Под псевдонимом Серж - Владимир Васильевич Каржавин
Недалеко от санатория был небольшой причал. В один из тёплых вечеров, когда солнце только опускалось за горизонт, к нему подъехал катер. На зрение Балезин никогда не жаловался, поэтому человека, сошедшего на деревянные мостки причала, узнал ещё издали, в первую очередь по седой голове со стрижкой «ёжиком». Это был Гладышев. Обрадованный Алексей, превозмогая боль, пошёл ему навстречу.
Обнялись. Видно было, что Гладышев в хорошем настроении. Одет он был в штатское, по-летнему; лицо светилось улыбкой.
– Я через Баку проездом. Вот узнал, что ты здесь и вырвался на часок.
– А потом куда? Обратно в Тегеран?
– Боже упаси! В Москву, а через пару дней на 1– й Белорусский, в разведотдел 48-й армии. Ну а ты как?
– Как видишь… – мрачно выговорил Алексей, тряхнув в воздухе палкой.
– Не вешай нос, обойдётся, – успокоил Гладышев и похлопал ладонью по небольшому саквояжу, который был при нём. – Пойдём-ка в укромное местечко…
Балезин не сомневался, что в саквояже бутылка коньяка и закуска. Так и случилось. Процедуры на этот день закончились, и он поймал себя на мысли, что хочет выпить.
Они расположились на небольшой лужайке под сосной. Налили, чокнулись. Гладышев рассказывал, Балезин слушал. Гладышев поведал всё, что знал о встрече «Большой тройки». Несколько раз повторил, что видел своими глазами и Черчилля, и Рузвельта, и конечно же товарища Сталина.
– Жаль, жаль, что тебя не было, – закончил Гладышев. Он ожидал расспросов об исторической, по его словам, встрече, но у Алексея были другие мысли.
– Торговец погиб? – спросил он, хотя заранее знал ответ.
– К сожалению, погиб.
– А англичане? Кларк, Шепард?
– Тоже погибли… и ещё двое с ними. Если бы ты задержался в сарае на пару секунд…
– …то составил бы им компанию, – закончил за Гладышева Алексей.
Помолчали. Налили ещё. Выпили, не чокаясь. Гладышев поднялся:
– Ладно, мне пора.
…Стоя на мостках причала, они крепко пожали руки.
– Что-то хочешь спросить? – Гладышев угадал мысли Алексея.
– Хочу. Ты не знаешь, как настоящие имя и фамилия того, которого я называл Торговцем?
Гладышев как-то грустно усмехнулся:
– Имени не знаю. А вот фамилия известная, на ней держится вся Россия. Мне он представился как старший лейтенант Иванов; в 42-м были ещё прежние звания. А что тебе?
– Как, что? Он же мне жизнь спас! Если бы он меня не вытащил, вторым взрывом меня бы разнесло.
– Знаю, знаю… А ты что, с ним где-то раньше встречался?
– Довелось…
– Где?
– После победы встретимся, подробно расскажу.
…Катер почти скрылся из виду. Алексей Балезин смотрел ему вслед, думая о своём. Как это у Толстого: «Всё смешалось в доме Облонских». Человек, который его, Балезина, пытал, спустя несколько лет спас ему жизнь… ценой своей… Нет, не в доме Облонских всё смешалось, а в Советской России.
* * *
И вот опять знакомый кабинет Фитина, тёплые слова, в связи с выполненным заданием, переданная благодарность от самого Сталина, сообщение о том, что он, Алексей Балезин, – полковник, награждённый орденом Красной Звезды, и что его рапорт с просьбой направить в действующую армию удовлетворён.
– Направляем тебя в Отдельный отряд особого назначения НКГБ СССР. Командира, полковника Орлова я хорошо знаю – толковый мужик. Пойдёшь к нему замом, будешь работать в основном с иностранцами. К сожалению, сейчас при комплектовании разведгрупп эта работа ведётся не на должном уровне, много провалов, – сообщил Фитин и, сделав небольшую паузу, слегка улыбнулся. – Воюй, но имей в виду: полковник Балезин нужен Родине живым, а наша служба после войны будет востребована не меньше, чем сейчас.
Но все положительные эмоции ушли на второй план, когда Алексей переступил порог своей квартиры. Она была пуста. Ни Ольги с Маринкой, ни писем от них. И почтовый ящик пустовал, если не считать писем, которые Алексей написал домой из госпиталя. И от Сергея, который, наверное, уже в армии, тоже ничего. Сёстры Софья с Ириной съехали – блокада Ленинграда давно снята. И вот он один в пустой квартире… Хуже было только в одиночной камере… Впрочем, стоит ли это вспоминать… Особенно тяжело ночью: не знаешь, куда деваться от одиночества. И думы, думы…
Но не зря говорят в народе, что утро вечера мудренее. Утром Алексей решил навестить свой институт. Кабинет ректора был приоткрыт, а столик, за которым четыре года назад сидела бдительная пожилая секретарша, пустовал.
Балезин всмотрелся в приоткрытую дверь. В кабинете были двое: сам ректор и ещё один человек, стоявший спиной к Алексею; правый рукав его гимнастёрки свободно болтался.
Его тёзка Алексей Григорьевич Сергин внешне изменился мало: как и раньше в полувоенной форме, с орденом Красного Знамени на груди; как и раньше,, беспрерывно курил, правда, по запаху это был уже не добротный довоенный «Казбек», а что-то попроще, напоминавшее махорку. «Сейчас, Коля, надо начинать эти работы, сейчас! – начальствующим тоном выговаривал он. – Мы не в Африке живём. Тёплые дня быстро пролетят, глазом не моргнёшь, как наступят осенние холода. И останется общага без тепла, как и год назад!» Стоявший перед ректором человек попытался оправдаться, и его молодой голос показался Алексею знакомым. Но Сергин договорить ему не дал, обрушив поток ругани. Балезину стало жаль парня, и он приоткрыл пошире дверь.
– Можно к вам?
Сергин пару секунд недовольно разглядывал пришедшего, потом резко поднялся и, несмотря на хромоту, быстро зашагал навстречу Балезину. Обнял, обдав крепким запахом табака:
– Алексей Дмитриевич, дорогой, как я рад!
Парень наблюдал за их встречей. Видно было, что и он хочет что-то сказать:
– А меня вы не узнаёте?
Алексей конечно же узнал. Перед ним стоял тот самый комсорг Коля, который был не в ладах с французским языком. А вот он изменился заметно: весь седой, хотя ему до 30 далековато; взгляд усталый, лицо суровое – весёлых юношеских веснушек уже не видно; на правом стекле роговых очков трещина. И только голос в какой-то мере выдавал его молодость.
– Узнаю, Николай Петрович, – Балезин вместо рукопожатия осторожно тронул его единственную левую руку. А по имени-отчеству назвал специально, помня, что в довоенные времена комсорг Коля любил, когда его для солидности так называли. – Что, французский небось забыл?
