Ближний бой. ЦРУ против СССР - Киркпатрик Лаймен
После этого я распрощался с послом. К сожалению, я больше не встречался с послом Смитом на кубинской земле, а увиделся с ним в следующий раз только через два месяца, в ноябре на ленче в Вашингтоне. Это был период, когда все отчаянно старались что-то предпринять для спасения Кубы. Не уверен, что еще одна встреча с послом в Гаване могла бы что-либо дать. Покидая Кубу, я был как никогда убежден, что дни правительства Батисты сочтены.
Покинув кабинет посла Смита, я отправился по подразделениям посольства, чтобы выяснить их мнение. Побывал я в политическом отделе, у военных атташе, у чиновника по общественным отношениям (ЮСИА), у атташе по правовым вопросам (ФБР) и у многих других. В основном мне рассказывали то же самое, что я уже услышал вечером по приезде: правительство утратило связь с народом, его власть висит на волоске и спасти его может только чудо; как только армия начнет колебаться, все рухнет.
У меня были две особенно памятные встречи, о которых мне хочется упомянуть. Решив не привлекать к себе внимания, я не хотел посещать здания БРАК. Опубликованная в прошлом году фотография, на которой я был изображен вместе с Батистой, и без того достаточно привлекла ко мне внимание, тем более что мою каталку невозможно было замаскировать. Поэтому мы попросили полковника Мариано Пагета, шефа БРАК, прийти в посольство. Он тесно сотрудничал с нами, проявлял готовность сообщать интересовавшие нас факты и явно был обеспокоен создавшейся ситуацией. Я был восхищен его интерпретированием событий и тем тактом, с каким он изложил факты, не проявляя при этом ни малейшей нелояльности к режиму. Когда я сказал, что обеспокоен поступающими сведениями о жестокостях, творимых в его организации, он жестом изобразил отчаяние. На мой вопрос, не поможет ли наш протест, направленный министру Сантьяго Рею в расчете на то, что он дойдет до Батисты, он немедленно дал утвердительный ответ. Мы так и поступили. Записка, которую я передал Сантьяго Рею, была сформулирована в довольно резких выражениях.
Вторая встреча поначалу пугала меня. Мне сказали, что один важный человек настаивает на встрече со мной в отеле и что очень важно, чтобы я встретился с ним, выслушал его и подробно его расспросил. Я спросил совета у Джона Топпинга, весьма способного политического советника из посольства, опытного дипломатического работника, и он настоятельно рекомендовал мне встретиться с этим человеком.
Мой гость прибыл в номер поздно вечером. Это был известный специалист из Гаваны, который никогда ранее не занимался политикой и обладал безупречной репутацией честного и порядочного человека. Он во всем разочаровался и присоединился к «Движению 26 июля». Теперь он являлся одним из руководителей «Движения» в Гаване. Задержи его полиция Батисты, и он был бы обречен.
Мы предложили ему выпить. Он отказался, сказав, что не пьет. Курил же он почти беспрерывно, рассказывая о политической обстановке на Кубе битых два часа. Позже он почти час отвечал на мои вопросы. Я вздохнул с облегчением, когда он ушел, и был рад, что его не выследили во время встречи с нами. Его вообще не удалось выследить полиции Батисты!
Когда этот человек ушел, я послал телеграмму в Вашингтон, вызвавшую довольно сильную реакцию в Управлении. Как выяснилось позже, эта реакция все же не была достаточной. В этой телеграмме я дал, вероятно, самый точный прогноз за всю свою практику. По понятным причинам я не имею права цитировать текст телеграммы. В ней давался детальный анализ обстановки на Кубе и говорилось, что в армии уже начался процесс разложения, что Батиста вряд ли удержится до конца года (он бежал с Кубы 31 декабря).
Помню, что мы на автомобиле ездили в Варадеро на уикенд. В течение этих двух дней стояла изумительная погода, и совесть меня совершенно не мучила; я считал, что заслужил отдых.
Незадолго до моего приезда на Кубу произошел случай, иллюстрирующий, в каких исключительно трудных обстоятельствах работало американское посольство в Гаване. Непрерывное сокращение американской военной помощи правительству Батисты вело к тому, что в президентском дворце послу США оказывали все более холодный прием. По мере активизации террористической деятельности повстанцев усиливалось чувство недовольства местного правительства американцами, поддерживавшими кое-какие связи с людьми, подозреваемыми в сочувствии «Движению 26 июля». Это недовольство достигло критической точки. Пока еще местное правительство сотрудничало с ЦРУ и, очевидно, принимало помощь, но нельзя было исключать возможность того, что в один прекрасный момент оно может нанести чувствительный удар, прервав сотрудничество, если сочтет, что таким путем может добиться уступок со стороны Соединенных Штатов.
Все это создавало дополнительные трудности для ведения разведывательной работы в Гаване. К сожалению, представление о разведывательной работе слишком часто складывается под воздействием приключенческой литературы, расходящейся в миллионах экземпляров. Немногие понимают, с какими предосторожностями необходимо действовать за границей, где любой промах, а подчас и чрезмерное рвение могут породить самые различные неприятности, нежелательные инциденты и даже высылку из страны пребывания. В условиях повышенной чувствительности посла к установлению контактов его сотрудников с оппозицией, а также готовности правительства создать инцидент из самого безобидного контакта приходилось с величайшей осторожностью оценивать и взвешивать каждый шаг. А ведь не проходило дня, чтобы несколько неизвестных нам кубинцев не пытались установить связь с посольством, чтобы рассказать о творимом терроре, выразить свое оппозиционное отношение к правительству, добиться поддержки со стороны Соединенных Штатов. Делалось все возможное для проверки информации и людей, поставлявших важную информацию, ибо приходилось постоянно помнить о том, что человек, изображающий из себя сторонника оппозиции, может оказаться агентом-провокатором, подосланным правительством для получения у американцев таких обещаний, которые затем можно будет использовать против американцев же.
Однажды, тщательно проверив источники поступления настоятельных просьб о встрече и установив, что встреча имеет важное значение, один из руководящих работников местного отделения ЦРУ отправился на свидание с тремя участниками «Движения 26 июля», которое должно было состояться в приемной у врача. Место встречи, видимо, находилось под наблюдением, так как буквально тут же прибыли сотрудники военной разведки Батисты и арестовали всех присутствующих. Американца отпустили, но кубинское правительство немедленно сообщило, что он будет объявлен персоной нон грата. Этого, правда, не случилось. Видный государственный чиновник, друг этого американца, посоветовал, чтобы посольство между прочим поинтересовалось в кубинском министерстве иностранных дел, почему определенный самолет (чиновник был настолько любезен, что даже сообщил номер самолета) используется для незаконных перевозок оружия с Флориды на Кубу. Правительство быстро пошло на попятную, ни о какой высылке этого американца с Кубы больше не было и речи, а чтобы у него не осталось никаких неприятных ассоциаций в связи с инцидентом, в его честь был даже дан обед.
Я до сих пор не могу понять, почему посол Смит запомнил этот случай. Видимо, он не отдавал себе отчета в том, что этот американец выполнял свой служебный долг и действовал в интересах Соединенных Штатов. Смит впоследствии, давая показания на заседании сенатской подкомиссии по вопросам внутренней безопасности, сказал, что он считал этого человека сторонником Кастро. Как мог Смит, когда-то увлекавшийся в колледже боксом, не понять, что описание данного случая в книге — это своего рода удар ниже пояса, ибо упомянутый человек не мог даже ответить, не поставив под угрозу свою карьеру в разведке. Правда, он собирался подать на посла в суд.
Вернувшись в Вашингтон после поездки по всему району Карибского моря, я узнал, что телеграмма, отправленная мной из Гаваны, вызвала глубокие разногласия в Управлении. Подразделение, занимающееся информационной работой, хотело выпустить эту телеграмму в виде доклада, но представители оперативных подразделений возразили, утверждая, что это будет противоречить установившейся системе публикации сообщений, поступавших только от агентов. Я считал и считаю сейчас, что такой подход — подход бюрократический. Телеграмму можно было выпустить в виде специального меморандума, содержавшего в себе сообщение, полученное от квалифицированного наблюдателя, побывавшего на месте. Следует иметь также в виду, что это сообщение явилось результатом широкого обмена мнениями, продолжавшегося в течение нескольких дней. Подобное сообщение может зачастую содержать сведения, отсутствующие в регулярных докладах агентов. К счастью, в последние годы эти строгости уменьшились, и Управление начинает шире использовать доклады работников своего административного аппарата.
