Со служебного входа - Анатолий Захарович Рубинов

В зависимости от маршрута поезда бывают еще двух- и трехсменными. По этой сложной для постороннего и вполне четкой для себя сетке трудятся.160 машинистов Кольцевой линии. Из них трое - женщины, справляющиеся с работой вполне успешно. Думается, что для женщин их молчаливый и одинокий труд в тоннеле особенно труден - что ни говори, а от природы они эмоциональнее и в большей степени нуждаются в собеседнике.

Впрочем, тоннель постоянно говорит с машинистом. Он предупреждает, советует. Знаки тоннеля красноречивы. Вот изломанная, направленная стремительно вверх стрела, висящая под сводом. Такие стрелы рисуют, когда хотят изобразить молнию. Здесь, под землей, где молний не бывает, она означает совет машинисту: двигатель можно выключить - поезд идет под уклон, набранного ускорения вполне хватит, чтобы своей инерцией, своей тяжестью двигаться точно по расписанию, рассчитанному по секундам. И светятся зеленые огни. Расписание это составлено так, что светофор предупредительно зажигает разрешительный кружок как раз тогда, когда он нужен. Это знают и пассажиры, хотя светофоры им не нужны: редко, очень редко, даже в те самые напряженные часы, когда по рельсам мчатся, казалось бы, все имеющиеся в запасе поезда, случаются короткие секундные остановки. Да и то происходят они не от просчетов составителей расписания и его исполнителей, а, как уже говорилось, по вине пассажиров, которые могут задержать дверь, чтобы в вагон вошел зазевавшийся человек, и из-за этого нарушить ритм всей нескончаемой цепочки поездов.

А главное, светят в тоннеле, приближаются созвездия подземных станций с их ярким, праздничным многолюдней. Несмотря на однообразие ритма, время в кабине машиниста летит быстро: гулкий свод тоннеля рисует линии, изгибается, уходит в другом направлении, возвращается, стены сходятся, расходятся, показывая огненную точку станции, которая множится огнями, делится, удлиняется и предстает, наконец, полной людей. Ради них и мчатся под землей поезда, ради них и работают подземные транспортники. Правда, в боковом зеркале никого хорошо не разглядишь: отведены лишь секунды на остановку, высадку и посадку пассажиров. В этой толпе не увидишь даже собственной жены или собственного мужа, которые машут рукой, подают знаки, а потом удивляются: «Неужели меня не видел? А я ждала, пропускала поезда, чтобы ты меня вез».

Зато возвращаясь со смены, еще слыша в ушах тоннельный гул, пощелкивание колес на стрелках, машинист на эскалаторе разглядывает плывущую толпу внимательно, во все глаза. Живая жизнь, которая устремляется с поверхности земли в ее освещенные мраморные, полированные недра, всегда притягательна и полна тайны, которую хочется понять. После часов безмолвия и одиночества людская толпа кажется особенно прекрасной, яркой, нарядной, полной неясных магнитных сил, дающих прилив энергии и ощущение счастья, которое достанется и тебе.

ДОМ, ГДЕ ЖИВУТ ВАГОНЫ

Любой вагон метро недолгое время был вагоном железной дороги - начинал свою подземную жизнь с того, что проехал по земле, видел солнце и небо.

Прежде чем навсегда уйти в недра Москвы, сверкающий никелем и свежей голубой краской вагон бежал послушно вслед за электровозом, и люди, не видевшие метро, наверное, удивлялись: какие странные пошли теперь поезда… А те, кто понял, улыбнулись - это вагон метро едет на свое постоянное место работы.

Подземные поезда делают в Мытищах и в Ленинграде. Оттуда они своим ходом - колея на железной дороге и в метро одинакова - идут на станцию Подмосковная, затем в депо «Сокол». Здесь они расстаются с белым светом и лишь изредка, на короткий срок смогут увидеть его снова.

Каждый вагон на любой линии совершает именно этот путь и непременно бывает в депо «Сокол», а потом, когда устанет, в другом депо, одном из десяти, где его хорошенько осмотрят, умоют, починят.

На каждой линии Московского метрополитена, кроме Кольцевой, есть два депо - основное и, с противоположной стороны, оборотное. На Кольцевой линии депо одно - Краснопресненское.

Как это ни странно, публика о нем знает меньше, чем о других, хотя оно расположено в гуще знаменитого своей историей района и не так уж сильно удалено от центра города. Его обступили дома и предприятия, оно окружено деревьями, составы стоят в огромном здании и лишь на минутку появляются в открытом пространстве, чтобы скрыться в «преисподнюю», иной раз на несколько суток.

Для работающих там людей депо начинается ярко и празднично: со сверкающей цветной плиткой проходной, перегороженной невысоким сооружением из матового белого металла. Между разделенными стойками есть место для прохода, но войти и выйти сможет лишь тот, кто имеет специальный пропуск довольно необычного вида. На каждой стойке красными огоньками горит слово «пропуск», а чуть выше в глаза бросаются красные же пунктирные нули, между ними широкая вертикальная прорезь - это место для пропусков. Аппарат сам проверяет их: если в документе все правильно - промолчит, позволит войти, только перед этим на табло, где светятся нули, в одно мгновение загорится длинный личный номер. Аппарат может держать в «голове» сведения о 10 тысячах работниках - здесь же их всего 650: машинистов, инженеров, токарей, фрезеровщиков, электриков.

Пропуск выглядит так: обычная карточка с фамилией, именем и отчеством помещена в черную пластмассовую рамку с круглыми отверстиями. В каждом документе они расположены по-своему. Комбинацию отверстий и контролирует автомат, сверяя известные ему сведения с теми, что предъявили. Позволив войти в цех, тут же посылает в соседнюю комнату цифровую информацию: работник, имеющий пропуск с таким-то номером, явился на смену в такое-то время. Аппарат отстукивает эти данные на узкой бумажной ленте, которая потом уйдет в бухгалтерию, причем черной краской о тех, кто пришел вовремя или раньше срока, красной - об опоздавших. Красной краски расходуется очень мало: сотрудники депо знают цену времени. Пожалуй, ни в какой другой отрасли народного хозяйства, даже на железной дороге, даже в авиации,