Репортажи из шестого тысячелетия - Владимир Лазарис
Для этих мальчишек война как таковая не являлась чем-то далеким и неведомым: всего за три года до окончания школы они вместе со всей страной праздновали победу в Шестидневной войне. И особым шиком у них считалась служба в боевых частях, лучше всего — в десантных, ведь на форме у десантников есть «крылышки», от которых теряют голову девушки и бледнеют соперники-пехотинцы.
Долговязому, неуклюжему очкарику Йоси Цвилиху по кличке «Джо» никакие «крылышки» не светили, поэтому на своих проводах в армию ему даже не удалось потанцевать с той, в которую он был так долго и безнадежно влюблен. «Она ушла со старшиной-десантником», — записал в своем дневнике несчастный Цвилих перед тем, как друзья уволокли его на традиционную церемонию стрижки.
Йоси Цвилих не успел попасть на Канал — он погиб во время учений.
А курчавый Шмуэль Марголис не расставался с 8-миллиметровой любительской кинокамерой, которой он на прощание увековечивал друзей. Он же поставил для выпускного школьного вечера яркое антивоенное представление, с лейтмотивом «Не хотим, не хотим, не хотим войны, генералов, приказов, памятников».
Одаренному музыканту и композитору Моси всегда и во всем везло, и даже после получения призывной повестки оказалось, что он может остаться в тылу и не портить свои музыкальные пальцы.
Рядом с ним — пацифист и анархист Хареле, вооруженный десятком лозунгов, которые он писал карманным распылителем на стенах тель-авивских домов: «Нет — войне!» или «Голда, опомнись!» — под влиянием тогдашнего духа молодежного бунта, выплеснувшегося из Калифорнии в песнях Боба Дилана. Но наивный бунт Хареле окончился тем, что бунтарь пришел вместе со всеми на призывной пункт. И эти мальчишки «ушли, не долюбив, не докурив последней папиросы».
В Израиле есть цензура, но не политическая, а военная. Она отнюдь не покушается на демократические основы общества, более того — с 1949 года действует письменное соглашение между правительством и Объединенным комитетом редакторов всех основных ежедневных газет о требованиях и полномочиях военной цензуры, которое периодически обновлялось, но с 1966 года его текст остался без изменений. По словам главного военного цензора, каждый новый вариант был все более либерален.
У военной цензуры есть единственная цель: «предотвратить огласку любой информации, которая может нанести ущерб безопасности государства».
Либеральный характер израильской цензуры зафиксирован в следующем параграфе: «…не существует цензуры по политическим и любым другим вопросам, коль скоро они не содержат материалов, связанных с государственной безопасностью».
Открытость израильского общества и либеральность цензуры представляют постоянный соблазн для журналистов, но по большей части журналисты хорошо знают, о чем нельзя писать, а цензоры — что нельзя цензурировать.
Израильскую цензуру характеризует и статистика, собранная специальной исследовательской группой при министерстве обороны Великобритании. В 1983 году исследователи выяснили, что с 1949 года зарегистрировано всего 180 жалоб — примерно по пять в год.
Английские специалисты считают, что израильская цензура «оперативна, эффективна, контролируема и побуждает журналистов своевременно представлять свои материалы для проверки».
В Израиле есть не только еврейская, но и арабская пресса, часто враждебная. Но цензор может контролировать и запрещать только подстрекательство к насилию. В остальном арабские газеты Восточного Иерусалима, Иудеи, Самарии и сектора Газы свободны публиковать любые политические заявления и точки зрения. Обычно цензуру не любят, ей противятся, с ней борются, наконец, ее боятся. А в Израиле ничего подобного нет.
Есть армии, в которых приказано умирать, но не сдаваться. Есть армии, где в безнадежном положении сдаются, чтобы не умирать. Не трусость, а суровая необходимость боя заставляет иногда принимать это трагическое решение.
Такое случалось в Армии обороны Израиля и в Синайскую кампанию 1956 года, и в Шестидневную войну 1967 года, и в Войну Судного дня 1973 года.
«Что нам делать?» — запросил по рации командир передового израильского отряда, окруженного египтянами на Суэцком плацдарме в первые дни Войны Судного дня. На другом конце провода стоял тогдашний министр обороны Моше Даян. «Принимайте решение по обстановке, — ответил он и добавил: — Сделайте все возможное, чтобы выжить».
При том что солдат в израильской армии берегут, заботятся об их безопасности и никогда не жертвуют их жизнями ради какой бы то ни было цели, возможность попадания в плен не исключена.
Плен — такая же неотъемлемая вероятность на войне, как и смерть.
Смерть превращает солдата в героя. А плен?
Эти вопросы замелькали в израильских газетах в 1985 году после возвращения из плена шести израильских солдат, обмененных на террористов Ясера Арафата.
Возвращение было триумфальным. Зачин народному ликованию дали средства массовой информации. Шестерых, вернувшихся из плена, встречали, как космонавтов, вернувшихся на Землю.
Шестерых ребят сжимали в объятиях измученные ожиданием отцы и матери. Друзья поливали их шампанским и забрасывали цветами, корреспонденты совали им под нос микрофоны, соседи по дому встречали транспарантами «Добро пожаловать!». Добравшись до своих домов, каждый из шестерых должен был выйти на балкон и помахать народу, толпившемуся внизу, верящему в очередное чудо, свершившееся в преддверии праздника Хануки[42].
Вечером того же дня народ узнал, какой ценой это чудо свершилось: за шестерых израильтян освободили 4500 палестинских террористов, в том числе заключенных из Южного Ливана.
Можно легко представить себе, что чувствовали родители освобожденных израильских военнопленных, не видевшие своих детей 426 дней. Но так же легко представить себе и чувства родителей, чьи дети погибли в Ливане, очищая его от тех самых террористов, которых сейчас отпустили на свободу.
Выкуп пленных связан с еврейской традицией.
Каждый понедельник и четверг в специальной молитве призывают евреи Господа Бога смилостивиться над их собратьями в беде и в плену, выручить их, защитить и спасти.
«Возврати, Господи, пленников наших, как потоки в полдень…» — говорится в 125 Псалме. Выручая своих пленников и заложников, евреи никогда не торговались: за еврейскую жизнь уплачивалась любая цена, как бы высока они ни была. Вопрос в том, как уживается эта традиция с борьбой против террора и шантажа, которая ведется в мире.
День Независимости проходит в Израиле весело: сжигают много бенгальских огней, съедают сотни тонн хлеба и мяса, выпивают тысячи литров вина — словом, как водится на праздниках во всем мире. Разве что в отличие от всего мира у нас этому празднику предшествует тесно связанная с ним отнюдь не праздничная дата — День памяти солдат, павших в боях за Израиль. Между двумя этими датами нет временного промежутка.
Документальный фильм «Жить с болью» рассказывает о родителях тех, кого поминают перед Днем Независимости и кому еврейское государство обязано своим выживанием.
