Репортажи из шестого тысячелетия - Владимир Лазарис
Шайке Офир пробыл в США четыре с половиной года.
Но он не вернулся в США, остался дома. «Я понял, что никогда не смогу играть в чужой стране. Английский — не мой язык. Гены — не мои, земля — не моя. Я могу выразить себя только в Израиле».
Следует отметить, что политическая сатира в Израиле, как и во всем мире, острее бытовой. И, как во всем мире, она парадоксальным (а может быть, наоборот, логическим) образом создает популярность своим «жертвам» — министрам и другим правительственным особам.
Не проходит и недели, чтобы на телеэкране не появился блестящий эстрадный актер Тувья Цафир, который преображается в разных министров, а то и в главу правительства и распевает песенки на слова сатирика Эфраима Сидона. Но в Израиле политическая сатира настолько острая, что в конце 70-х годов решили прикрыть лучшую сатирическую телепрограмму «Головомойка», за которую, кстати, ее вдохновитель, автор и режиссер Мордехай Киршенбаум получил Государственную премию.
«Головомойку» закрыли, но толку от этого мало: политическая сатира сменила названия своих программ, а менее острой не стала и, уж конечно, не исчезла.
Среди родоначальников израильской политической сатиры видное место занимает Эфраим Кишон, переведенный на все языки мира. Помимо юмористических рассказов, снискавших ему славу в 50-х и 60-х годах, Кишон долго и удачно работал как сценарист и режиссер первых израильских комедий, в которых героем был типизированный израильтянин.
Большим успехом пользовалась в свое время сатирическая программа Дуду Топаза, описывающая израильского обывателя, улетающего в Австралию от войн и армейских сборов, от арабов, от политической неразберихи и налогового удушья. Израильтянин (Дуду Топаз) ругает на чем свет стоит свое разнесчастное государство до той последней предотлетной минуты, когда он вдруг начинает понимать, что только здесь и может жить. «Где еще я могу сказать бакалейщику: „Мойше, запиши мне в долг две сметаны“? Где еще я смогу просто так постучаться к соседям и попросить пачку маргарина и банку огурцов? А какое еще государство я смогу так поносить? Допустим, в Австралии я заработаю в 200 раз больше, но кто мне будет там завидовать? Вот поэтому я тут и остаюсь. Может быть, это звучит по-идиотски, но мне кажется, что все мы из-за этого тут и остаемся».
Скетчи Топаза — «Арабский ремонт в Министерстве обороны», «Обжорство», «Письмо резервиста из Ливана» — невозможно пересказать, да и не нужно. Его успех объясняется тем, что в закромах академического и книжного сионизма он раскопал волшебную лампу, способную пролить истинный свет на доморощенных космополитов.
Если в 50-е годы особо выделялось творчество Эфраима Кишона, то в 80-е годы выделяется творчество его молодого и плодовитого тезки Эфраима Сидона. В 1971 году Сидон впервые начал писать сатирические скетчи для эстрады. В 1972 году он поступил на исторический факультет Иерусалимского университета. Там и произошла знаменательная встреча со студентом юридического факультета Бени Михаэлем, ставшим соавтором Сидона. Вначале они писали для студенческой стенгазеты «Ослиная пасть», а потом, вместе с Коби Ниром и Ханохом Мармори создали популярную сатирическую журнальную колонку «Зу-Эрец» (игра слов: «Зу-Эрец» на иврите «Эта Земля», но на английском «Зу» — «зоопарк») и уже упомянутую телепрограмму «Головомойка», которая четыре года подряд с успехом выполняла роль внепарламентской оппозиции.
Вместе с Бени Михаэлем Сидон написал сценарий к десяти сериям комедийного телефильма «Родственнички», где современный Израиль показан на примере одной семьи.
Не менее успешно Сидон работает и один: он долго вел сатирическую колонку в журнале «Котерет рашит», потом перешел в ежедневную газету «Маарив» и — совсем неожиданно для профессионального сатирика — написал семь книг стихов для детей.
В них Сидон начал впервые разрабатывать неведомый в Израиле стихотворный жанр, который по-русски условно можно назвать «нескладухи».
Вот пример из сборника «Сад на лысине»:
У мальчика явно был жар,
Градусник — как из костра!
Он целый день в постели лежал,
И тут же пришла медсестра.
Когда не видно было врача
И мальчик пылал огнем,
Она кипятила на нем чай
И жарила хлеб на нем.[41]
Шутки и анекдоты, родившиеся в Израиле под иракскими ракетами во время войны в Персидском заливе, — лучшее свидетельство тому, что израильтяне не теряют чувство юмора даже в самые опасные минуты: никто ведь не знал, когда и как кончится эта война. А она кончилась в веселый праздник Пурим, который традиционно отмечается в честь избавления еврейского народа от гибели — персидский царь Артаксеркс повесил не евреев, как того хотел его визирь Аман, а самого Амана.
Глава четвертая
Глубокая связь между словами «человек» и «земля» существует не только в древнееврейском языке, однако только в нем «земля» («адама») и «человек» («адам») происходят от одного корня, что делает эту связь коренной. А слог «дам» — «кровь», входящий составной частью в оба слова, превращает эту связь еще и в кровную.
Тема «человек-земля» прозвучала в молодежной телепрограмме. С шестью израильскими старшеклассниками обсуждался вопрос, чем они считают службу в армии: правом или обязанностью?
Участники мгновенно разделились на «левых» и «правых». Оказалось, что «правые» вполне готовы нести воинскую повинность, в то время как «левые» вовсе не горят желанием служить в армии и «терять целых три года жизни».
Отношение молодежи к службе в армии отражено и в фильме «Блюз летних каникул». Фильм имеет точную временную привязку: первоначально автор назвал эту ленту «В августе 1970 года». Именно тогда у него самого закончились последние школьные каникулы — короткий отрезок времени между детством и армией. В него он и поселил своих героев — тель-авивских старшеклассников, сдавших выпускные экзамены на аттестат зрелости. Впрочем, в Израиле настоящий аттестат зрелости получают не в школе, а в армии. В 1970 году израильская армия все еще была вовлечена в «войну на истощение», без начала и конца, без лобовых столкновений и решающих боев. Просто две армии, сидевшие по обе стороны Суэцкого канала, пытались истощить друг друга регулярными артиллерийскими обстрелами. Странная война, на которой тем не менее убивали, как и на всякой другой.
Вчерашние школьники знали, что их тоже ждет Канал, и последние каникулы
