«Будем надеяться на всё лучшее…». Из эпистолярного наследия Д. С. Лихачева, 1938–1999 - Дмитрий Сергеевич Лихачев
РГАЛИ. Ф. 3288. Оп. 1. Ед. хр. 201. Л. 23. Автограф. На почтовой карточке. Датировано по почтовому штемпелю; Ед. хр. 76, 77. Машинописная копия.
34. Д. С. Лихачев — А. Л. Гришунину 26 июня 1965 г.
Дорогой Андрей Леопольдович!
Громадное Вам спасибо за целую большую научную работу, которую Вы для меня сделали. Не разрешите ли Вы мне воспользоваться Вашими материалами (разумеется, с соответствующими ссылками на Вас) в одной из последующих работ? А пока что посылаю Вам небольшую заметку, написанную мной в тезисной форме для сборника в честь П. Н. Беркова[2407]. Очень жду Ваших замечаний. Статья совсем «свежая» (написал ее вчера) и поэтому еще сырая, требует уточнения формулировок. В частности, я сперва предлагаю термин «последний худож[ественный] замысел» (не очень хорошо — последний замысел), а потом возвращаюсь к термину «последняя воля автора». Надо будет уточнить.
В корректуре Нечаевой (возвращаю ее с благодарностью) меня поразило одно вранье. Сказано, что приглашены были Нечаева и Чистов. Были приглашены — трое (и Лихачев), а не двое. Это, конечно, сделано намеренно.
Но вот казус: на Пражское совещание Нечаеву не пригласили. Гурский ею недоволен очень. Мне прислали приглашение и предложение самому выбрать второго делегата. В Отделении настаивают, чтобы поехала Нечаева, так как она ходит и надоедает, но я не могу рекомендовать Нечаеву, которую специально решили не приглашать!! Чистов всем очень понравился.
Все это строго между нами. Нечаевой страшно хочется поехать: она даже меня спрашивала в ласковом и нежном письме — когда же пришлют ей приглашение. Я ей не ответил: противно, да и врать не могу. Еще раз спасибо большое. Остальные материалы верну в сентябре, если не успею до Вашего отъезда на юг.
Искренне Ваш Д. Лихачев 26.VI.65
РГАЛИ. Ф. 3288. Оп. 1. Ед. хр. 201. Л. 24 и об. Автограф; Ед. хр. 40. Л. 77, 78. Машинописная копия.
35. А. Л. Гришунин — Д. С. Лихачеву 31 августа 1965 г.
31 августа 1965. Москва
Глубокоуважаемый и дорогой Дмитрий Сергеевич,
Приехав с юга в Москву, я застал дома пакет с Вашей статьей об архитектуре Ленинграда[2408], а вскоре получил от Вас свои материалы и еще одну статью — о реализме в древнерусской литературе[2409]. — Большое спасибо. Вы меня балуете. Тема градостроительства меня тоже очень интересует, хотя и не профессионально: как жителя Новых Черемушек и как рядового читателя — ревнителя старины. Я внимательно слежу за выступлениями по этому вопросу и полностью согласен со всем, что Вы писали об этом в двух Ваших статьях[2410].
Вторая Ваша статья имеет существенное значение для выяснения сложного и путаного вопроса о начале реализма во всех искусствах, о «реалистических элементах» и вообще — «дореалистическом реализме». С этим всегда было связано много принципиальных споров (выступления Макогоненко[2411], дискуссия о реализме 1957 г.[2412], «реализм» ли — «Горе от ума» и мн[огое] др[угое]).
Кроме того, Ваша статья, мне кажется, имеет важное терминологическое значение. Иные педанты сужают значение слов, «закрепощают» слова свободного нашего языка и требуют во всех случаях только узко-терминологического употребления слова, вовсе не допуская употребления обыкновенного, широкого, бытового. Слова могут употребляться и не в терминологическом смысле (точно так же, как, по Вашему справедливому замечанию в ответе Прохорову, не всякое суждение непременно имеет «формулировочный» смысл, и нужен учет контекста).
Я от нескольких лиц слышал выражение изумления обилию Вашей теперешней печатной продукции. — Редкий журнал обходится без Вашей статьи, всегда очень основательной и интересной. Ну и хорошо!
Буду счастлив, если мои материалы окажутся Вам полезными и будут Вами так или иначе использованы. Я впредь всегда буду рад при случае оказать Вам любую услугу в этом же роде — в смысле разыскания материала, нужных примеров и т. п., — если понадобится.
Будьте здоровы.
Ваш А. Гришунин
РГАЛИ. Ф. 3288. Оп. 1. Ед. хр. 40. Л. 85, 86. Машинописная копия.
36. А. Л. Гришунин — Д. С. Лихачеву 7 октября 1965 г.
7 окт[ября] 1965. Москва
Глубокоуважаемый и дорогой Дмитрий Сергеевич,
Из Чехословакии, от М. Минариковой я получил программу и три реферата, прочитанных в Праге на засед[ании] текстол[огической] комиссии[2413], в т[ом] ч[исле] Ваш доклад об эстетич[еских] оценках[2414]. Прочитал его с жадностью и вполне с Вами согласен, очень за Вас радуюсь. Это очень значительный поворот, который, несомненно, войдет в историю текстологии. Мне было очень приятно увидеть в Вашем докладе использованными и мои наблюдения, со ссылками на меня[2415]. Я Вам очень благодарен за это.
Предвижу очередной галдеж в группе вульгаризаторов и упростителей текстологии. Прохоров и Нечаева будут зубами держаться за свои старые догмы и отстаивать свой «приоритет» (а не Гурского) в постановке вопросов о «воле автора» и «каноническом тексте». Я уж не говорю о том, что они опять (и, вероятно, не без оснований) увидят в Вашем докладе экивоки в свой адрес.
Впрочем, у них есть еще один возможный «выход»: они как бы согласятся с Вами и сделают вид, что и они всегда думали именно то же самое (хотя в сущности их т[очка] з[рения] прямо противоположна и всякие эстетич[еские] оценки ими всегда третировались как «субъективные»). К какой тактике они прибегнут — покажет время. Возможно, будут отмалчиваться и по-прежнему бояться широкого обсуждения этих вопросов. И мне кажется, что такого обсуждения надо добиваться. Они Вас уже боятся, и когда в середине сентября выяснилось, что В. С. Нечаева в Прагу не поедет (она упала на даче с лестницы), — страстно желали того, чтобы и Вы не ездили и чтобы Сов[етский] Союз, раз Нечаевой нельзя ехать, вообще не был никем представлен. Значит, не хотят, чтобы Вы выступали без их контроля!
Из Ваших убедительных и очень четких посылок вытекает, мне кажется, еще один вывод: «канонический текст» не м[ожет] б[ыть] вполне «объективным», точно устанавливаемым по столь строгим «правилам», что любые два текстолога независимо друг от друга непременно — как Ломоносов и Лавуазье[2416] — приходят во всем к одинаковым результатам. Устанавливаемая Вами методика текстологической работы, учитывающая всю ее сложность, требует более высокой квалификации и большей ответственности исполнителя этой работы. И надо, чтобы он объявлялся всегда на самом видном месте — для контроля со стороны читателей и критики. С какого-то времени у нас стали бояться связывать имена великих писателей с именами Томашевского[2417], Эйхенбаума[2418], Чуковского[2419], Зайденшнур[2420] или хотя бы (простите) — Прохорова, и это едва ли оправдано. Пусть бы
