же можно назвать.
За эти же годы в развитие мелиорации (в основном в республиках Средней Азии) было вложено около 150 миллиардов рублей (не нынешних, а тех, что почти были равны доллару). Отдачи от этих средств в союзный котёл практически не было.
Только треть средств попадала на самые простые и малоэффективные мелиоративные мероприятия – открытый дренаж, а попросту на рытье канав, остальные разворовывались. „Нам не нужен канал, нам нужно строительство канала", – частенько говаривали ответственные лица тех или иных азиатских регионов.
Но „разворовывалось" – это не научный термин. Строго говоря, эти средства шли в фонд личного потребления населения соответствующих регионов (нас не интересует в данном случае, как конкретно они там перераспределялись). Союз же (а по существу, Россия) получал в оправдание вложенных инвестиций растущие приписки, т. е. воздух вместо хлопка.
Именно накопленные запасы товаров, материалов, денежных средств и позволяют всему Закавказью, например, уже 4 года жить практически ничего не производя, а не производящему зерно Узбекистану держать цены на хлеб в 10 раз меньшие, чем в России.
По подсчётам, сделанным в 1989 году, объем фактических дотаций Россией республик составил 50 миллиардов долларов в год.
Это только частные примеры того общего положения, сложившегося в начале 80-х годов, которое не дало возможности начать программу модернизации России. Эти примеры можно множить, здесь же следует упомянуть и Афганистан, и Африку, и многое др.
Продолжение такой линии развития было тупиковым для России и неприемлемым для её населения.
„Перестройка" первоначально подавалась как некое политическое сопровождение „ускорения", т е. по существу модернизации производства. Но „ускорение" 1987—1988 годах исчезло, осталась одна „перестройка". Именно тогда и был забыт вопрос „Для чего делать?"
Нельзя сказать, что „ускорение", т е. модернизация, с самого начала была блефом. Однако, во-первых, средств, выделенных на модернизацию, было недостаточно. Оно и понятно, продолжались совершенно ненужные России траты как за рубежами СССР, так и внутри его. Союзные (по существу, российские) резервы шли в республики, в Афганистан и прочим „друзьям". Так что средства для модернизации попытались взять не из реально существующих резервов, а за счёт раскручивания инфляции.
Во-вторых, сама стратегия модернизации была выбрана неверно. Вместо всемерного поощрения российских наукоёмких технологий, стали закупаться за рубежом продукты наукоёмких производств. Это порочный путь, никого ещё не приведший к успеху модернизации.
Бытует мнение, что данная стратегическая ошибка лежит в сугубо „бытовой" области – всегда приятнее и выгоднее для представителей руководства – „работать в делегациях", чем заниматься собственной промышленностью.
Однако, по. нашему мнению, причина гораздо глубже. Стойкое „нутряное" неприятие нашей науки и инженерии со стороны партийной верхушки и её партийно-гуманитарной околонаучной обслуги, начавшееся ещё с 1917-го года.
