Книжка-подушка - Александр Павлович Тимофеевский
Меня спрашивают, что значит «сырихи» – я называю так нынешних политических пропагандистов.
Само слово – из московского жаргона былых времен – возникло в пятидесятые годы: поклонницы оперного певца Лемешева, жившего в начале улицы Горького (Тверской), часами сторожили его выход из квартиры – летом, осенью, зимой, всегда – и, окоченев, забегали по соседству в магазин «Сыр» погреться. Свои сырихи, вплоть до перестройки, были у многих популярных артистов обоего пола: стайка девушек, дежурившая с цветами у подъезда, где жил кумир, или у служебного входа его театра, часами стоявшая, мявшая целлофан, переминаясь с каблука на каблук, и все ради того мига, когда артист выйдет и можно будет ему всучить букет в обмен на автограф или вполне безвозмездно. Выход артиста оглашался счастливым визгом, они обступали его толпой и с дикими криками и леденящими душу воплями мчались за ним до машины, куда несчастный, наконец, протискивался, избавляясь от этого кошмара.
Сырихи – это безумная, безответная, бессмысленная и очень визгливая любовь.
Сырихами были в основном девы – юные, но не только, встречались и молодые люди, и не очень молодые, были и сырихи-ветеранши. У них возникали свои обиды, свои счеты, свои отношения с кумиром, хотя они не сказали с ним и двух слов, и у них была очень четкая иерархия внутри, как в любой стае. Мне было совсем мало лет, когда я подружился с одним артистом, тоже не старым, но уже обзаведшимся сырихами, которого иногда ждал после спектакля у служебного входа, чтобы дальше идти кутить. Сырихи сразу поняли, что я к Нему причастен, и смотрели на меня со смесью восхищения и злобы. Одна из них, как сейчас помню, отделилась от толпы, подошла ко мне, держащемуся на безопасном расстоянии, и, по-мужски протянув руку, сказала: «Будем знакомы. Я – Инна, Цветок в пыли. Запомни, малыш: я тут в почете. Я не поссать вышла. Я еще за Лемешевым ходила». Было ей, наверное, лет 45, мне казалось, она из палеозоя.
С начала девяностых годов я о сырихах не слышал. Жизнь пошла тяжкая, театр запылился, кино перестали снимать: какие тут цветы, кому поклонники. И вообще много разных появилось интересов и любовей. Они сменяли друг друга, порой молниеносно. Вчера еще политический журналист носился с Гайдаром, а сегодня он, глядь, уже с Гусинским, с Березовским, с Лужковым, с Лебедем, с Путиным. И всякий раз это страсть, всякий раз крик. Дуня Смирнова не сдержалась как-то и спросила, ласково, впрочем: «Мишка, ты кого хочешь от Путина, мальчика или девочку?»
Природа не терпит пустоты – отпав от артистов, сырихи припали к политикам, поменяв по дороге пол и возраст, но это мелкие детали. Преимущественно мужчины, преимущественно немолодые, политические сырихи бывают и либеральными, и патриотическими. Либеральные сырихи недавно ходили за Навальным, патриотические – сейчас ходят за Стрелковым. И молятся на кумира, иногда вдруг проклиная его, сводя с ним счеты, и снова молятся, и визгливо славят, и постят в фейсбуке его фоточки – Игорь Иванович в шинели, Игорь Иванович с думой о Родине, Игорь Иванович смотрит вдаль – и пишут изо дня в день, и стучат по клавишам каблуками, и мнут слипшиеся в целлофане слова.
30 июляЭта война в буквальном смысле съедает в людях мозг, уничтожает душу. Испаряются все профессиональные навыки, умение думать и писать. Но это ладно. Происходит какое-то оглушительное оскотинивание, я такого прежде никогда не видел. И все это под дружное хрюканье: нас большинство, нас много. Конечно, «чума на оба ваши дома» – самая вялая и бескрылая позиция. Но что поделать, если тут кровавые робингуды, прискакавшие на Донбасс из октября 1993 года, а там киевская АТО, которая никак не может с ними справиться, зато утюжит почем зря стариков и детей. Каждый раз, когда я такое пишу, в меня летят говна куски с обеих сторон, не желающих поверить, что они могут быть одинаково отвратительны. Но утешусь тем, что я никого не звал воевать, ни прямо, ни косвенно, а значит, ни один дурак, вдохновленный моей писаниной, не бросил близких, чтоб землю в Гренаде крестьянам отдать, и гроб с ним, пришедший на родину, не на моей совести. У вялости и бескрылости есть свои преимущества, согласитесь.
1 августаПушкин пишет, что для «любовных приключений наши зимние ночи слишком холодны, а летние слишком светлы». Раньше они были к тому же слишком душны, чтобы мучить в объятиях друг друга. А теперь включаешь кондиционер на холод, и можно разметаться в своей большой, в своей пустой постели. И думаешь, зевая: как бы завтра не расчихаться. Чихание, говорят, вид оргазма.
10 августаЕздил в Солнышково к себе на дачу, где сейчас живут Андрюшины родители; мать, прихватив собаку, бежала из Горловки, с трудом выехала, сложно добиралась, через Запорожье, уже все слава богу, но, рассказывая об этом, она все время плачет: их бомбили, чудом выбрались из пожарищ, волонтеры не хотели брать собаку, а она не могла ее бросить. Собака безмятежная, счастливая, играет со мной в мячик; тишина, сонная жара, белка застыла на сосне, над участком низко пролетает самолет, учебный, что ли? Заслышав гул, собака опрометью кидается в дом и сидит там, забившись под диваном, – все мои попытки вытащить ее с помощью мячика теперь напрасны: знаем мы, как АТО в мячик играет.
10 августаСделал зарисовку про собаку с Донбасса, которая на подмосковной даче, заслышав гул самолета, забралась от страха под диван. Получил такие комментарии:
«Не было б АТО, была бы благодать?»
«Ну зачем вы так? Вы можете предложить какой-то другой способ выкурить вооруженных российских наемников, с теми же Градами?»
«Все правильно. Но где же возмущение по поводу тех (того), кто длит эту безумную бойню? Не прослеживается».
«Есть, мягко говоря, некоторая нечестность в упоминании только одной вооруженной стороны».
«И не просто упоминание двух вооруженных сторон, но называние агрессора, того, кто первый начал, кто вторгся на чужую территорию, а теперь виноват оказывается хозяин,
