МЕЧЕТЬ ВАСИЛИЯ БЛАЖЕННОГО - Чудинова Елена (2)
В сухом остатке: главный пастырь христиан призывает свою паству отступиться от христианства, подрывая к тому же этим призывом светские основы общества.
Не забудем: в Туманном Альбионе не то, что в России-матушке — наобум Лазаря ничего не говорится. В особенности — высокими лицами. И тут на сцену сего шекспировского театра выступает второе высокое лицо: премьер-министр Великобритании Гордон Браун. Немного выждав, премьер публично поддержал Роуэна Уильямса, назвав его «мужественным человеком, честно выполняющим свое общественное служение». Такая оценка дана была в ходе «длительного» телефонного разговора, содержание которого осталось не преданным огласке. Очень тянет погадать: о чем же поболтали две подпершие друг дружку власти — светская и духовная? «Рановато мы сняли пробу, ох, рановато». — «Правда ваша — общественный котел слишком сильно закипел, да и пенка еще не та. Не готовы наши соотечественники». Но деться соотечественникам все равно некуда — хочется или нет, а шариат будет.
Вялые ссылки премьера на успешное применение элементов католических или иудейских норм в юридической практике Соединенного Королевства не убеждают. Сегодня, когда речь идет о легализации шариата в принципе, многие британские мусульмане готовы назвать Уильямса «святым человеком». Вопрос в том, кем они назовут его же завтра, когда эта планка будет взята. Да кто дал право какому-то «кафиру» решать, какие шариатские нормы приемлемы, а какие нет? Четыре жены иметь можно (и, кстати, получать пособие на каждую). Это, конечно, хорошо. Но почему нельзя рубить руки за воровство?
Факты не дают надежды на то, что диаспора сама скорректирует себя под европейские ценности. Недавно зарезана родным отцом 16-летняя девушка, отказавшаяся носить хиджаб. Перед ней — еще одна, устроившаяся работать в кафе и встречавшаяся с европейским юношей. Зарезана тоже отцом, мать помогала избавляться от тела. В собственных глазах отцы эти — не убийцы и не преступники, а, наоборот, — судьи, подвергающиеся незаслуженным гонениям. Вопрос лишь времени, когда в шариатских кварталах падет главное завоевание гуманистического общества — отмена смертной казни.
Но и это еще не все. Если, словами Уильямса, элементы шариата нужны в законодательстве «ради единства общества», то какое же единство, если половина живет по шариату, а половина — нет? Это, напротив, разобщение, когда одного можно казнить за неподходящий стишок, а другого — никак нельзя! Даешь истинное единство!
Реалистичность сознания, всегда спасавшая британцев, на сей раз их погубит. Верхи, не отчитываясь перед массами, пытаются подстроиться под то, чего почти нельзя избежать. Но прагматизм незаметно оборачивается самоубийством.
Есть ли чему радоваться нам? Да как сказать. Все же основные наши счеты с прежней Британией в прошлом. Поменявшая экспансивное ядро на толерантность, она давно уже плетется в арьергарде американской политики. Найдя новую доминанту, она едва ли удовольствуется столь скромной ролью.
Французы играют с огнем сепаратизма
Поспешившая признать независимость Косово сразу вслед за Афганистаном, Франция не сделала труда оглянуться на собственную Корсику. Признание Косово, как и следовало ожидать, идет строго по одному критерию — рассчитывает ли та или иная страна в случае чего совладать с собственными сепаратистами. (Оставим за скобками те немногочисленные страны, где сепаратистов нет вовсе.) Робкие перед США грузины неожиданно проявили строптивость, потому что знают — с абхазами и осетинами им не управиться даже с американской помощью. Николя Саркози, напротив, уверен, что у его собственных корсиканцев ничегошеньки не выгорит. Нельзя сказать, чтобы у президента вовсе не было оснований так думать. А все же правительство Саркози демонстрирует изрядную близорукость. Корсика — только вершина айсберга. В эти дни невольно вспоминаются и другие, скрытые в исторической глубине, но никуда не девшиеся французские нестроения.
Одна из таких скрытых до поры проблем Франции носит имя Бретань.
Проезжая мимо уютных бретонских домиков с их непременными исполинскими гортензиями в палисаднике, мимо церквушек, сложенных из похожего на жженый сахар гранита, ощущаешь душевный покой: кажется, жизнь здесь столетиями текла тихо и мирно. На самом деле мир и тишина — редкие гости в этом краю. Под французскую корону Бретань подвели в начале XVI века силой, которая была применена к четырнадцатилетней девочке. Ее звали Анна, и она была герцогиней Бретани, представительницей пресекшегося по мужской линии рода Дрё. Чтобы взять ее замуж, король Карл VIII подверг город Ренн такой свирепой и безжалостной осаде, что даже спустя 500 лет, в 1991 году, реннцы отказались праздновать юбилей того брака. Бретонцы, до сих пор обожающие свою скромную «герцогиню в сабо», охотно расскажут вам долгую историю ее короткой жизни: бретонские права и бретонские свободы Анна отстаивала упорно и последовательно.
Невзирая на присоединение к Франции, Бретань в достаточной мере осталась сама по себе. У нее был собственный парламент, основанный как раз умницей Анной: ни один королевский налог не мог затронуть бретонцев, минуя его. Строго говоря, бретонцы сами решали, какой налог они будут платить и в каком размере. Бретань делилась на четыре епископских земли: Трегор, Леон, Корнуайль и Ваннетэ.
Все прошло и быльем поросло. Три века флаг с черно-белыми горностаями верно служил лилейно-белому. Только чума XVIII столетия — французская революция — навсегда противопоставила Бретань Франции и Францию Бретани. Бретань осталась верна преданному Францией французскому королю и своим алтарям. Бретань восстала против революции. Об эпической доблести ее дворян и крестьян вам и сегодня расскажут в крошечном музее в Перрос-Гиреке, посвященном белогвардейцам-шуанам. А вот и русская оценка героев той войны:
«А вы, бессмертные вандейцы! Верные хранители чести французов! Восстановите Храм Господень и престол Государей ваших. Тогда мир благоговеющий да возгордится вами, и древний стебель лилии, преклоненный долу, да восстанет посреди вас блистательнее и величественнее. Храбрый Шаретт, честь французских рыцарей! Вселенная исполнена имени твоего; изумленная Европа созерцает тебя; тебе удивляюсь я, тебя приветствую. Лети, устремись, рази — и победа последует стопам твоим! Таковы суть желания воина, который, поседев на полях чести, всегда зрел победу, увенчивающую упование его на Господа сил! Слава Ему! Ибо Он есть источник всякия славы. Слава тебе! Ибо ты Ему любезен. Суворов».
Все взаимосвязано на маленьком христианском континенте. Когда бы победили вандейцы и шуаны, Бонапарт никогда не ступил бы на русскую землю, цвет русской нации не был бы скошен на Бородинском поле. Должно быть, сердце старого полководца прозревало это.
Как расправлялись с белыми, как убивали женщин и детей, как оскверняли святыни — можно повествовать долго, да только проще нам вспомнить нечто подобное из собственного злого прошлого. Спустя полвека Бальзак и Гюго оправдали эти расправы «просвещенного разума» над «тупым крестьянским стадом» ничуть не хуже, чем Максим Горький.
Республиканская Франция не простила бретонскую верность Франции королевской.
Осмысленное деление края по епископским кафедрам было заменено взятыми с потолка четырьмя департаментами. Сам бретонский язык было решено извести. По начало XX века в школах Бретани практиковался унизительный и мерзкий обычай. Если ребенок случайно, хотя бы на переменке во время игры, начинал говорить по-бретонски, его наказывали так называемым «знаком». «Знак» мог быть чем угодно: рваным башмаком, выщербленным до дыры камнем — словом, какой-нибудь дрянью. Дрянь эта вешалась ребенку на шею, и он должен был таскать ее, пока — и в этом самое мерзкое — не настучит на другого заговорившего на родном языке ученика. «Знак» перевешивался с маленького доносчика на новую жертву, чтобы и дальше навязывать выбор между башмаком на груди и стукачеством. Какая прекрасная демократическая педагогика!
