Александр Проханов - За оградой Рублевки
В холле, среди каменных сфинксов, античных развалин, рухнувших коринфских капителей помещается множество ресторанчиков и кафе, уютных баров и кофеен, где вы полакомитесь греческой, кавказской, китайской кухней, ее сладкими приправами, пряными травами, горькими маринадами и соленьями. Тут же, у стойки бара, рассеянно и прелестно восседают девушки, в коротких юбках, со стройными ногами напоказ, с сияющими, лунного цвета обнаженными плечами, на которых нежно голубеет изысканная татуировка. Цветы и травы, как на заиндевелом окне. Фантастические драконы, как на карнизе буддийской пагоды. Средневековый рыцарский герб с глубокомысленным латинским изречением. То одну, то другую девушку приглашает какой-нибудь, одурманенный напитками гость. Японец с лицом цвета чайной заварки. Азербайджанец с голым черепом, синим, как очищенное крутое яйцо. Мощный, набухший в своем пиджаке малый с коротким боксерским ежиком. Девушка, как птица с ветки, снимается с высокого стула, и, не касаясь земли, ускользает вслед за купившим ее хозяином, – к лифту, в номера, где гостю будет дано узреть сокровенный рисунок, – бабочку на белоснежном бедре или цветочек на розовой ягодице.
Тут же, среди уютных закоулков, дубовых стоек, гончарных амфор с олимпийскими бегунами царит охрана – рослые, на подбор, молодцы в одинаковых малиновых пиджаках, с фирменными бирками и рациями, стальными глазами воинов, невозмутимыми лицами евнухов, стоящих на страже ханских гаремов. Среди служителей выделяется огромный негр с лакированным прекрасным лицом, видимо, из бывших делегатов комсомольского съезда. Остался здесь, подрос и мощно окреп, демонстрирует надклассовый, глобальный характер увеселительного заведения.
Но главное диво этих обширных апартаментов, разноцветное и сияющее, словно ночные радуги Севера, пленительное и ласкающее глаз, как подводный мир Красного моря, чарующее и завораживающее, будто цветомузыка Лас-Вегаса, – это игральные автоматы. Стоят повсюду, рядами, группами, мощными батареями. Окружены бриллиантовым сверканием, наполнены, как колбы, разноцветными растворами, переливаются, подобно магическим призмам. Перед каждым – кресло, и в кресле – очарованный седок с околдованным лицом, по которому бродят сполохи страстей, светотени сомнений, вспышки восторга и затмения ужаса. Подобно ядовитому и чудесному цветку болот, что питается легковерными насекомыми, летящими на бриллиантовые ядовитые капельки сока, игральный автомат манит к себе посетителя. Гипнотизирует, усаживает в кресло. И тот прилипает, окруженный разноцветными щупальцами, которые выпивают из него не просто деньги, но потаенные энергии жизни, оставляя от человека чахлый пустой хитин.
Москва, в правление незабвенного мэра Лужкова, превратилась в огромный ядовитый цветок, протянувший свои отравленные ненасытные щупальца ко всей остальной России. Среди умирающей, погасшей страны Москва полыхает всеми цветами радуги, красуется и пленяет, раскрывает один за другими свои перламутровые смертоносные лепестки. Несметные деньги, отобранные у России, малыми каплями, крохотными ручейками, бесчисленными речками, по могучими бурливыми потоками стекаются в Москву, образуя великую золотую реку, могучую, как Енисей или Нил. На берегу этой вселенской реки построен волшебный «Город Золотых Унитазов», куда переместился центр Москвы. Затмевая Кремль и священные соборы, высится идол – Золотой Телец, на котором восседает лысый и голый, с золотым черепом и золочеными крепкими семенниками Властитель Москвы. Царь миллиардеров. Император золотых вампиров.
На огромном торжище, в которое превратился некогда священный и благодатный город, продаются старинные особняки, нефтяные месторождения, части океанского побережья, русские провинции с населяющими их невольниками, безупречные политики, непревзойденные художники, бактериологическое и ядерное оружие, картины великих мастеров и надгробные камни с могил великих писателей, человеческие органы и мальчики для восточных услад. Здесь продаются бесчисленные наслаждения, утоляющие зрение, слух, ненасытный желудок, воспаленную гортань, неутомимый пах, множество мучительных похотей и извращений.
Среди этих сладострастных похотей азартная игра становится мистической литургией денег, жертвоприношением Золотому Тельцу, соединяя сокровенную природу извращенного человека с сокровенной сущностью денежного знака. Как верующий отправляется в храм на вечернюю молитву, так одурманенный страстью игрок тянется в игорный дом, к драгоценно-мерцающему автомату. Замирает перед волшебным ящиком, как перед языческим идолом. Пьянеет от его неслышной сладостной музыки, его магических переливов и сверканий. Приступает к игре, не нуждаясь в партнерах, свидетелях, один на один с лучезарной бездной. Отдается тайной страсти, неутолимой, как рукоблудие, глубинной, как исповедь грешника, преступной, как самоубийство.
Игральные автоматы, словно часовни беса, расставлены повсюду – в дорогих гостиницах и культурных центрах, в церквях и музеях, в детских садах и тюремных изоляторах. Они стоят на кладбищах и в крематориях, в зданиях Думы и Правительства. В кремлевском кабинете президент, отпуская от себя очередного еврейского банкира или американского генерала, садится за игральный автомат, подаренный ему директором Всемирного Банка. И никто, даже Патриарх всея Руси, не смеет прервать его страстную самозабвенную игру.
Когда самолет взлетает над Москвой в ночное небо, сверху город предстает огромным, сияющим, словно павлинье перо, игральным автоматом, усыпанным бриллиантовой пылью. Или обнаженной, танцующей в стриптиз-баре ночной красавицей, у которой чресла повиты тончайшими нитками жемчуга.
Этим волшебным островом игральных автоматов в бывшей комсомольской гостинице, куда приплывает в своем странствии Одиссей, забывая перед перламутровой электронной раковиной о разгромленной Трое, о ждущей его Пенелопе, о неурядицах на работе, о скверном начальнике, о недокормленных ребятишках, о гибнущем самолетостроении, о лжеце-президенте, о взрывах на Пушкинской площади, о недавней смерти отца, – этим заповедником грез и сладких обманов заправляют чеченцы. Их не увидишь среди ресторанных столиков и пленительных проституток, русская охрана расхаживает вдоль кегельбанов и рулеток. Лишь иногда сторонкой пройдет зоркий смуглолицый кавказец, к которому подобострастно подбежит начальник охраны, по виду, бывший офицер спецназа. Еще недавно гонялся в Аргунском ущелье за братом владельца игорного дома, подрывался на фугасах, вытаскивал на брезенте убитых товарищей, искал среди осенних гор ненавистного врага, мечтая увидеть его исстрелянное растерзанное тело в теплой минной воронке. Теперь же служит у чеченского властелина, открывая дверцу его «Мерседеса», охраняет невольничий рынок в центре Москвы, где продаются русские красавицы, – собственность чеченского тейпа.
Игорный бизнес Москвы расцвел, как нарядная яркая плесень на срубленном древе святого русского города. Сметливые чеченцы, пользуясь расположением мэра, вложили «черные» деньги, добытые на фальшивых «авизо», рэкете, нефтяной контрабанде, торговле заложниками, – направили эти деньги в игорные дома. Превратили былую столицу научных институтов, университетов, библиотек и стратегических центров в столицу игорного бизнеса, которому в его нынешней, респектабельной форме тайно сопутствует торговля наркотиками, человеческими органами, живым товаром, и экзотическими видами оружия. Среди них «сибирская язва» – самое нежное и милосердное.
Русские генералы упорно утюжат танками горы. Ищут в приборы ночного видения проклятых бородачей, провозгласивших независимость Ичкерии. Но каждый снаряд, разорвавшийся в Ведено или Шатое, выдавливает из Чечни беженцев, которые уходят из гор в русские города. Пополняют не столько бандформирования Басаева и Хаттаба, сколько чеченскую диаспору, захватывающую контроль над русской нефтью, золотом, железнодорожными перевозками, портами, администрацией населенных пунктов, министерством внутренних дел, эстрадным бизнесом, православной церковью, хранителями «русской идеи», ракетным производством и внешней политикой. Борьба за независимость Чечни есть способ выдавливать чеченцев из необустроенных гор в построенные Лужковым комфортабельные районы Москвы, точно так же, как угроза «русского фашизма» и вечный «еврейский вопрос» ловко питают эмиграцию евреев на палестинские земли.
Игральный автомат включает в себя элементы красочной приманки, как цветок, нуждающийся в насекомых-опылителях. Этой приманкой служит разукрашенный витраж, напоминающий женское полупрозрачное платье, где сквозь узоры, пронизанные солнцем, скользят едва различимые контуры прелестного тела. А также набор изображений, нарядных и привлекательных, как сочные переводные картинки. Эти картинки, составляющие тематические серии, размещены на скоростных барабанах, приводимых во вращение нажатием кнопки. Совпадение или несовпадение картинок обеспечивает игроку либо выигрыш, либо разорение. Среди обманной светомузыки размещен скромный, едва заметный ротик, жадно глотающий денежные купюры. Темная плотоядная щелка, куда трепетная рука подносит пятисотрублевую бумажку, и ротик, нащупав губками деньги, жадно проглатывает пищу. Автомат – прожорливый хищник, которого кормят с рук. В состоянии раздражения, он способен откусить кормильцу пальцы, как и случилось с Первым Президентом России, игравшем на голодных инстинктах алчной номенклатуры.
