Эксперт Эксперт - Эксперт № 15 (2013)

По мере развития психотерапии степень авторитарности психотерапевта снижается. Классические авторитарные методы психотерапии, например гипноз, исторически потерпели поражение

Фото: Алексей Майшев

— Может ли любой из наших читателей, взяв вашу книгу как учебник, создать собственную психотерапевтическую школу?

— Школа — это не просто метод, это метод плюс сообщество. Все серьезные школы обросли большими сообществами, по много тысяч последователей. И в наши дни создать новый психоанализ как такого рода «большой проект» было бы очень непросто. Все, что я могу обещать такому амбициозному коллеге, — это то, что он создаст некий интересный психотерапевтический конструкт, который будет, скажем так, неплохо смотреться.

Я получал заказы такого рода — помогал разным психотерапевтам оформить их идеи в целостную конструкцию, в том числе терминологически. Но беда в том, что в психотерапии осталось очень мало пространства для инноваций. Репертуар приемов и концепций, как мне представляется, в значительной степени исчерпан. Новые методы по большей части носят выраженный интегративный характер, то есть в них встраивается множество уже известных теоретических положений и технических приемов.

К слову сказать, мой анализ охватывает далеко не весь объем психотерапевтического знания. Нет и не может быть такого структурного анализа, который полностью описывал бы объект, — на этом, собственно, и строится весь постструктурализм. Зазор между структурным описанием и живым объектом всегда остается. И никто не знает, может быть, именно в этом зазоре и кроется самое главное. Поэтому можно оформить какой-то опыт, построить метод, создать концептуальный словарь. Но обещать в наши дни создать новую большую школу вроде тех, что уже существуют, — это было бы слишком самонадеянно.

— То есть в итоге победит эклектика?

— Она и так уже побеждает: по опросам, до семидесяти процентов респондентов из числа современных европейских психотерапевтов работают, используя разные методы или их синтетические производные. Фетишизация отдельно взятого метода — это уже дело прошлого.

Есть сообщества, которые в этом смысле держатся стойко, в первую очередь психоаналитики, из них особо отметим лакановское направление — они, кроме себя, никого не признают и держатся очень независимо и высокомерно. А все остальные склонны к заимствованиям из других школ.

— На какие еще области знаний и деятельности человека можно распространить подход конструирования научных школ?

— Думаю, на многие. Структурализм — это не столько мировоззрение, сколько род деятельности, как об этом писал Ролан Барт. Не секрет, что в наши дни структурализм переживает кризис, будучи оттесненным постмодернистскими и постструктуралистскими концепциями. Но моя позиция очень проста: я предлагаю сравнить два проекта по результатам. Первый — психоанализ. Фрейда называют первым структуралистом, разделившим психику на составные части: Я, Сверх-я, Оно. Его же можно считать и одним из первых семиотиков: в «Толковании сновидений» он разделил явное и скрытое значение сновидений, предвосхитив этим работы Фердинанда де Соссюра и Готлоба Фреге по описанию структуры знака.

Психоанализу, в частности, противопоставляет себя шизоанализ Жиля Делеза и Феликса Гваттари, который они сформулировали в своей известной книге «Анти-Эдип». И тут становится очевидной огромная разница в результативности. Психоанализ — это огромное количество концептов, введенных в оборот не только Фрейдом, но и его последователями; это очень представительное профессиональное сообщество и множество разных практик, не только клинических. Психоанализ применяется и в бизнес-консультировании, и в рекламном деле, и в литературоведении, и в анализе киноязыка. А шизоанализ — малое число концептов, непонятно какое сообщество и никакой серьезной практики, кроме анализа отдельных текстов. Структуралистский подход на примере этого сравнения оказывается намного более продуктивным. И хотя это уже вне интеллектуальной моды, я отдаю предпочтение ему.

Описать структуру научного знания и на этом построить новый метод можно, я думаю, во многих гуманитарных науках.

— Как человеку, чувствующему, что у него есть какие- то психологические проблемы, выбрать себе наиболее подходящую школу при таком их многообразии?

— Тут критерии выбора прежде всего не содержательные, а экономические. То есть если у вас много времени и средств для работы с терапевтом, то, конечно, лучше психоанализ, поскольку это долгая работа с повышенным вниманием к самым тонким движениям души. А если меньше ресурсов, то что-нибудь другое. Трудно выбрать школу по себе. В этом смысле мы находимся в положении более трудном, чем наши коллеги из общей медицины, — там все ясно: если у тебя болит ухо, ты идешь к отоларингологу, если сыпь появилась — к дерматологу. Если же к психотерапевту, допустим, психоаналитической ориентации приходит человек с жалобами на страх, он не отправит его к своему коллеге из гештальт-сообщества или к когнитивному терапевту, он будет его лечить сам. Нет такой спецификации, что один метод больше подходит для одного типа расстройств, а другой — для другого. Мы также можем ориентироваться на свойства личности. Грубо говоря, людям очень темпераментным вряд ли подойдет длительная терапия на кушетке. Им подошло бы что-нибудь более веселое, в духе психодрамы или гештальт-терапии.

— Насколько популярна психотерапия в России?

— Психотерапия везде популярна в рамках определенного социального слоя. Наши клиенты — это люди по большей части молодые, интеллектуальные и успешные. Это в первую очередь самая активная часть населения больших городов. Наши американские коллеги давно описали свою клиентуру аббревиатурой YAVIS — Young, Attractive, Verbal, Intellectual, Successful (молодые, привлекательные, с хорошей речевой активностью, интеллектуалы, успешные).

К сожалению, запрос на наши услуги до сих пор не обеспечен соответствующим количеством кадров. У нас психотерапевтов на тысячу человек в разы меньше, чем в развитых странах. Зато у нас намного больше людей, которые снимают сглаз, порчу, гадают по картам Таро, как-то регулируют биополе и прочее.

— Но все эти методики работают — ведь главное, чтобы клиент верил?

— Я бы не сказал. Очень многие тратят время и средства на снятие сглаза и порчи. В большинстве случаев это ничем хорошим не кончается. Людей с довольно тяжелой симптоматикой обносят свечечкой, снимая с них порчу, и делают какие-то другие процедуры в этом же роде. И только изрядно намаявшись с колдунами и знахарями, они в итоге оказываются у нас. Но ясно, что упущено много драгоценного времени.

— Какова динамика психологического благополучия общества?

— Типичные клинические проблемы со временем меняются. В девятнадцатом и в начале двадцатого века наши старшие товарищи кормились преимущественно классическими неврозами, в первую очередь большой истерией: женщины страдали от параличей, невозможности стоять и ходить, истерической слепоты, обмороков. Уже довольно давно мы этого в клинике почти не видим.

— По- моему, барышни нынче существенно реже падают в обморок, чем в классической литературе.

— Да. А тогда это было повальным явлением. Это ушло с обретением женщинами своих прав. И сексуальная революция выгнала из нашего обихода большую истерию. Взамен появилось то, что мы обозначаем как пограничные расстройства с внутренней слабостью: отсутствием инициативы, уходом в себя, неконтактностью. Стало намного больше эмоциональных расстройств, того, что называют депрессией. И большое количество нарциссических расстройств — человек не может себя реализовать и живет фантазиями о собственном величии и жалобами на непонимание окружающих.