Лев Данилкин - Клудж. Книги. Люди. Путешествия
Сразу скажем, что освоить примерно кубометр книгомассы ради того, чтобы обратиться в марксизм, – не самая лучшая инвестиция времени и усилий; тут достаточно и «Капитала» в кратком изложении. Разговоры о том, что «плохой» – как в «Оливере Твисте» и «Незнайке на Луне» – капитализм кончился и остался только «хороший», когда каждому пролетарию полагается айфон и отпуск в Анталии, никогда не казались мне убедительными. Может, в Лондоне или Москве, где крупная буржуазия в состоянии коррумпировать рабочий класс, и полагается – однако ж в Индии, Эфиопии и Йемене мне не приходилось ползать с лупой по улицам, чтобы увидеть много голодных и злых людей без каких-либо признаков айфона; Ленин для них в качестве иконы явно был бы полезнее, чем Стив Джобс. Разумеется, все они живут где-то далеко, «не в нашем районе», – ну так не трудно сообразить (тут и в Йемен ездить необязательно), что именно благодаря тому, что те люди работают, жители Москвы и Лондона могут вести образ жизни, свойственный «креативному классу». И эксплуатация есть, и классовые противоречия есть, и пролетариат есть – просто он отодвинут на глобальную периферию. В таких обстоятельствах, как заметил недавно литературовед Терри Иглтон, утверждать, будто марксизм закончился, равнозначно заявлению, что профессия пожарного устарела, поскольку поджигатели сделались более изобретательными и оснащенными, чем раньше.
55-томник – это фантастический материал для голливудского байопика, который, разумеется, будет снят, надо полагать, с ди Каприо, который рожден был для этой роли: про историю невероятного успеха; про чокнутого читателя, который 46 лет просидел в библиотеках, выискал там секрет, как изменить мир, придумал структуру, которая в момент кризиса (а кризис – норма капитализма) в состоянии перехватить власть, – партию, и изменил его (мир), до неузнаваемости (ну а еще, по ходу, чуть ли не в одиночку прекратил мировую войну). Про то, что события, о которых говорят в новостях, – не только шевеление персонажей паноптикума и не только политический театр, а история – История, в которой есть логика, направление движения и смысл. И если – как Ленин – исследовать ее с помощью законов исторической диалектики, можно изменять настоящее и проектировать будущее; и сейчас можно, вот прямо сейчас и прямо здесь. Именно об этом – 55-томник: не просто набор занимательных (вроде «Государства и революции» или «Империализма как высшей стадии капитализма») или труднопроницаемых (как «Материализм и эмпириокритицизм») сочинений, не только коллекция остроумных соображений вроде того, что демократия в условиях капитализма – это форма экономической и политической власти буржуазии, а авантюрный роман о приключениях человека, который нашел – у Маркса и Гегеля – идею, которая не только должна, теоретически, действовать на манер волшебной палочки – но которая правда действует, действовала, в хорошо знакомых декорациях; которая может превращать несправедливое государство – в честное, феодальное – в космическую державу; может мировую войну прекратить, может… да все может.
Главный, однако ж, эффект после года, проведенного в этой странной компании, оказался действительно неожиданным; ты твердо усваиваешь – статьи конца 1916-го, когда Ленин еще сам не знает, что произойдет через пару месяцев, впечатляют, – что ничего окончательного, застывшего, навечно законсервировавшегося не существует. Если есть материя – которая может выглядеть как «Макдоналдс», как склад китайских товаров или как Британская энциклопедия, а может и как История, потому что история тоже материальна, – то в ней есть объективные противоречия, которые рано или поздно будут «сняты». С революцией или без революции, при помощи людей, которые в момент кризиса читают Гегеля, – или благодаря бездействию людей, которые тратят свою жизнь на дурацкие «эксперименты», это уж как получится; но «стабильность» – выдумка.
Ленин = завтра ТОЧНО не будет похоже на сегодня.
Питчинг
[23]
– Сдается мне, что я отличаюсь от всех людей, которые выступают здесь – потому как не столько ищу издателя или инвестора для своей книги, сколько, наоборот, изо всех сил стараюсь оттянуть момент, когда она будет опубликована, так как понимаю, что стать автором такого сочинения – это совершить социальное самоубийство. Дело в том, что я пишу книгу про – ох, что сейчас будет… Но, если вы не против, я начну издалека.
– У вас десять минут, не забывайте. – Да. Мой отец всю жизнь проработал в органах, и в 80-е служил в Базеле под видом посольского секретаря, формально курировавшего коммерческие вопросы. На самом деле в его обязанности входила, среди прочего, и вербовка агентов. Однажды, оказавшись на каком-то приеме, он повстречался с одним швейцарцем, который сообщил ему, что у него есть соображения относительно причин недавней катастрофы советского астрономического зонда, отправленного с миссией на Венеру. Отец предложил ему обсудить эти вопросы подробнее где-нибудь частным образом; они пообедали в ресторане – там-то отец и услышал впервые фамилию Великовского.
Швейцарцу – он носил имя К. М. – было предложено не останавливаться на том, что уже сказано, и делиться своими соображениями – которые выглядели эксцентрично, но за неимением других желающих работать с советской разведкой, можно было взять и их – и получать регулярное вознаграждение. Тот согласился, и на протяжении четырех лет ежемесячно составлял своеобразные «отчеты», на весьма необычные темы, связанные с эзотерикой, астрологией и мифологией.
Они пересылались в Москву, где с ними работали дальше. Надо полагать, вербовка швейцарского гражданина воспринималась как успех разведки, и отец получал за это определенное вознаграждение.
Лёв, ты чего?
Да ничего, не любо не слушай. Так вот, в 1987 швейцарца арестовали и предъявили ему обвинение в шпионаже; разразился дипломатический скандал, отца выслали из страны. Москве пришлось прибегнуть к симметричному ответу, из швейцарского посольства был выслан один из секретарей. В ходе разбирательства выяснилось, что хотя К. М., действительно, сотрудничал с советской разведкой и получал за это деньги, информация, которой он снабжал органы, ни в каком виде не подпадает под определение государственной тайны. После двух месяцев заключения «агент» вышел на свободу за отсутствием состава преступления и был реабилитирован.
Отец никогда не посвящал меня в детали своей работы, и поэтому я не имел ни малейшего представления о том, почему в какой-то момент его перевели из Базеля в Москву. Много лет спустя, разбирая его бумаги, я наткнулся на список тем, показавшийся мне крайне причудливым.
Разумеется, я заинтересовался, кто такой этот Великовский, за сведения о научных представлениях которого КГБ расплачивалась валютой. Выяснилось, что теория его сводилась вот к чему. История – неправильная, и связано это с воздействием на Землю небесных тел, с катастрофой. Человечество пережило травму, которую пытается забыть, запихнуть в дальний угол сознания, – однако вследствие того, что некое воспоминание о травме все же остается, возникает невроз – реализуемый как насилие, войны, революции и проч. Человечество больно, с ним должен работать психоаналитик.
Надо сказать, я был удивлен, что кто-то мог всерьез воспринимать подобную чушь.
Зная, что окажусь, по личным делам, в Базеле, я подумал, а почему бы мне не разыскать того швейцарца – вдруг он жив и расскажет мне что-то интересное. Сейчас все легко. К. М. оказался 83-летним стариком с трясущимися руками – и вполне ясным умом, если вас не смущает смысл того, о чем он говорит. Я не стал говорить ему, что я сын того самого В. В., которому тридцать лет назад он рассказывал о горячей атмосфере Венеры.
Мы поговорили с ним о политической подоплеке советской миссии – построить на этой возможно обитаемой планете идеальную коммунистическую цивилизацию.
Время от времени К. М. – разговор происходил у него в квартире – отлучался куда-то буквально на несколько секунд – и возвращался с несколько более озабоченным, задумчивым лицом; я видел, что он заглядывает куда-то в кладовку. Что там у вас? – наконец, решился я спросить. Он посмотрел на меня оценивающе – стоит ли доверять мне это знание – и, пожевав губами, пригласил меня пройти. Там находился некий прибор, подобие весов с четырьмя, что ли, колбочками; в каждой что-то происходило – и все это через сложное переплетение проводов было подключено к компьютеру, монитор выдавал осциллографию. – Это медь, ртуть, олово и свинец. Мой инструмент генерирует кривые, которые отражают изменения гравитационного поля. Каждый металл испытывает на себе действие соответствующей планеты. Ртуть – Меркурий, свинец – Сатурн… Я измеряю гравитацию. – Но ведь… Я немножко помнил – в пределах школьного курса – физику. – А зачем ее измерять? Зачем? – Он завороженно наблюдал за своими кривыми, как аквариумист за рыбками. – Затем, что гравитация – непостоянна.
