Реорганизованная преступность. Мафия и антимафия в постсоветской Грузии - Гэвин Слейд
Респонденты из сектора безопасности согласны с этим утверждением, предполагая, что в 1990-х годах полиция была покровительницей преступников. «Деньги общака [воровского общинного фонда] шли в полицию – налог платился местному полицейскому начальнику, чтобы действовать свободно, не опасаясь преследования» [R22][51]. В Зугдиди, в Западной Грузии,
воры в законе платили им [полиции] налог, он составлял 5 тыс. долларов, если вор в законе хотел приехать сюда из Москвы, например, и не желал, чтобы его трогали. Был макурэбэли [охраняющий воровские интересы], который собирал деньги [в Зугдиди], поэтому они использовали деньги для этой цели. Если сюда приезжал вор в законе, они тут же откупались от полиции [R22].
Однако отношения строились в основном с высшими эшелонами местных полицейских управлений.
Как оперативные сотрудники, вы не могли их тронуть [воров в законе]. У меня был такой опыт в Тбилиси, не имело значения, было ли что-то на ком-либо из них, у них всегда был кто-то, кто защищал их в верхах полицейской иерархии… Я был полицейским с 1997 по 2004 год, а те, кто принимал платежи, стояли на высших ступенях [R29].
Аналогичный процесс выплат администраторам тюрем имел место в 1990-е годы вплоть до «революции роз». По словам одного начальника тюрьмы, «деньги для общака собирались как в тюрьме, так и за ее пределами… Как только деньги были собраны и доставлены в тюрьму, 50 % поступало администрации, а другая половина забиралась самим макурэбэли» [R25]. Воры в законе использовали контакт с тюремной администрацией, чтобы получать предметы роскоши. В январе 2003 года в Ортачалинской тюрьме № 5 в Тбилиси был проведен обыск, в том числе и в камерах воров в законе. Были изъяты ножи, автоматы Калашникова, ручные гранаты, мобильные телефоны и наркотики [Новиков 2003]. Воры в законе могли жить внутри тюрьмы в гораздо большем комфорте:
Что касается этих учреждений, колоний, как они называются, то это была не тюрьма, а учреждение открытого типа с жилыми помещениями для заключенных, с большими комнатами, где держат 120 человек; когда воры в законе находились в таких учреждениях, они никогда не ночевали в больших спальнях, у них у каждого была своя отдельная камера, которую они сами обустраивали, и то, что у них получалось, было, можно сказать, гораздо лучше губернаторского офиса [R20].
В свою очередь, воры в законе помогали удерживать контроль над тюрьмой. «Представьте себе, бунт в тюрьме, начальник спросит у вора в законе: что там происходит? Вор скажет: “Ладно, шлюхи, возвращайтесь в свои камеры, вы расстраиваете меня…” Если он не сможет урегулировать ситуацию, его статус будет утерян» [R18]. В 1990-е годы тюремные начальники считали, что использовать воров в законе в их интересах, не в последнюю очередь из-за небольшой зарплаты: «Происходило [обращение к ворам в законе за помощью]. Был такой случай, даже несколько раз. Что мы могли сделать? Люди иногда даже не получали зарплату, если заключенные начнут бунтовать, кто будет рисковать чем-то, когда он даже не получает зарплату?» [R21].
Таким образом, некоторые, хотя и не все, члены сети воров в законе достигли в 1990-е годы более тесной интеграции с представителями государства, в то время как другие поддерживали с ним договорную связь, основанную на отношениях «патрон – клиент», хотя теперь ее было установить гораздо легче, чем в советский период. В 1990-е годы государство проявляло большую терпимость и содействовало созданию сети воров в законе.
Интеграция между государством и ворами в законе была явно продемонстрирована еще в 2003 году, когда вор в законе Т. Г. Ониани, с которым мы познакомились в главе 1, в качестве помощника правительства во время кризиса с заложниками прибыл в Тбилисский аэропорт, где его встречал правительственный конвой. В то время у Ониани были тесные связи с бизнесменом и парламентарием из Кутаиси Б. Шаликиани. К этому моменту Шеварднадзе начал испытывать беспокойство по поводу уровня влияния, которым обладали эти преступные субъекты. Ответная реакция на воров в законе последовала вскоре, когда М. Н. Саакашвили, тогдашний министр юстиции, порвал с Шеварднадзе в 2001 году, чтобы в конечном итоге стать одним из самых важных оппозиционных фигурантов и организаторов «революции роз».
Антимафия и «революция роз»
По мнению ключевых респондентов [R7; R44; R45], политика борьбы с мафией, проводимая в Грузии в 2005 году, практически копировала законодательства других стран. В частности, на разработку законодательства в Грузии оказал большое влияние американский закон «О подпавших под влияние рэкетиров и коррумпированных организациях» 1970 года (RICO). Точно скопированы были также меры, принятые Итальянской комиссией по борьбе с мафией и зафиксированные, в частности, Чрезвычайным декретом-законом 306/8 от июня 1992 года, который опирался на существующий закон 416-бис о борьбе с мафией. Этот закон был призван серьезно воспрепятствовать деятельности мафии после смерти от рук «Коза ностра» судей Фальконе и Борселлино [Jamieson, Violante 2000]. Использование правоприменительного опыта других осуществлялось с помощью исключительно компетентных советников, в том числе генерального прокурора США и крупных фигур в антимафиозном движении сицилийского ренессанса, в первую очередь бывшего мэра Палермо Л. Орландо, а также Р. Годсона из Национального информационного центра по стратегическим концепциям (NSIC), концентрация интеллектуальных ресурсов которого позволила разработать для противостояния сицилийской мафии программу «культура законности».
Орландо относился к грузинам особенно тепло, сделав Тбилиси и Палермо городами-побратимами и пожив в Советской Грузии в 1980-х годах, когда ему пришлось покинуть Сицилию из-за угрозы его жизни11. Пребывая в гостях, он отметил культурное и историческое сходство между Сицилией и Грузией и написал о своей привязанности к грузинскому народу в автобиографии: «Так же являясь коктейлем из разных рас и культур, Грузия во многом похожа на Сицилию» [Orlando 2001: 136]. С 2001 года Орландо и другие видные лидеры борьбы с сицилийской мафией из Сицилии участвовали в визитах по передаче опыта из Палермо в Тбилиси. Знакомство с этим опытом стало процессом извлечения уроков и подражания [Rose 1993; Dolowitz, March 2000]. Главная идея грузинской администрации состояла в том, что реформы
