Ближний бой. ЦРУ против СССР - Киркпатрик Лаймен
Через неделю не без помощи друзей из штаба, которым удалось внушить госпитальному начальству мысль о трудностях в работе вследствие нехватки личного состава, мне разрешили вернуться к исполнению служебных обязанностей, строго предупредив, чтобы я не перегружался. Было это 15 декабря 1944 года. На следующее утро, придя в оперативную комнату разведотдела, я заметил, что все мои коллеги серьезно озабочены по поводу неожиданной активности немцев, затеявших разведку боем в районе 8‑го корпуса. Уже в течение нескольких недель поступали сведения о переброске новых немецких дивизий в район Шнее-Эйфель, противостоящий позициям 8‑го корпуса. Предполагалось, что эта мера представляет собой «вливание крови» в дивизии, состоящие из необстрелянных солдат и расположенные на относительно спокойных позициях. Мы отметили, как, вероятно, это сделали и немцы, что линия фронта, удерживаемая этим корпусом, укреплена с нашей стороны недостаточно и что дивизии корпуса укомплектованы не испытанными в боях и не нюхавшими пороху американскими солдатами. К югу от этих дивизий стояла 28‑я американская пехотная дивизия, отдыхавшая после очень тяжелых боев в районе Хартгенского леса, а еще южнее также стояла на отдыхе 4‑я американская пехотная дивизия.
Всю разведку нашей группы армий беспокоило отсутствие достаточных сведений о 6‑й танковой армии СС. Противник отвел несколько своих бронетанковых дивизий, и предполагалось, что они предназначались для укрепления 6‑й танковой армии СС, которая, по имеющимся данным, перевооружалась и проходила подготовку в районе Падерборна, к востоку от Рейна. Строились всевозможные догадки относительно того, что будут делать немцы с этой армией, но вывод был единодушен: ее будут держать в резерве, чтобы ввести в момент, когда американские войска прорвутся в долину Рейна с целью выйти на западный берег реки и ударить по ним. Составителям разведывательных сводок об оперативной обстановке предоставлялась редкая возможность строить различные догадки. По всему фронту существовали самые невероятные толки о том, что могут предпринять немцы.
17 декабря стало ясно, что действия противника на участке 8‑го корпуса не просто разведка боем, а серьезное наступление, создающее угрозу корпусу и, может быть, всей армии, наступление, которое получило известность под названием «Битва за Выступ». Генерал Эйзенхауэр провел в Вердене совещание всех старших военачальников, на котором была выработана общая линия действий.
Каких-либо заслуживающих доверие предварительных разведывательных данных о наступлении немцев не было. Все свидетельствовало о том, что меры безопасности, принятые Гитлером перед этим наступлением, исключили возможную утечку информации к американцам. Только германское верховное командование, а также командующий группой армий и командующие армиями знали о плане, а за два дня до начала наступления в этот план были посвящены командиры корпусов и дивизий. В результате американская разведка не могла предвидеть действия противника. Только проникнув в сферы верховного командования немцев на их западном фронте, она могла бы заранее оповестить об их планах, но этого сделать ей не удалось. Поэтому каждый, кто утверждает, что слышал о готовящемся наступлении от военнопленных или предвидел его, исходя из перегруппировки немецких войск, просто крепок задним умом.
Теперь, когда «Битва за Выступ» была в полном разгаре, для нас в штабе наступила пора еще более интенсивной работы. Штаб верховного главнокомандования союзных экспедиционных сил, желая иметь на месте своего наблюдателя, прислал для работы с нами полковника Джеймса Кертисса-младшего, занимавшего четвертый по важности пост в разведывательном отделе штаба верховного командования. Я сказал полковнику Кертиссу, что лучше всего ему разместиться в моем подразделении, с которым так или иначе ему придется работать в самом тесном сотрудничестве, и он согласился. Мы с ним стали хорошими друзьями.
В начале наступления немцы силами так называемой 133‑й танковой бригады[6] проникли в тыл американских позиций. Эта бригада была целиком укомплектована из немецких солдат, говорящих по-английски и одетых в американскую форму. Они должны были действовать в тылу американских войск, стреляя по американцам из укрытий, осуществляя диверсионные акты и по возможности уничтожая старших офицеров. Тем не менее группы таких солдат вылавливались довольно быстро. Военная полиция через каждые несколько километров установила на дорогах контрольные посты. Буквально всех, вплоть до генерала Брэдли, останавливали, спрашивали пароль и отзыв, а также задавали всевозможные каверзные вопросы, рассчитанные на то, чтобы разоблачить немцев, переодетых в американскую форму.
В обычные дни процедура проверки выглядела следующим образом:
Военная полиция: «Пароль?»
Солдат: «Красный».
Военная полиция: «Бродяга».
Это означало, что солдат знает пароль, а военная полиция знает отзыв, и они могут быть уверены, что принадлежат к дружественным войскам. Пароль и отзыв менялись каждый день, и каждый должен был знать их.
Но в тех сложных условиях для предотвращения проникновения противника в тыл наших войск пароля и отзыва было недостаточно. По внешности американские солдаты, набившиеся в джип, могли остановить любого встреченного ими на дороге американского солдата. Кто-нибудь окликал его: «Эй, Мак, мы выехали из штаба утром и забыли спросить пароль. Какой сегодня пароль?» Поэтому в течение нескольких дней американские войска на большом участке Западного фронта участвовали в массовой игре в вопросы и ответы, причем тот, кто не знал ответов, мог даже оказаться поставленным к стенке.
Мы с полковником Кертиссом обычно работали до полуночи и позже, а затем пешком шли на свою квартиру, проходя через мост в центре Люксембурга и далее направляясь в нижнюю часть города, к району парка, где мы жили, минуя в общей сложности с полдесятка контрольных пунктов. Однажды мы шли к себе, радуясь возможности подышать свежим воздухом, и вдруг нас прижал к перилам американский броневик, в котором сидели два воинственно настроенных сержанта, решивших, что перед ними заброшенные в тыл немцы. Кавалерийские усы полковника Кертисса выглядели, видимо, более подозрительно, поэтому все вопросы адресовались ему.
«Пантера» 150-й танковой бригады СС, замаскированная под американскую самоходную установку
Первый вопрос: «Где вы получили образование?»
«В Вест-Пойнте».
Его ответ не произвел на них впечатления. Один из них рявкнул: «Что это такое?»
Джимми Кертисс сохранял невозмутимое спокойствие.
«Это, — Ответил он, — военное училище Соединенных Штатов Америки».
По-видимому, ответы не очень убедили их, поскольку был задан следующий вопрос: «В каком порту вы сели на корабль?»
«В Форт-Гамильтоне».
Этим ответом они, казалось, были более удовлетворены.
«Кто выиграл первенство Штатов по бейсболу?»
Полковник Кертисс сказал, что он не интересуется бейсболом, и сержантов вновь охватила подозрительность. Я попробовал вставить слово: «Чемпион — команда „Кардс“».
«Тебя не спрашивают, — отрезал сержант и снова вперил свой торящий взгляд в полковника: — Наша обожаемая кинозвезда?»
Это Джимми знал: «Бетти Грейбл».
Напряжение спало.
«Откуда команда „Доджерс“?»
«Из Бруклина», — сказал Джимми, и я был рад, что он хоть что-то знает о бейсболе. Нам разрешили следовать дальше.
Подобного рода эпизоды часто случались во время первоначальной неразберихи в «Битве за Выступ». Вскоре все заброшенные к нам в тыл немцы были выловлены и по приговору военно-полевого суда расстреляны. В ходе этой операции чуть не умерли от страха два ни в чем не виновных немца: один — американец немецкого происхождения, служивший в армии США, и другой — военнопленный.
