Флотская Юность - Александр Витальевич Лоза
Мы расположились за столиком и сделали заказ. Вокруг стояли столы, на которых на маленьких флагштоках красовались разноцветные флажки иностранных держав. Это веселило и радовало глаз. Заиграла музыка. Несколько раз меня толкнул какой-то мужик, бойко приглашавший на танец то одну, то другую даму. Мне это надоело, и я сделал ему замечание. Вместо того чтобы извиниться, он навис над нашим столиком и замахнулся на меня.
Моя рука взметнулась сама. Распрямившись телом, я дал ему снизу в подбородок! Этот резкий удар снизу вверх, с упором на правую ногу, сшиб его, за ним повалились столики с флажками, раздались ругань и крики… Обстановка обострялась тем, что я был в форме, а это верное дело загреметь в комендатуру и — прощай отпуск.
— Уходим, — крикнул Шеф, понимая, что в каждом интуристовском ресторане есть сотрудник особого отдела — «мохнатое ухо», как их называли в народе, и потащил меня за собой. Швейцары, знакомые Шефа, уже подогнали такси, мы быстро нырнули в машину, и водитель ударил по газам…
Так печально закончился хорошо начинавшийся вечер…
Нужно отметить, что в этой ситуации отлично сработали швейцары, как правило, отставники не ниже подполковника. Они оперативно вызвали такси, придержали закрытыми входные двери ресторана, пока организовали нашу посадку. Не зря Шеф периодически угощал их коньячком в «Щели», как в просторечии называли небольшой буфет, вход в который располагался прямо с улицы, минуя главный вход в гостиницу. Официального названия буфет не имел, зато имел постоянную клиентуру — работников городского исполкома, расположенного напротив, военных в высоких чинах, лиц в штатском, о роде занятий которых можно было только догадываться, не боясь ошибиться.
Буфет был узким, но не тесным. По обеим сторонам от входа располагались две стойки, на которые можно было поставить стакан и положить бутерброд на блюдечке. В меню — великолепный армянский коньяк, кубинский сок манго, бутерброды с красной и белой рыбой ценных пород.
В то время, это было очень популярное место, куда заглядывали весьма приличные люди, чтобы насладиться рюмкой отличного напитка с изысканной закуской.
Но отпуск продолжался…
На этот раз мы с Шефом, благодаря его связям с руководством отеля, были приглашены в интуристовский отель «Пулковский». Опять интуристовский! Этот отель был самым новым в городе. Нас уже ждали. Мы спустились в цокольный этаж и ахнули: огромная гладь бассейна, подсвеченного голубым светом, расстилалась перед нами. Слева сверкал и переливался огнями бар, уставленный бутылками виски и коньяков, названий которых я даже не слышал.
Раздевшись, мы прошли в финскую сауну. У нас на Севере в плавказарме была сауна, но эта, отделанная ценным деревом с оригинальными светильникам, поразила меня.
Как только я вошел в сауну, меня сразу охватил жар. Шеф уже нагнал температуру. Впрочем, внизу, на первых ступеньках полка было еще вполне комфортно. Настоящий адский зной царил на верхнем полке. Шеф, красный как вареный рак, исходя потом, томился наверху.
…Сил терпеть уже не было. Я рванул из сауны и бултыхнулся в находящуюся рядом «прорубь» — небольшой круглой формы бассейн с водой градусов 8–10. На мгновение мне показалось, что сердце остановилось, кровообращение замерло, потом кровь прихлынула и, не помню как, я выскочил из воды, приходя в себя от жуткого перепада температур. Организм как будто встряхнуло. Потом мы медленно, в «кайф», плавали с Шефом одни в огромном бассейне с голубой водой, изредка выходя из воды, чтобы в баре, у кромки бассейна, взять по бокалу немецкого пива.
Отпуск продолжался…
…И вот я снова на Севере.
За окном слышался стук дождя. «Сегодня воскресенье — имею право поваляться», — подумал я, проснувшись от этого шума. Посмотрел на часы — десять часов утра, можно еще поспать часок. Наконец, нехотя встал и подошел к окну, за которым серел рассвет. По стеклам бежали струйки дождя, расчерчивая стекло косыми линиями, — это ветер соединял усилия с каплями. «Выходной — какое замечательное слово! Ничего не нужно делать, никуда не надо спешить. Блаженство!»
Я снял с полки книгу и снова завалился в постель. Есть грех — люблю поваляться в постели и почитать…
Осенью в столице во Дворце Съездов торжественно отметили 60-летие Всесоюзного ленинского коммунистического союза молодежи. Я тоже был комсомольцем, правда переростком, потому что на следующий год должен был по возрасту выйти и комсомола.
Замполит уже несколько раз подходил ко мне с предложением о вступлении кандидатом в члены партии. Я отвечал, что подумаю.
Над сопками пролетали птичьи стаи, все говорило о скорой зиме. Как всегда, в Городок зима пришла внезапно, в один день. Ночью пошел сильный снег. Он падал крупными влажными хлопьями. Снег валил и валил. Улицы Городка присыпало свежим снегом, он преобразился и похорошел. В бухте, у пирсов, белели огромные туши запорошенных снегом атомоходов и засыпанные снегом верхние вахтенные одиноко маячили у сходен.
К вечеру следующего дня погода ухудшилась. Ветер гнал низко над сопками фиолетовые тучи, рвал пелену с гребней волн в заливе. Началась пурга. Возвращаясь домой, я еле шел, наклонившись вперед, преодолевая напор ураганного ветра, в лицо бил колючий снег с ветром «мордотык», ботинки утопали в рыхлом снегу. Огни базы уже исчезли в снежной круговерти, а огней Городка еще не было видно. Вместо 30 минут спокойного хода я брел в пургу до Городка час с лишним. По дороге сдирал с лица корку снега со льдом.
Наконец я дома. Поставил под батарею сушиться ботинки. Шинель повесил на кухне, чтобы быстрее обсохла. Горячий крепчайший чай согрел меня и привел в чувство.
В такую пургу Городок становился отрезанным от внешнего мира. Рейсовые автобусы в столицу Севера отменяли. Отдельным легковым машинам тоже выезд был запрещен. Организовывался караван: впереди мощный снегоочиститель на базе ЗИЛа, потом автобус и другие машины, сзади мощный тягач, чтобы при необходимости вытаскивать из кювета съехавшие туда машины.
Вот так и добирались на Большую землю. Север есть Север.
Год уходящий запомнился полетами в космос, с небольшими интервалами сразу трех международных экипажей по программе «Интеркосмос» и замечательным фильмом «Служебный роман». Конец 1970-х — это тихое, уютное время. Газетные заголовки однообразные и оптимистичные — «Дружбе крепнуть!», «Даешь БАМ!», «Миру мир!».
На конкурсе «Песня года — 1978» лучшие и самые популярные песни: «Любовь, комсомол и весна» в исполнении Льва Лещенко, «Песня первоклассника» — Аллы Пугачевой, «Обычная история» — Софии Ротару.
Вот и новый, 1979, год.
В эту новогоднюю ночь, сидя в гостях, за накрытым праздничным столом, я мысленно прокручивал
