Посткоммунистические режимы. Концептуальная структура. Том 1 - Балинт Мадлович

контролируемая сфера коммуникации, типичная для патрональных автократий. Она характерна для тех формально демократических посткоммунистических стран, где довольно часто «превращение средств массовой информации в плюралистическую и независимую четвертую власть, трансформация журналистского сообщества в автономную профессиональную группу, ориентированную на общественное служение, и самосознание аудитории в качестве группы граждан вообще не состоялось»[675]. Так же как популизм предполагает скрытую монополизацию политической сферы, патрональные автократии неформально нарушают права СМИ. Другими словами, суть контролируемой сферы коммуникации заключается не в подавлении, а в нейтрализации прав СМИ, а граждане являются слугами, а не бесправными объектами. Это становится очевидным, если мы проанализируем статус всех четырех прав и сравним его с полным запретом в закрытой сфере, с одной стороны, и с абсолютным уважением в открытой сфере – с другой.

Во-первых, право знать ограничено, поскольку доступ общества к информации затруднен. Объем доступной информации сокращается, поскольку (1) увеличивается объем засекреченной информации, (2) снижается количество СМИ, которым разрешено присутствовать на государственных пресс-конференциях или брать интервью у государственных акторов, и (3) доступ к информации, вместо того чтобы упрощаться, всячески затрудняется (отсутствуют данные на государственных сайтах, представители власти отказываются отвечать на вопросы журналистов и оппозиционеров, людей лишают доступа к информации, представляющей общественный интерес, а также последующего доступа к данным, несмотря на решения судов последней инстанции и т. п.)[676]. Что касается права говорить, патрональные автократии ограничивают не содержание, а охват. Озвученные мнения, отличные от официальной пропаганды, вызывают у них интерес не сами по себе, а в контексте того, достигают ли эти мнения ушей достаточного количества людей, чтобы нарушить политическую стабильность. «Достаточное количество людей» понимается здесь как в непосредственно количественном смысле (то есть до скольких людей из аудитории СМИ оппозиция может донести информацию), так и в географическом (то есть если охват большой, то становится важно, сконцентрированы ли эти люди в паре крупных городов или районов)[677]. На практике, в ходе процесса, который можно назвать «геттоизацией», правящая политическая элита не выпускает критические высказывания за пределы небольших кругов, где те, кто уже были убежденными противниками правительства, просто общаются между собой. Так она оставляет режиму мало шансов на изменение пропорции лояльных голосов к критическим у большой аудитории. Постоянно уменьшающееся количество критически настроенных каналов начинает играть роль «резиновых комнат» коммуникации для противников режима, которые могут обсуждать обиды и претензии между собой, но не на широкую аудиторию. Активное участие в спорах в социальных сетях может производить ложное впечатление массового недовольства правительством, хотя, по сути, это одни и те же люди обмениваются мнениями в одних и тех же группах. Одним словом, геттоизация – это, несомненно, метод нейтрализации, аналогичный (или являющийся частью) нейтрализации оппозиционных партий [♦ 3.3.9]. В отличие от коммунистической партии-государства мафиозное государство не практикует доктринерство: оно не боится слов и может терпеть критику до тех пор, пока она не имеет значительного охвата.

Все это приводит нас непосредственно к праву выбирать. Тогда как в либеральных демократиях оно соблюдается благодаря параллельному функционированию непредвзятых государственных и свободных частных СМИ, в патрональных автократиях именно эти два основания создают почву для его нейтрализации. С одной стороны, государственные СМИ предвзяты, поскольку их контролирует приемная политическая семья, используя прямые государственные инструменты. В число этих инструментов входит раздача должностей в СМИ подставным лицам и патрональным служащим (которыми руководит рука патрона [♦ 3.3.5]), прямые указания о том, какие темы (или каких персон) освещать, цензура в отношении важных политических новостей, которые все еще официально транслируют СМИ, и управление контентом в соответствии с пропагандой партии – приводного ремня[678]. С другой стороны, частные СМИ, как правило, куплены приемной политической семьей, тогда как оппозиционные СМИ вытеснены, присвоены или геттоизированы. По мнению Елены Вартановой, когда Путин строил в России свою патрональную автократию, он использовал похожие методы: избирательные правовые санкции (налоговое или таможенное законодательство, пожарные и санитарные нормы); судебные иски против оппозиционных СМИ, часто по делу о клевете; приобретение местных и региональных газет в собственность[679]. Особенно заметна в этом процессе была патронализация олигархов из медиасреды, когда Путин совершил стратегический шаг, заменив олигархическую анархию на однопирамидальную патрональную сеть в общем плане и отняв и присвоив наиболее значительные общенациональные российские СМИ в частности (см. Текстовую вставку 4.2)[680].

Текстовая вставка 4.2: Как Путин патронализировал (медиа)олигархов

Когда Путин впервые сел в ельцинское кресло, Кремль жил в страхе перед двумя крупными «медиаолигархами»: Владимиром Гусинским, основавшим канал НТВ, и Борисом Березовским, владевшим ОРТ. ‹…› Эти телеканалы вещали на такую огромную аудиторию, что легко могли бы разрушить его хрупкую империю, если бы он испортил с ними отношения. ‹…› Однако, спустя несколько недель после своей инаугурации, [Путин] сказал, что «способствующих сращиванию власти с капиталом олигархов не будет как класса». [Он собрал] двадцать одного медиамагната в Кремле, чтобы поставить им простой ультиматум – они смогут сохранить свой бизнес, если не будут вмешиваться в политику. Два человека не были туда приглашены – Березовский и Гусинский. То, что [с ними] потом произошло, является иллюстрацией того, насколько дорого обошелся бы отказ от предложения, сделанного Путиным. ‹…› Путин ‹…› попросил Гусинского вернуть долг, взятый у Газпрома в 1996 году. ‹…› Магнат ‹…› был арестован ‹…› и под давлением переписал акции НТВ на имя Газпрома. Потом [Путин] сказал Березовскому: «Я хочу контролировать ОРТ. Я буду им управлять». ‹…› Против Березовского было заведено уголовное дело, и он под давлением продал свою долю в ОРТ Роману Абрамовичу, который без промедления передал ее государству. Завладев ОРТ и НТВ, Путин добился именно того, чего хотел ‹…›. К 2008 году Путин, прямо или косвенно, контролировал около 90 % всех российских СМИ[681].

В Венгрии под руководством Виктора Орбана произошла аналогичная реорганизация медиарынка, включавшая в себя покупку местных и региональных газет и радиостанций приемной политической семьей, а также вытеснение из информационного пространства оппозиционных СМИ (при том что Орбану необязательно было воевать с олигархами, поскольку его приемная политическая семья уже в значительной степени контролировала СМИ в стране). К 2014 году на медиарынке сформировалась квазимонополия, а в 2017 году, по данным аналитического центра Mérték Média Monitor, доля независимых СМИ составила всего 22,2 %. Все остальные СМИ были патрональными: государственные СМИ, ставшие рупором партии «Фидес» (38,1 %); СМИ, принадлежащие олигархам режима (15,7 %); и 476 информационных агентств, которые были объединены в медиахолдинг Центральноевропейский фонд прессы и СМИ (венг. сокр. KESMA) (24 %)[682]. Этот медиахолдинг, сформированный на рубеже 2018–2019 годов, является типичным продуктом патрональной автократии: в него