А. Чернавский - Заря над бухтой

В бригаде Лушникова, если, конечно, присмотреться повнимательней, каждый слесарь работает вроде бы и легко, но в то же время напряженно и экономно. И, пожалуй, еще разумно. В этом коллективе золотое правило выработалось: уходя из цеха, заготовь метров сто труб. Про запас. «А зачем?»— спрашивает иной простак. Отвечаю: день-то с утра завтра качнется. А метры эти в часы могут обернуться. Думается, именно поэтому ребята Лушникова не надоедают мастеру или начальнику. Чуть что, всегда у них под рукой и болт, и гайка, и прокладка.

— Где раздобыл, Лушников? Борис улыбается.

— Разве не помнишь, с неделю назад в цех их сколько привозили? Никто не брал, а я припас. Тогда не нужны были, а теперь вот кстати.

Деталь, может, и мелкая, а говорит о многом. Бригадир четко ориентируется в задачах коллектива, в сегодняшних и завтрашних. Заранее, так сказать, готовит исходные позиции для производственной работы.

— У меня на учете каждый слесарь, — говорит Борис. — Я доверяю ребятам. Ведь, скажем, заменить опоздавшего у нас некем. Представляете, как пагубно скажется один прогул на Всей бригаде.

Правда, такого случая Лушников что-то не припомнил. По крайней мере, за последнее время. Раньше, конечно, бывало. Кто-то опоздает, задержится. Но наказывать его не наказывали и распекать не распекали. Это не в характере бригадира. Однако тот, кто провинился, глянет на Бориса и сразу неловко себя почувствует. Ибо такой он человек, при котором дурное делать просто нельзя.

— А вообще-то ребята мои молодцы. Горжусь ими. Представляете, за пять лет ни одной рекламации на нашу работу. Скажем, трубопроводчик другой бригады два часа над заказом корпит, а мой за час сделает. Абсолютно уверен.

…На следующий день заводские часы также показывали 7.20. По-прежнему цех был пуст. А у верстака с красным вымпелом стояли двое парней в рабочих спецовках. Один высокий, другой широкоплечий, угловатый, в черном берете. Это Лушников и Чувилин. Бригадир и его верный помощник. В 7.50 — все в сборе.

И вот все пятеро твердым, уверенным шагом направляются к пирсу. Впереди Лушников. Он старший в этой комсомольско-молодежной бригаде, наставник, кавалер ордена Трудового Красного Знамени.

— Про жизнь мою? Да что о ней говорить. Неинтересной посчитаете. Иного послушаешь — не поверишь, как все необычно в его жизни. А свою возьмешь, растеряешься, что и выделить. Да вы поближе присаживайтесь, не стесняйтесь. Знакомьтесь: это вот Якшина, это Елкина. Других нет, на «Комсомольце» работают. Бригада наша комплексная, дружная, а девчата, сами видите, интересные.

— Ну, Зоя, чего говоришь? До каких пор молодиться-то нам? За сорок, уж, поди.

— В сорок молодость вторая приходит. А она не хуже первой. Зрелая.

Коль возражать не будете, поначалу о бригаде. В ней нас шестеро — Елена Дмитриевна Якшина, Мария Семеновна Елкина, Нина Ильинична Шуковникова, Нина Ивановна Купцова, Александра Степановна Рыжкова. И я вот, Зоя Алексеевна Прошина. Девчата все работящие, простые. Каждая и счастья, и горя вдоволь хлебнула. А профессия наша немудренная — малярши.

— Это, Зоя, как кому. Ты думаешь вычистить судно и нарядить его, как невесту перед свадьбой, дело немудреное?

— Да не злись, Семеновна, это я так. Корреспонденты народ такой, распишут, а что тут расписывать. Ну, работаем мы с эпоксидной смолой, ну, белим, изолируем трубопроводы. Какая тут красота, скажут. Для вас, может, и неинтересно, а нам вот нравится. Приятно первыми приходить на судно — последними уходить. Иной раз окружат нас рыбаки и скажут: «Молодцы, бабоньки, подновили суденышко, в море теперь как в новой квартире чувствовать себя будем». Стало быть, уют создали, настроение людям подняли. Без нас, маляров, никак на верфи не обойтись. Как утро, нарасхват; то туда, то сюда. Все торопятся, каждый норовит быстрей в море выйти. Это и понятно, рыбка не ждет, часы на счету. Так уж у нас повелось, за дело сообща, трудно одной — на помощь все. Оттого-то, по-моему, и интересно нам работать. И мне, как бригадиру, приятно. Смена закончилась — на гора полторы нормы. А то и больше. И секрет прост: с душой к своей работе относимся, любим свою профессию. Кстати, я вам десятки имен могу назвать, тоже женщины, и тоже маляры. Их на нашем участке более тридцати. Так вот, они тоже кистью и краской доброе дело делают. Как художники, красоту создают. И настроение людям поднимают.

Трудно ли быть бригадиром? Да как вам сказать, с одной стороны, почет, доверие. Во всем остальном — большая ответственность. Я вот часто задумываюсь, что значит руководить? И вывод такой делаю: наладь так работу, чтобы она с той минуты сама шла — каждый знай свое дело, выполняй его. Людей научи, расставь, обеспечь — вот и вся премудрость.

Правда, в мыслях проще, а на деле трудней. Разлада у меня с девчатами нет. Они за меня, я за них. Так и держимся гуськом. И на работе, и после работы. Вот сегодня у нас культпоход в Дом культуры, цыган посмотрим, как отплясывают. А в ту субботу на «Тихие зори» ходили, прослезились немного, жалко как-то девчушек было, красота на глазах гибла. Войну мы немного все помним, будь она проклята. Одно сиротство да несчастья. Оттого-то все с душой за ту мирную политику, которую партия наша проводит. Я сама уже человек взрослый, а своим ребятишкам песенку часто напеваю: «Пусть всегда будет солнце».

Лично о себе? Скучный это разговор. Да и нужен ли он кому. Ну, да ладно. По правде сказать, биография моя не совсем складной получилась.

На верфь я пришла в пятьдесят втором, и самой не верится, что двадцать с лихвой уже здесь. Определили в бригаду Раи Шевченко. Хороший была бригадир. Поможет, растолкует, и пожурит, и похвалит. Легко тут учиться было. Через месяц уже самостоятельно работала. Конечно, кто не знает нашего дела, может сказать: что тут сложного и интересного? Берешь кисть, макаешь в краску и красишь. Просто! А мне вот нравилось, знаете, как было приятно смотреть на корабль, который ты обновила собственными руками. Нет, я так сужу: в любой работе есть и сложность и интерес. Надо только полюбить ее.

Ну, а потом, молодость моя новым содержанием наполнилась. Приглянулся мне тут один парень, Гриша, и я ему тоже. Свадьбу сыграли, там детки пошли, первая Наташка. В институте учится сейчас, в металлургическом. Скоро на каникулы приедет. Потом еще дочка, за ней сынок.

Семья большой стала, скучать не приходилось. Гриша все в море, я на верфи. После смены с ними верчусь. Все вроде шло хорошо. Да однажды телеграмма как обухом по голове… Не стало моего Гриши, сердце в море подкачало.

Так вот и осиротели. Трудно в те минуты мне было. Ну, благо, подружки морг рядом всегда, и утешат, и помогут. Говорили так: не убивайся, Зоя, горе — не море, пройдет, отболит. Оно-то так, да и не так.

Ну, словом, помогли мне, по-человечески утешили. У нас такой коллектив, о человеке не забудут: хороший ты — похвалят, трудно где — помогут. Я лично не жалуюсь. Квартиру мне хорошую дали, все удобства, и так, ежели что надо, не отказывают.

Не постесняюсь я высокого слова: свою верфь люблю. Она для меня вроде матери второй, а я дочь ее. И скажу почему. Отдала я заводу все, что имела: молодость свою, увлеченность, душу, и получила от него сполна.

Вот как-то прихожу домой, на груди у меня медаль «За трудовое отличие». Совсем еще новенькая, только на торжественном вечере вручили. Детишки ко мне, разглядывать стали. Меньшой и говорит: «А чего, мама, тебе не орден дали?» Ну, что ему на это ответить? Медаль то же, говорю, что орден, сынок. Формы, может, у них разные, а содержание одно: за хороший и полезный труд дают. Счастливый был тот вечер.

Ему двадцать три года. Стройный, подтянутый. За фрезерным не так давно, а в цехе уже уважительно говорят: «Мастер». На верфь пришел в семидесятом, а два года спустя на конкурсе получил звание «Лучший фрезеровщик города», после чего на зональных соревнованиях в Улан-Удэ успешно защищал честь камчатских станочников. Экономисты как-то прикинули, что если бы каждый комсомолец работал в этой пятилетке так, как ударник коммунистического труда Карепов, то можно было бы дополнительно отремонтировать с десяток океанских судов. Сам Дмитрий о таких выкладках, конечно, не думал. Но когда об этом было сказано на одном авторитетном собрании, он поднялся и под аплодисменты присутствующих произнес:

— А ведь можно и лучше работать. Но ведь столько помех. Вот тот же инструмент. В обрез его. Скажем, нет фрезы нужного размера, берешь меньшую. Но тогда вместо одного несколько проходов делаешь. Вот тут и теряешь время, а значит, и солидный производственный резерв.

Работу свою, как он сам признается, Дмитрий «чертовски» любит. В цехе его не сразу застанешь у рабочего места. Спросишь: «Где Карепов? — На расточном. А может на зуборезном. — А что он там делает? — Как что? Работает». Из-за любопытства идешь туда. Дмитрий с улыбкой: «Специфика». Нагрузка сегодня не велика, а заказ срочный. Вот и взялся, так как токарь приболел». Выходит, что Дмитрий Карепов — универсал, широкий у него профиль. Однако самая большая тяга — к фрезерному, к первоначальной профессии. Побочные им уже попутно были освоены. У иных добрая зависть к парню: «Молод, а хватка какая! И глаз наметан».