Анна Лазарева - Блондинка вокруг света или I did it my way
В этом есть что-то есенинское. Какой смешной романтизм! Я перевожу стихи на английский и добавляю ещё абзац.
Your celestial demand I have to accomplishThis is my holy duty carry cup of the sunIn the excellent sky, there is plenty of beautyLet me go to him; get my place on the sun.
Высылаю ему. Он в слезливом восторге.
Я пою последний новогодний сет — и прощай, Таиланд… В Бангкоке мне придётся переночевать. Он резервирует на моё имя гостиницу с доставкой в аэропорт.
— Я так проявляю заботу. Я не хочу, чтобы ты опоздала на самолёт…
— Скажи мне, ты действительно такой идеальный или притворяешься? Таких людей не бывает. Я так боюсь проснуться!..
— Беби, ну, сколько ещё «почек» тебе нужно?
Самолёт Бангкок — Калькутта, наконец, несёт меня в ещё одну землю обетованную, не прошло и двух лет. Нужно как-то скоротать время до приезда моего любимого.
Калькутта — столица штата Западной Бенгалии, я здесь ещё не была. Опять масала чай, карри, корма, чатни и, специализация Калькутты, десерты из розовых лепестков.
В Калькутте зима. Днём ещё ничего, а вот ночью температура воздуха близка к нулю. Останавливаюсь в гесте (сокр. гестхаус, гостевой дом) без стёкол на окнах. Дают кровать с голым волосяным матрасом. Ночью я и двое канадцев, соседей по комнате, практически околеваем на своих серых лежанках. Мы обёртываемся всей одеждой, что у нас есть: мои длинные хиппи юбки, полотенца и саронги — всё идёт в ход. Наша комната смахивает на бомжатник-распределитель.
Наутро выясняется, что почти все гесты бэкпекерского уровня в Калькутте не имеют стёкол на окнах. Это говорит о том, что надолго я здесь не задержусь. Я теплолюбивое растение.
Но железнодорожные и даже авиакассы говорят другое: «Задержаться придётся. Билетов на Гоа нет и ещё долго не будет».
Калькутта — одно из очень немногих мест на планете, где всё ещё сохранилось загнивающее явление — пешеходный рикша. Босой измождённый индус тянет за собой тележку, гружённую двумя упитанными тётками с сумками и детьми. Это уж слишком преувеличенно выглядит, как апофеоз угнетения человека человеком. Это уже даже не велорикша…
Всё-таки беру такого рикшу. Два главных аргумента:
1. Я заплачу больше, чем он просит.
2. Мой «бараний» вес для него будет своего рода отдыхом.
Влюблённость делает меня жалостливой и сентиментальной.
Массала чай до сих пор в Калькутте продаётся, по старинке, в небольших одноразовых глиняных чашечках. Выпиваешь копеечный чай и бросаешь чашечку прямо на землю. Земля уже прикрыта рыжими глиняными черепками. В остальных штатах Индии давно используются пластиковые стаканчики. К сожалению, и пластиковые стаканчики продолжают швырять прямо на землю.
На место чаепития приходит индийский художник, он преподаёт рисование в благотворительной школе для сирот и продаёт свои маленькие картинки, с традиционным индийским пейзажем, всего по пятьдесят рупий за штуку.
На вид он примерно лет сорока пяти. Очень худощав. На нём светло-голубая рубашка, голубой свитер, классические синие брюки и галстук. Рубашка немного застирана, но воротничок отглажен. Идеально отглажены и стрелки на брюках. На ногах начищенные новые ботинки из коричневой искусственной кожи. Это, без сомнения, его выходная одежда. На чисто выбритом лице заметно несколько свежих порезов, один из которых залеплен кусочком газеты. Значит, брился сам. В Индии, как правило, бриться ходят к профессиональным брадобреям. Это стоит примерно тридцать рублей, на наши.
Он разговаривает по-английски, со старомодными речевыми оборотами. Держится он также со старомодным достоинством, как ровня, с богатыми туристами, без всех этих кликушеских нищенских приёмов.
Я спросила его, где он учился рисовать. Он сказал, что ещё ребёнком пришёл в ту же благотворительную школу для сирот, где и остался преподавать.
Никто не покупает ни одной картинки. Он больше не приходит ни завтра, ни в следующие дни.
Вообще, я зачастую чёрствый человек. Например, к нищим в Бомбее у меня нет ни тени сострадания. По моим наблюдениям, они сами выбирают свою жизнь. Но воспоминание об этом учителе рисования мучает меня и сейчас. Если я ещё попаду в Калькутту, я буду ждать его на том же главном чайном месте в туристическом районе, чтобы купить все картинки, что он принесёт. Если кто увидит его раньше, купите, пожалуйста, для меня. Я вышлю деньги.
В интернет-кафе, в Калькутте, на тот момент действует особое правило: перед тем как воспользоваться Интернетом, необходимо оставить все свои паспортные данные, в подробностях, с постоянной пропиской и временным адресом. Говорят, это в связи с последними террористическими актами. Хиппи волнуются. Это ущемление их свобод.
Каждый день я разговариваю с мужчиной своей мечты по скайпу, каждый день приближает нас к счастливой встрече.
Уже осмотрены все местные достопримечательности, и я больше не желаю мёрзнуть, завернувшись в юбку и полотенце. Билетов по-прежнему нет. Надо ехать на перекладных.
По насыщенности древними памятниками архитектуры Хампи можно сравнить с самим Ангкор-Ватом. Тысячи маленьких и больших храмов разбросаны по территории в несколько километров. Это древняя, погибшая цивилизация.
Посреди реки, разделяющей город на две половины, стоит маленький затопленный храм, построенный из здоровых речных валунов. А на других здоровых валунах стоят древние скульптуры быков.
Сегодня в моём гестхаусе очередь в душ. Это жильцы других гестхаусов. Здесь хозяева греют воду для туристов на костре. Такая услуга есть не везде, вот очередь и стоит. Чужакам приходится заплатить, а для проживающих бесплатно.
Беру напрокат скутер и объезжаю огромное количество храмов. Самое сильное впечатление производят основной храм, каменная колесница Шивы и купальня королевы. Они сохранились великолепно. Хампи — красивейшее место. Помечаю: хочу вернуться в Хампи. Однажды мы приедем сюда вместе с ним.
Скутер глохнет посреди рисовых полей. Толкаю километра два. Жара. Кончается питьевая вода. Ещё толкать километров пятнадцать… Меня подхватывает американский дяденька на «Энфилде» и на верёвке дотягивает до Хампи.
Как-то вечером одна английская дамочка, уходя из интернет-кафе, надевает два разных шлёпанца, мой и свой, и скрывается в темноте ночи. Невероятно, но я ловлю её несколькими днями позже и отбираю свой шлёпанец. Интересно, как можно было перепутать? Они не просто разных размеров, но ещё и разные по фасону.
В поездах так же холодно, как в Калькутте. В открытые окна, без стёкол, врывается холодный ветер. Я подхватываю простуду.
Снова Гоа
Гоа от холода не спасает. Продолжаю заворачиваться в тряпьё. Ну и промёрзла же я за последний месяц! Ничего, через пару недель должно потеплеть.
Снимаю бунгало с видом на океан. Моему любимому понравится этот вид. Бунгало сколочено из разнокалиберной фанеры, но окна зеркальные. Зеркальное стекло явно украдено с какой-нибудь стройки, а фанера, похоже, найдена на помойке. С крыльца моего бунгало я наблюдаю, как закат уходит в океан, отражаясь в зеркальных окнах.
Я беру напрокат тот же мотоцикл, на котором ездила два года назад. Сейчас он уже не новый, поезженный, уж не та прыть. Одна подставка для ноги сорвана, выхлопная труба проржавела. Но всё равно мы узнаём друг друга и оба счастливы. Правда, теперь я езжу медленно и в повороты вписываюсь, как на самодельном тракторе «Муравей». Теперь мне есть для чего жить.
Я продолжаю разговаривать каждый день с мужчиной мечты. Теперь к общению по скайпу прибавились ещё и телефонные переговоры. Только на них, обеими сторонами, потрачено целое состояние.
— Беби, два месяца прошло…
Обсуждаем, в основном, как сложно поверить в такое счастье, как любовь, что жизнь не имеет смысла друг без друга, и что все лимиты терпения уже исчерпаны, и ждать больше нет сил.
Больше я не пою попсу под фанеру в казино. Ура! У меня выступления в джем-кафе. Это первое джем-кафе на нашем пляже, ставшее легендарным. В «Локи» платят значительно меньше, чем в казино и отелях, но зато теперь я могу петь что хочу и в каком хочу стиле. Фольклор, своё, чужое… Теперь я чувствую себя музыкантом, а не напомаженной говорящей головой.
На афишах написано «Анна и френдс». Френдс — это другие музыканты, которые мне помогают. Англичанин и канадец на гитарах, два индуса на диджериду и табла, израильтянин с дредлоками на кахоне, голландец на губной гармошке, кто-то на флейте, как-то подключается русский парень с ложками. Выступления превращаются в своего рода джемы! Я обожаю это! Вот оно, счастье! Земля обетованная.
На День Святого Валентина мне приходит посылка из Калифорнии. В посылке: икра, сыр с плесенью и прочие мелочи, по которым я скучала в тропических странах. И главное, в посылке селёдка! Там, в русском магазине в Сан-Франциско, мой белый рыцарь всем объявил, что это для его русской гёлфренд, и что, когда она, наконец, получит визу и приедет, «мы вместе будем наведываться часто».
