Реорганизованная преступность. Мафия и антимафия в постсоветской Грузии - Гэвин Слейд
Кроме того, непосредственно после «революции роз», в 2004 году, новая администрация Саакашвили смогла снова ознакомить– [52] ся с итальянским опытом борьбы с преступностью, когда для консультирования грузинского правительства по вопросам реформирования системы правосудия на всех уровнях ЕС направил в Грузию годичную миссию экспертов-юристов и практиков уголовного правосудия. Она стала известна как миссия ЕС по обеспечению господства права ЕВРОЮСТ – ТЕМИС (EU JUST THEMIS). ЕС осуществил такой проект в первый раз, второй раз, позже, он был реализован в Косово. По словам тех, кто участвовал в миссии, тогдашний генеральный прокурор 3. Ш. Адеишвили был впечатлен своими итальянскими коллегами и направил на Сицилию грузинских прокуроров и политиков, чтобы ознакомиться с тамошним опытом в области конфискации собственности мафии и антимафиозного законодательства [R45; Basilaia 2004а, 2004b].
Период после «революции роз» знаменовался значительным разладом в отношениях между государством и мафией, существовавшим в течение предыдущих двух десятилетий. Ниже я кратко остановлюсь на тех элементах государственного давления на мафию, которые самым непосредственным образом затрагивают рассмотрение устойчивости воров в законе. К ним относятся: само законодательство по борьбе с мафией, реформа полиции и возрождение доверия к правоохранительным органам, а также массовая кампания «культура законности», которая сосредоточилась на реформе образования. Приводимая далее аргументация предполагает, что, во-первых, скорость и характер изменения законодательства были эффективными для того, чтобы не позволить ворам в законе адаптироваться. Во-вторых, реформа полиции и борьба с коррупцией в государственных и политических кругах уничтожили возможность продолжения использования клиентских и договорных стратегий для получения покровительства, как это делалось в прошлом. В-третьих, реформы в области образования, которые все еще продолжаются, остаются важны для того, чтобы ликвидировать потенциальный кадровый резерв воровского мира. В-четвертых, решающим фактором, повлиявшим на исход антимафиозной политики, был грузинский контекст частично реформированной конкурентной авторитарной политической обстановки. В борьбе с мафией не нужно было принимать во внимание юридические тонкости, защиту прав человека и гражданские свободы, что делало удар по ней еще более тяжелым. Наконец, следует подчеркнуть, что, несмотря на все это, в условиях государственных репрессий ворам в законе остаются доступными другие стратегии выживания, а именно ответное хищничество, сокрытие и маскировка.
Законодательство по борьбе с мафией
20 декабря 2005 года Саакашвили подписал Закон об организованной преступности и рэкете. Это ввело в грузинское уголовное право такие жаргонные термины, как канониери курдеби (воры в законе), общак (общий фонд), гарчева (криминальное разрешение споров), сходка (собрание воров) и курдули самкаро (воровской мир), которые десятилетиями использовались в советских лагерях. Этот закон, статья 223 уголовного кодекса, гласит: «1. Членство в воровском мире [курдули самкаро] наказывается лишением свободы на срок от 5 до 8 лет… 2. Пребывание вором в законе [канониери курди] наказывается лишением свободы на срок от 7 до 10 лет» [Prosecution Service 2006].
Воровской мир определяется как группа лиц, действующих по особым поручениям, исполняемым с целью получения наживы путем запугивания, угроз, применения силы, обещания молчания или разрешения уголовных споров (гарчева), которые добиваются вовлечения в свою среду несовершеннолетних и поощряют преступные действия других. Членом этого мира является тот, кто признает криминальные авторитеты и стремится к достижению целей воровского мира. «Криминальным урегулированием», или разрешением споров, является разрешение спора между двумя или более сторонами членом воровского мира, который может использовать угрозы, силу и запугивание. Наконец, канониери курди, или вор в законе, определяется как член воровского мира, который управляет этим миром и организует его деятельность в соответствии с правилами, признанными членами [Prosecution Service 2006: 12]. Поэтому преследование вора в законе основывается не только на простом факте обладания кем-либо титулом вора в законе, как это иногда утверждается, но, по крайней мере, в принципе, и на совершении им таких действий, как организация преступных деяний или выдача указаний на их совершение.
Кроме того, статья 37 уголовно-процессуального кодекса устанавливает право прокурора требовать конфискации имущества, если есть основания полагать, что это имущество было приобретено путем рэкета или членства в воровском мире [Prosecution Service 2006:13]. Это положение считается одним из главных столпов антимафиозного законодательства, поскольку оно, в принципе, призвано отнять у организованной преступности материальную базу. Наряду с этими событиями в 2004 году в правовую систему были введены сделки обвинения с обвиняемым, поначалу в качестве механизма сбора информации и выявления случаев коррупции на высоком уровне. Кроме того, они действовали как метод пополнения государственной казны, поскольку в обмен на более легкие приговоры признанные виновными лица платили государству деньги. Подобные методы стали доминировать в судебной системе, причем большинство дел (в 2011 году – 87 %) решалось путем договоренностей о признании вины, а кроме того, сделки обвинения с обвиняемым использовались при борьбе с ворами в законе [R13; Areshidze 2007; Transparency International 2010; Slade 20126].
Эти меры были неотъемлемой частью противоречивой политики «нулевой терпимости» к преступности, которая привела к значительному расширению толкования различных видов поведения как криминальных, а также к максимально репрессивному подходу к уголовному правосудию. Такой подход подразумевает обязательное наказание в виде лишения свободы, низкий уровень оправдательных приговоров, составляющий 0,1 % [Dolidze, De Waal 2012], за которым последовало увеличение числа заключенных на 300 % в период с 2003 по 2010 год. В 2012 году по числу заключенных на душу населения Грузия была четвертой в мире и, обогнав Россию, первой на постсоветском пространстве [International Prison Studies Centre 2012; Slade 2012а].
Такой поворот в сторону репрессий и скорость законодательной деятельности застали врасплох всех преступников и в особенности оставшихся в Грузии воров в законе, которые, казалось, не знали содержания нововведений. Признание ворами в законе своего статуса стало возможным использовать против них в суде, хотя это противоречит преимущественному праву не оговаривать себя, существующему во многих западных странах [R43][53]. Собственный кодекс чести воров декларировал, что отказ от своего статуса является серьезным нарушением, которое может быть наказано изгнанием из сообщества. Вследствие адаптации к упомянутому уникальному законодательному акту теперь считается, что воры в законе могут отказаться отвечать, являются ли они ворами в законе или нет, и это показывает, что они отошли от своих собственных правил [Prosecution Service 2006: 14][54].
Эта политика привела к почти немедленному тюремному заключению примерно тридцати-сорока воров в законе и еще большего