Сестра-отверженная - Одри Лорд
Он подумал немного, а потом спросил, должны ли Черные люди платить и врачам. Про это говорили в телевизионной передаче. Я слегка улыбнулась и ответила, что платить врачам за медицинскую помощь должны не только Черные люди, а все люди в Америке. Ох, сказал он. А если у тебя нет денег, чтобы заплатить? Что ж, сказала я, если у тебя нет денег, чтобы заплатить, то иногда это значит, что ты умираешь. И мое движение в этот момент нельзя было понять никак иначе, хоть ему и пришлось ждать, пока Хелен переведет. Мы оставили его стоять посреди площади в полном замешательстве, он смотрел мне вслед, разинув рот и подперев подбородок рукой, словно пораженный тем, что где-то люди могут умереть от того, что для них нет медицинской помощи. Такие моменты до сих пор отзываются во мне снами о России, хотя я давно уже вернулась.
Мне кажется, что русские сейчас многое принимают как должное. Думаю, они считают естественными бесплатную госпитализацию и медицинское обслуживание. Они считают обычным делом бесплатные университеты и бесплатное школьное образование, они не ставят под сомнение всеобщий хлеб, даже с парочкой роз в придачу[28], хоть и без мяса. Все мы склонны не замечать того, что имеем, и видеть то, чего у нас нет.
Однажды ночью, после полуночи, мы с Фикре гуляли по парку в Ташкенте, и к нам подошел русский мужчина, с которым у Фикре состоялся короткий и резкий разговор, после чего мужчина кивнул и ушел. Фикре не захотел объяснить мне, о чем они говорили, но у меня сложилось стойкое впечатление, что мужчина пытался снять кого-то из нас: то ли Фикре, то ли меня. В некоторых отношениях Ташкент в России – место особых возможностей. Я спросила Фикре, какова советская позиция по гомосексуальности, и Фикре ответил, что публичной позиции нет, потому что это не публичный вопрос. Конечно, я знаю, что это не так, но мне так и не удалось подробнее узнать правду, а Хелен – слишком приличная девушка, чтобы обсуждать что-либо связанное с сексом.
V
В последние несколько дней после нашего возвращения в Москву я познакомилась с женщиной, на которую обращала внимание на протяжении всей конференции. Она эскимоска. Ее зовут Тони, и она чукво[29]. Они из той части России, которая находится ближе всего к Аляске, через Берингов пролив, и не была продана русскими. Тони не говорила по-английски, а я не говорила по-русски, но мне казалось, что в тот последний вечер мы почти занимались любовью через наших переводчиц. Я до сих пор не знаю, понимала ли она, что происходит, но подозреваю, что понимала.
Ее выступление в тот день чрезвычайно меня взволновало. Мы сели ужинать группой около десяти человек, и Тони через переводчиц заговорила со мной. Она сказала, что на протяжении всей своей речи искала в толпе мои глаза, потому что у нее было чувство, что она обращается к моему сердцу. И что ту песенку, которую она спела во время выступления, она пела во имя надежды на новое начало для всех наших народов. И эта женщина наколдовала, скажу я вам, очень мощное заклинание. Чукво в мире осталось всего четырнадцать тысяч. В своей речи она сказала: «Печально, когда целый народ перестает существовать». И потом спела эту песенку, которую, по ее словам, всегда поют в ее народе, когда происходит что-то новое. Ее круглые темные глаза и тяжелые волосы, гладкие, как шубка тюленя, блестели и колыхались в такт музыке. От этого у меня по спине пробежал холодок: хотя Черных американ/ок в мире двадцать один миллион, мне кажется, что мы тоже вымирающий вид, и это так печально, что наши культуры умирают. Мне казалось, что из всех этих людей на конференции только мы вдвоем, Тони и я, разделяем это знание и эту угрозу. За ужином Тони всё говорила мне, как я красива, как она унесет с собой навсегда не только мою красоту, но и мои слова, что мы должны разделять не только наши печали, но и наши радости и когда-нибудь наши дети будут свободно говорить между собой. Она произносила тост за тостом за женщин и их силу. Всё это через переводчиц. Я пыталась решить, как всё это понимать, когда Тони встала, подошла и села рядом со мной. Она коснулась моего колена и поцеловала меня, и так мы просидели весь ужин. Мы держались за руки и целовали друг дружку, но всякий раз, когда мы говорили между собой, это происходило через наших переводчиц, светловолосых русских девушек, которые фальшиво улыбались, переводя наши слова. Полагаю, мы с Тони соединены где-то посреди Алеутских островов[30].
Она поцеловала мою фотографию на моей книге, затем встала, поблагодарила нас за ужин и удалилась вместе с латвийским делегатом из Риги.
VI
Мы снова в Москве, всё такой же холодной и дождливой. Вид на город с мокрыми крышами почти так же тосклив, как и на Нью-Йорк, разве что на горизонте еще торчат огромные строительные краны. Кажется, в Москве постоянно идет невероятное количество строек. В Нью-Йорке тоже, но они не так видны на горизонте. Кварталы здесь застраиваются не встык, как в Нью-Йорке. Здесь на один квартал приходится два больших многоквартирных дома, стоящих под разными углами, а кругом масса зелени и иногда даже целые скверы между ними. Иначе говоря, здесь явно тщательно подходят к городскому планированию и обращают внимание на то, как людям нужно и хочется передвигаться по своему району. И в Нью-Йорке, и в Москве живет около восьми миллионов человек, но в Москве можно без страха прогуляться после наступления темноты. Похоже, что проблемы уличной преступности в Москве нет. Возможно, официальные и настоящие причины этого различаются, но это факт. Меня поразило, как много людей и даже детей ходит по паркам после захода солнца.
Когда я только приехала в Москву из аэропорта, я заметила, что движение на улицах постоянно довольно оживленное, но при этом не было заметно пробок или больших задержек, хотя это был как раз тот час, когда большинство людей
