Кнуд Ромер - «В Датском королевстве…»
«Если даже бабочки ошибаются…»
Если даже бабочки ошибаютсяи, ослепленные резким полдневным светом,налетают на скалы,неудивительно,что мы принимаем самих себяза тень огромных крыл,что порой накрывает землюи заставляет умолкнуть даже цикад.
В образе окаменелого богомолая сижу внутри глыбы,о которую расшиб голову,и жду, когда же меня выбьет на волю резец.
Пиа Тафдруп
© Перевод Анастасия Строкина
Разговор с деревьями
Деревьярасскажут моему отцуо времени года:белые стволы березсияютв его сознании,вытянутые, несломленные,нежные на ветру.
Без листьев —и, значит, зима, и, значит, лучисквозь ветки пронзают оконное стекло.
Глубокая листва —и, значит, лето, и темно в тени,желтеет —и это непременно осень.
Сегодняшний деньи такой же день пятьдесят лет назад —не различить.
Два часа прошлоили две минуты —разве это и вправду что-то значитв надежном укрытиипрозрачной детской памяти?
Я это или моя мать —там, в кресле, —какая разница?
Я здесь или моя сестра —разве это важнов нашем уюте?
Растущие тенитак далеко, их и не разглядеть.Что нам грядущие тени:мы смотрим на белку —как она с ветки на ветку скачетпо вишневому дереву.
Березы наполнились весной —и только это важно.Сейчас.Сейчас так тихо,и солнце светит в комнате.Теплеет. Сейчасмы живы…
Что будет с нами,когда иссохнут деревьяот самых корней,когда их души медленнопрорастут к звездам?
Впустить собаку
Мой отец всегда оставляет дверь нараспашку,сквозняк врывается в его жизнь,спутывает мысли,играет с белымилоскутками памяти.Он стоит в дверях, на краютемноты,зовет свою непослушнуюсобаку.Она умерламного лет назад.Выглянешь за дверь —а там мир, настоящая катастрофа,перепутанный мир.Война закончилась, но солдатывсе никакне обретут покойна земле.Обыски, обвинения,доносы.Ночью холодно,где же онатак долго ходит…Неужели отецНикогдане будет прежним?Приказы, аресты,чрезвычайные положения.Времени все меньше,не заметили, как завтрашний день стал вчерашним.Подземным ходомвозвращается собака, и я впускаю еедомой —я ничегоне хочупонимать.Я глажу собаку, я даю ей воды.
Изгнание из Рая
В корзине — гроздья винограда,спелые ягоды.Вино,которое испил мой отец,было сладко-пьянящим,но его любимаяженщинастала ему матерью,а он ей сыном —времяжить вместе порознь.
В корзине — гроздья винограда,забродившие ягоды.Вино,которое испил мой отец,было терпким и пронзительно горьким.Он знает, что сам оннамного сильнее своего тела:оно тащит егов болезнь и угасание.Любовь и гнев отнынеодинаково бессильны.
В корзине — гроздья винограда,гнилые ягоды.Вино,которое испил мой отец,было прогорклым и кислым.Светит ли солнце в дождьили дождьпереливается на солнце —все едино:вода продолжает прибывать,и резкий запах теперь повсюду,и не прогнать его.
Сёрен Ульрик Томсен
«Мне утром пришло письмо, а внутри…»
© Перевод Нора Киямова
Мне утром пришло письмо, а внутри —письмо, и письмо,и медно-зеленый листок из другого времени года.Нас развеяло по всем осенним темно́там,каждый со своим опытом, со своими тараканами в голове;экосистемы тел синхронно вращаются впостелях с таймером;любовь, которую не может отлучить даже жизнь,блуждает, словно призрак во плоти, и все жесветовые конусы цветущих каштановпляшут в цитате из скомканного послания:пути сходятся именно там, где они расходятсяна пульсирующем перекрестке души.
«Я забылся посреди предложения, и одно за другим…»
© Перевод Нора Киямова
Я забылся посреди предложения, и одно за другимслова обморочно выпадают из моего языка,стих, заново крещенный в гашеной извести,обнажает самые большие бездомные слова и обороты:они сшибаются, подобно тяжелым товарным вагонам,невероятное и поразительное беспамятствоощупью отыскивает то место,где душа накрепко припаяна к плоти! кто посмеет писать, когда земной шар взял и остановился,чтобы те, кто приходят в мир, и те, кто уходят,могли разминуться, не испытывая головокружения?
«Давным-давно уже мечта о несбыточном…»
© Перевод Нора Киямова
Давным-давно уже мечта о несбыточномкапитулировалаперед надеждой хотя бы на лучшее,которая теперь должна уступить мольбе,чтобы нас миновало худшее.Мы едва ли не благодарны,когда мелкие бедыставят нас на местов бытиинеобозримом и знойном, как равнины Испании.Спускается тьма,сухие пальмы шуршат за шторами,и моя белая плоть отсвечивает, как глетчер,в зеркальной столешнице номера 19,когда я наклоняюсь зажечь свечудля незримой души.
«Молодой врач направляет луч света…»
© Перевод Нора Киямова
Молодой врач направляет луч светамне в ухо,где потрескивает пленка немого фильма.Последнего, кто снимался в неми кто поручил мненаписать титры,я вчера проводил на кладбище,и сирени, лебеди —все, что есть белого в этом мире,отодвинули остальное в тень.Я долго сидел, прислушиваясь, как, шипя, растворялись в водедва кодимагнила.«Это наследственное», — говорит врач,выключая фонарик.
«Кому не случается…»
© Перевод Нора Киямова
Кому не случаетсяна подходе к пятидесяти,проснувшись в ночном поезде,который неизвестно почему встал,обратиться мыслями к человеку,что мимолетно встретился на путии исчез.Сидишь ли ты где-то под соломенной шляпойи читаешь в сени яблони?Или, пьяная, валяешься на смятой кровати,а за перегородкой возится крыса?Тут поезд трогается и обрывает стихотворение,прежде чем поэт поддастся соблазнуприправить егосентиментальностью и цинизмом.
Зубной. Могила. Кольцо
© Перевод Анастасия Строкина
Микаэлю Струнге
Пришел я осенью, а уходил от зубного уже зимой.Остановившись перед витриной магазина, во весьрот улыбаюсь собственному отражению: новыезолотые зубы сверкают из розового мрака челюстей,придавая мне сходство со старым киношнымнацистом. В некрологах писали, что все ведь к тому ишло, но я не хочу соглашаться, будто в твоей смертиесть хоть какой-то смысл: он есть у одной толькожизни. Купив розу, отправляюсь на поиски твоеймогилы. «Мне тебя не хватает», — сказал, ипоказалось, будто ты улыбаешься, но, конечно, этовсе лишь мои фантазии. Вот я — стою тут с первойсединой и мечтами об обручальном кольце. А вон ты,где-то между всем, что слишком земля, и всем, чтослишком небо. В моем беспокойном мозгу.
Микаэль Струнге
