Как крестьян делали отсталыми: Сельскохозяйственные кооперативы и аграрный вопрос в России 1861–1914 - Коцонис Янни
Этим объясняется особое значение еще одного устойчивого вклада, который внесла эта школа в изучение крестьянства, — концепции «крестьянства как специфической категории» общества и экономики, как особого слоя населения, невосприимчивого к «законам» и «рациональным» подходам, обычно применяемым к другим общественным категориям и группам. Такой исходный тезис вполне сочетался с традициями сословной системы. До 1905 г. среди образованных слоев русского общества был распространен категорический антикапитализм, однако отрицательное отношение к капитализму и сходным типам экономических систем со временем смягчилось, и в некоторых случаях он даже стал считаться приемлемым для развития городов и промышленности. Но тот же строй сразу же резко отвергался, как только он появлялся в деревне, в практике самих крестьян, поскольку они считались не готовыми нести обязательства и принимать на себя риски, свойственные этой социально-экономической системе[243].
Нести идею перемен в массы — обычная задача для образованной элиты любой страны. Профессионалы чуть ли не всех стран Европы, Азии и обеих Америк в рассматриваемый период активно распространяли разумные экономические и технические новшества, причем одновременно они предполагали проводить социальное переустройство посредством огромного числа учреждений и успевали обсуждать условия предстоящих изменений с обширными группами населения. Нередко профессионалы-практики полностью пересматривали свои первоначальные взгляды и намерения в процессе прямого общения с другими социальными группами, усердно пытаясь перевести свое кредо на «язык» последних[244]. Но в случае с Россией той эпохи поражает именно отсутствие подобного рода обсуждений и компромиссов — считалось заранее доказанным, что крестьяне не способны сами формулировать свои интересы, и это мешало признать легитимность любого их действия. Элита русского общества была далека от того, чтобы использовать кооперативы для вовлечения или мобилизации крестьян в формирование той общей картины будущего, в котором те могли бы участвовать как активные действующие лица на вполне законных основаниях. Вместо этого кооперативы предстали в виде средства в очередной раз реорганизовать крестьянское общество, только теперь — посредством авторитета профессионалов[245].
1. Возврат к теории tabula rasa: наука и агрономия после 1905 г.[246]
Нужда в агрономах, готовых и стремящихся к активному взаимодействию с крестьянами, изменила социальную структуру сельскохозяйственных училищ всех типов и профессии в целом. Агрономия определенно не стала привилегированным занятием, но она также не стала и крестьянским делом. Училища расширили набор с нескольких сотен студентов в 1906 г. до приблизительно 20 тыс. в 1914 г., а число работающих агрономов-профессионалов за тот же период выросло с 500 до 10 тыс. человек[247]. Высшее агрономическое образование старого типа (то есть дворянские учреждения, обучавшие помещиков и их управляющих правильно распоряжаться своими и чужими поместьями) превратилось преимущественно в разночинские училища для местных специалистов-практиков, готовых взаимодействовать с крестьянами-землепашцами. Если в 1896 г. крупный земельный магнат Ф.В. Шлиппе демонстративно покинул Московский университет и перешел в Московский сельскохозяйственный институт (бывшая Петровская земледельческая и лесная академия), где было «меньше пролетариата», то в 1914 г. уже и там потомственные дворяне составляли явное меньшинство (12 % от общего числа слушателей). Однако эти изменения не привели к большому наплыву в данные учреждения крестьян. Квоты для студентов-дворян были сняты, но допуск недворянам был разрешен лишь при условии окончания среднего учебного заведения, а плата за обучение составляла 400 руб. в год, хотя и имелось ограниченное количество весьма скромных стипендий. В этих условиях большинство студентов было из городских слоев — дети купцов, ремесленников и почетных граждан. Крестьяне продолжали оставаться количественно наименьшей группой во всех девяти учреждениях высшего агрономического образования: их доля никогда не превышала 1/4 от общего числа студентов. Если же вести подсчет в зависимости от рода занятий родителей, то число действительно крестьянских детей было в данных учебных заведениях и того меньше[248].
Училища более высокого уровня готовили «ученых агрономов первого разряда», которые смело могли писать звание «агроном» перед своими фамилиями, и мелиораторов, имевших право носить звание «гидротехник». Эти выпускники обладали достаточными правами, чтобы определять суть и способы возможного применения своей профессии, и таким образом представлять ее остальному миру неспециалистов. Они немедленно были включены в табель о рангах и, в зависимости от собственного желания, принимались на государственную службу. В качестве государственных и земских служащих они гарантированно обеспечивались довольно высоким жалованьем в качестве земского агронома или кооператора — 1800 руб. в год (большинство остальных категорий земских служащих получало несколько сотен в год). Агрономы были весьма востребованы и предпочитали работать непосредственно в столицах или рядом с ними, распоряжаясь немалыми средствами и ощутимо влияя на политику в качестве служащих или консультантов министерств, земств или больших сельскохозяйственных обществ. Это были те самые авторы, которые активно печатались в специализированных профессиональных и технических журналах, преобладали в составах их редколлегий, неустанно писали монографии, учебные руководства и ежегодные отчеты для земств и министерств, но не упускали из виду и популярные журналы, выступая там в качестве защитников своей профессии. Кроме того, они организовывали кооперативные и собственные профессиональные съезды и конференции и чаще других приглашались на таковые. Профессиональное объединение агрономов снабжало преподавателями общероссийскую сеть сельскохозяйственных и агрономических училищ, экономические факультеты университетов и кафедры кооперативного дела в народных (негосударственных) университетах и политехнических училищах; нередко одни и те же люди преподавали в нескольких учебных заведениях одновременно[249].
Таким образом, с предсказуемой регулярностью одни и те же имена появлялись в оглавлениях различных изданий, составах редакционных коллегий, комитетах по организации конференций и т. п. Вполне естественно, что это привело к появлению упреков в «кружковщине», выдвинутых со стороны выпускников низших агрономических школ. Речь шла о существенном преобладании в данной профессии небольшой, замкнутой группы ученых-агрономов, публично поддерживавших друг друга — как в печати, посредством активного взаимного цитирования, так и устно — и не стеснявшихся использовать для этого свое влияние в государственных учреждениях различного типа. В более чем четырехстах начальных и средних агрономических школах и училищах картина была иной. В 1914 г. от 1/3 до 2/3 от общего числа студентов этих учебных заведений принадлежало к крестьянскому сословию. Выпускники данных училищ, говоря словами ученых-агрономов, становились «вспомогательным персоналом» и «черными работниками»: «помощниками агрономов», «техниками», сельскохозяйственными бухгалтерами и счетоводами, а то и «сельскохозяйственными старостами». Низшие служащие жаловались через свои обособленные профессиональные организации, что им не доплачивают, их недооценивают, а государственные и земские наниматели редко помогают им делом и советом; в результате их увольняют как самоучек, не считая настоящими специалистами. Ученые-агрономы ответили проведением в печати жесткой линии против «фельдшеризма»[250], то есть против получения незаслуженного авторитета теми, кто не обладает «научной базой» и вообще роняет «престиж» агронома. Выпускники начальных школ отметили, что многие светочи агрономической науки (как, например, Чаянов) никогда не занимались практической полевой агрономией, а работающие на местах интеллектуалы этого профиля явно избегают физического труда. Агрономы-теоретики возразили, что для того, чтобы понять динамику социальных и экономических изменений, необходимо, чтобы именно «наука» управляла сельским хозяйством. Выпускники средних сельскохозяйственных училищ, в свою очередь, заявляли, что их заведения являются единственной альтернативой для тех молодых агрономов, кто не имеет денег и связей для поступления в училища более высокого уровня, а правительственные агрономы и научные журналы предлагали вовсе упразднить средние учебные заведения[251].
