Генри Киссинджер - Дипломатия
Представитель Франции торжествовал, называя британские гарантии «беспрецедентными». Великобритания время от времени вступала в союзы временного характера, утверждал он, но еще никогда не брала на себя постоянные обязательства: «По временам она одалживала свою помощь; но она никогда не обязывала себя заранее ее предоставлять»[308]. Предлагаемое обязательство со стороны Америки Тардье считал в равной степени знаменательным отходом от ее исторически сложившегося изоляционизма[309].
В своей жажде обрести формальные гарантии французские руководители не обратили внимания на тот ключевой факт, что «беспрецедентные» решения англосаксонских стран явились в первую очередь тактическим ходом, чтобы побудить Францию отказаться от требования расчленения Германии. В международной политике термин «беспрецедентный» всегда вызывает подозрения, поскольку фактические масштабы нововведения всегда, ограничены историческими предпосылками, внутренними установлениями и географическим положением.
Если бы Тардье был посвящен в то, как отреагировала на сделанное предложение американская делегация, он бы сообразил, сколь эфемерна на деле эта гарантия. Советники Вильсона единодушно возражали своему шефу. Разве новая дипломатия не была специально придумана, чтобы покончить с подобного рода национальными обязательствами? Разве Америка участвовала в войне только для того, чтобы в итоге вступить в союз традиционного типа? Хауз писал в своем дневнике:
«Я полагал, что морально обязан обратить внимание президента на гибельность подобного договора. Среди прочего он воспринимался бы, как прямой удар по Лиге наций. Ибо как раз Лига должна была бы предположительно делать то, что закладывалось бы в такой договор, а если нациям приходится вступать в подобные договоры, то тогда зачем Лига наций?»[310]
Вопрос справедливый. Ибо если Лига наций функционирует, как было заявлено, то гарантии не нужны; а если гарантии нужны, то, значит, Лига не соответствует первоначальному замыслу и все концепции послевоенного устройства мира ставятся под сомнение. А у изоляционистов в сенате Соединенных Штатов были свои дурные предчувствия. Их не столько беспокоило противоречие гарантий принципам Лиги, сколько то, что хитрые европейцы обманом вовлекают Америку в паутину порочных обязательств старинного образца. Гарантии продержались недолго. Отказ сената ратифицировать Версальский договор превратил их в пустое место, а Великобритания воспользовалась этим предлогом, чтобы также освободить себя от подобных обязательств. Отказ Франции от своих прежних требований приобрел постоянный характер, а гарантии оказались пустым звуком.
Из всех этих подводных течений возник в итоге Версальский договор, названный так, поскольку он был подписан в Зеркальном зале Версальского дворца. Сам выбор места, казалось, намекал на унизительность акта. Пятьюдесятью кодами ранее Бисмарк бестактно избрал это место, чтобы провозгласить объединение Германии. Теперь победители отвечали оскорблением на оскорбление. Их творение вряд ли могло успокоить международную общественность. Слишком суровый по содержанию для умиротворения, слишком мягкий, чтобы не допустить возрождения Германии, Версальский договор обрекал истощенные войной демократии на постоянную бдительность и необходимость непрекращающейся демонстрации силы непримиримой, стремящейся к реваншу Германии.
Независимо от «Четырнадцати пунктов», договор носил карательный характер в территориальном, экономическом и военном отношении. Германия обязана была отказаться от тринадцати процентов своей предвоенной территории. Экономически важная Верхняя Силезия передавалась только что созданной Польше, которая также получала выход к Балтийскому морю и территорию вокруг Познани, тем самым обретая «Польский коридор», отделяющий Восточную Пруссию от остальной части Германии. Крохотная территория Эйпен-Мальмеди передавалась Бельгии, а Эльзас-Лотарингия возвращалась Франции.
Германия лишилась колоний, юридический статус которых повлек за собой спор между президентом Вильсоном, с одной стороны, и Францией, Великобританией и Японией, с другой, причем все трое хотели аннексировать свою долю добычи. Вильсон настаивал на том, что подобного рода прямая передача территории нарушила бы принцип самоопределения. Страны Антанты в итоге пришли к так называемому «мандатному принципу», который был столь же оригинальным, сколь и лицемерным. Германские колонии так же, как и бывшие земли Оттоманской империи на Ближнем Востоке, были отданы различным победителям по «мандату» в целях ускорения получения ими независимости под наблюдением Лиги. Что это означало, точно определено не было, да и в итоге наличие мандата не ускорило приобретение этими территориями независимости по сравнению с другими колониальными владениями.
Военные ограничения договора сводили численность германской армии к ста тысячам добровольцев, а размеры флота — к шести крейсерам и некоторому количеству малых судов. Германии запрещалось владеть наступательным оружием, как-то: подводными лодками, авиацией, танками и тяжелой артиллерией, а Генеральный штаб был распущен. Для надзора над разоружением Германии создали Союзническую военную контрольную комиссию, но, как потом выяснилось, с весьма неопределенными и малодейственными полномочиями.
Несмотря на предвыборные обещания Ллойд-Джорджа «выжать» все из Германии «до последней капли», союзники начали понимать, что экономически поверженная Германия может породить мировой экономический кризис, способный отрицательно повлиять на их собственные страны. Но народы-победители мало интересовались предупреждениями экономистов-теоретиков. Британцы и французы требовали, чтобы Германия компенсировала гражданскому населению их стран понесенные им убытки. И вопреки здравому рассуждению, Вильсон в конце концов согласился на то, чтобы Германия выплачивала пенсии жертвам войны и определенные компенсации их семьям. Такого рода условие оказалось неслыханным; ни один из предыдущих европейских мирных договоров таких статей не содержал. Претензии эти не были ограничены какой-либо цифрой; ее следовало установить в более поздний срок, что породило бесконечное количество противоречивых толкований.
К числу прочих экономических санкций относилась немедленная выплата 5 млрд. долларов наличными или натурой. Франция должна была получить значительное количество угля в качестве компенсации за разрушение Германией во время оккупации шахт в Восточной Франции. А в качестве возмещения за суда, потопленные германскими подводными лодками, Великобритания получила в форме приза большую часть германского торгового флота. Были арестованы и секвестрованы германские заграничные активы в размере 7 млрд. долларов, а также взяты многие германские патенты (благодаря Версальскому договору аспирин Байера является теперь американским, а не германским). Главные реки Германии были интернационализированы, а возможности Германии поднимать тарифы были взяты под контроль.
Эти условия, вместо того чтобы помочь установить новый международный порядок, подрывали его в корне. Когда победители собрались в Париже, они провозгласили новую эру в истории человечества. Им до такой степени хотелось избежать того, что они полагали ошибками Венского конгресса, что британская делегация даже поручила знаменитому историку сэру Чарльзу Вебстеру подготовить трактат по этому вопросу[311]. И все же то, что появилось в итоге, представляло собой хрупкий компромисс между американским утопизмом и европейской паранойей — документ оказался чересчур перенасыщенным ограничительными оговорками, чтобы явиться воплощением мечтаний в духе первого, и чересчур расплывчатым, чтобы снять страхи, порожденные последней. Международный порядок, который можно обеспечивать только при помощи силы, зыбок по своей основе, тем более когда страны, на которые ложится основное бремя в этом отношении — в данном случае Великобритания и Франция, — находятся сами в трудном положении.
Вскоре стало совершенно ясно, что в практическом плане принцип самоопределения не может быть применен четко и ясно, как это было предусмотрено в «Четырнадцати пунктах», особенно в государствах — преемниках Австро-Венгерской империи. В итоге в Чехословакии оказалось почти 3 млн. немцев, I млн. венгров и 0,5 млн. поляков, в то время как общая численность населения составляла порядка 15 млн., так что примерно треть населения не относилась ни к чехам, ни к словакам. Вдобавок Словакия не проявляла особого энтузиазма, очутившись в составе государства, где доминировали чехи, что она и продемонстрировала путем выхода из страны вначале в 1939 году, а затем в 1992-м.
