Петр Хомяков - Свои и чужие
Многие рабы погибли, ибо империя своих рабов не жалела. С тех давних времён в русском языке сохранилось слово «губить», означающее «уничтожать». Губить – это подцеплять пленников за губы бронзовым крючком. Как рыбу. И таким образом гнать в неволю. Изображения соответствующих сцен можно найти в древних изображениях, которые официальная история относит к временам Ассирии и Вавилона.
И только у славян в момент испуга рука непроизвольно стремится прикрыть рот, вернее губы. Это въевшийся в кровь страх перед подцепле-нием на бронзовый крюк. После чего должно следовать рабство и весьма вероятное уничтожение. «Погубление».
Разумеется, не все белые рабы были погублены. Часть выжила и разбавила чистой кровью белых людей генофонд имперской метрополии.
Так юг Русской равнины и его население стали первой действительно масштабной жертвой первого имперского монстра.
Теперь подведём итоги нашего краткого геополитического обзора событий окончательного становления первой империи.
Политический и религиозный центр империи находился в Египте, центры сельскохозяйственного производства – в Египте и Месопотамии, центры кораблестроения – в Ливане и на Балканах, центры добычи руды и производства бронзы – в Армении, на Кипре и на Балканах, центр работорговли – в Причерноморье.
Где же должен был быть главный город такой империи?
Только в одном месте. В геометрическом центре всех упомянутых территорий в совокупности. Этот центр находится в районе нынешнего Стамбула, прежнего Константинополя, либо древней Трои. В сущности, все это одно и то же место. Очень удобное с точки зрения товарообмена как по морским путям, так и по сухопутным дорогам.
Мы не будем здесь втягиваться в оживившуюся сейчас дискуссию, где же была реальная Троя. Дискуссию, вроде бы окончательно законченную в своё время Шлиманом, но вновь активизировавшуюся ныне. С геополитической точки зрения плюс-минус несколько десятков километров ничего не значат. И с такой степенью приближения можно утверждать, что легендарный Иллион, который во время Троянской войны кинулись защищать все провинции Восточного Средиземноморья и Малой Азии, был где-то в районе нынешнего Стамбула, действительно был одним из важнейших центров Империи.
Вероятно, этот центр реального управления империей рано или поздно стал политическим центром. И долгое время оставался там. Империя меняла название, меняла этнический состав элиты, меняла государственный язык. Но центр её был неизменен.
Именно в эти места свозились "богатства со всего света". Богатства легендарной Трои поражали воображение героев Иллиады. А о богатствах столицы Византии говорилось в своё время, что "все сокровища мира разделены напополам; половина их лежит в Константинополе, а другая половина рассеяна по всему остальному свету".
Но, восхищаясь "достижениями империи", русский человек никогда не должен забывать о том, что эта людоедская гадина долгое время питалась кровью соотечественников наших предков, что могущество этой "не совсем белой" империи прирастало белыми рабами.
И не забывать того, где отливался тот бронзовый топор, который столетиями нависал над русским югом.
И на каком языке говорили работорговцы.
Впрочем, об этом потом. А пока взглянем на то, какими стереотипами одарила первая империя остальной мир, помимо «подарка» в виде государственной машины.
4. Теория гегемонии. Религиозные поиски. Театр, секс, кайф. Современное продолжение темы
Очень многие исследователи устройства общества уделяют повышенное внимание насилию как основному механизму формирования государства. Мы тоже в предыдущих главах своей книги часто приводили примеры государственного насилия. Более того, мы утверждаем, что изначально государство сформировалось как чисто насильственная, людоедская структура.
Однако одно дело сформироваться, а другое дело сохраниться. Голое насилие в итоге оказывается бесперспективным. Да и условия для его применения в чистом виде встречаются довольно редко. Это долина Нила, окружённая со всех сторон пустыней, морем и дикими лесами, населёнными чёрными людоедами, являла собой идеальный, самой природой созданный концлагерь.
Других таких мест на земле, к счастью, не так уж много.
И многие исследователи, склонные к вдумчивой реконструкции исторических реалий, часто задавались следующим вопросом. То, что однажды произошло в долине Нила, затем, пусть и в ослабленном варианте, но распространилось в другие места. Там складывались схожие системы рабовладельческого хозяйства.
Ладно, пусть все классические рабовладельческие земледельческие цивилизации и государства складывались в чём-то аналогичных Египту условиях, т. е. в долинах тропических рек, протекавших среди пустынь и полупустынь. Но потом-то они тоже «расползались» на окрестные территории.
И что же мешало людям бежать уже за пределами– "естественного концлагеря" на вновь присоединённых к империи землях? Почему 100 человек с мотыгами, т. е. палками с металлическими наконечниками, слушаются одного с копьём, т. е. такой же палкой с почти таким же наконечником? Пусть этот наконечник острее, а палка длиннее. Но ведь рабов сто, а надсмотрщик один.
Это самая упрощённая и намеренно обострённая постановка вопроса. Но, как оказалось, в более развитых обществах в более сложных ситуациях, если рассмотреть их внимательно, по большей части растут шансы не надсмотрщика, а невольника.
Но невольники не бегут. Вернее, бегут, но гораздо меньше, чем могли бы.
Когда же в последние десятилетия стали появляться исследования по математическому моделированию поведения больших систем, то были получены вообще сенсационные выводы. Представим себе ситуацию. По улице бежит преступник, за ним гонится полицейский.
Вариант номер один. Прохожие помогают полицейскому.
Вариант номер два. Прохожие индифферентны.
Вариант номер три. Прохожие исподтишка мешают полицейскому.
Сколько надо полицейских в каждой ситуации, чтобы поймать одного преступника при прочих равных условиях. Оказалось, что во второй ситуации их надо приблизительно в 10 раз больше, чем в первой, а в третьей приблизительно в 10 раз больше, чем во второй, или в сто раз больше, чем в первой.
Курьёзно, но многие наши соотечественники возмущаются тем, что жители США в массе своей активно помогают своей полиции. Да, стукачей в России не любят. А что, самих полицаев разве любят?
Но в Нью-Йорке в начале 1980-х годов было чуть больше 30 тысяч полицейских, а в это же время в Москве, где население было чуть меньше, чем в Нью-Йорке, – 200 тысяч милиционеров. Вот вам почти десятикратная разница. А если взять на душу населения, то точно десятикратная.
В нынешней Москве число правоохранителей возросло по сравнению с советскими временами многократно. Но отношение населения к ним ухудшалось опережающими темпами. И эффективность их работы практически нулевая. Это полностью соответствует теории.
Ибо, как показывают исследования, после определённого предела враждебности населения к правоохранителям, бороться с преступностью невозможно в принципе. Раскрытие преступлений будет чисто случайным фактом. А попытки увеличить число полицейских просто упрутся в физические ограничения этого процесса. К чему, похоже, нынешняя Россия уже пришла. Впрочем, это тема для отдельного обсуждения.
Этот пример – только одна, причём не самая важная иллюстрация того, что нельзя осуществлять государственное управление голым насилием, сколь бы очевидным не казалось то, что государство – это в первую очередь насильник.
В популяционной биологии есть правило, что самый свирепый и результативный хищник, самый вирулентный и живучий микроорганизм, самый плодовитый и ядовитый паразит не выживают. Они уничтожают популяцию своей жертвы, а потом гибнут сами "от бескормицы".
Государство было изначально людоедом и только людоедом. Не раз становилось оно людоедом и потом, в разное время и в разных местах. Но если бы оно осталось только людоедом, оно бы скоро сдохло, как некая "суперчума", уничтожив перед этим всех, кого оно осчастливило своим существованием.
Все эти проблемы наиболее полно и комплексно первым поставил и изучил А. Грамши в своих знаменитых "Тюремных тетрадях". Грамши сформулировал в них т. н. "теорию гегемонии". Согласно этой теории, государство не может длительное время существовать, если большинство его подданных это государство отвергают.
При этом отнюдь не надо "идти на баррикады". Можно просто не помогать этому государству, рассматривать его как бедствие. Или конкретно, как в нашем примере с преступником и полицейским, слегка толкнуть бегущего полицейского, а не преступника.
Это массовое отторжение, это массовое отсутствие поддержки скажется довольно быстро. А активных врагов у любого режима всегда достаточно, чтобы свалить его, когда он сгниёт сам. Впрочем, не только персонифицированных врагов. Есть ведь и природно обусловленные вызовы, и случайное стечение обстоятельств, которые по отдельности даже и вызовами не являются.
