Борис Фрезинский - Я слышу все… Почта Ильи Эренбурга 1916 — 1967

Что касается тона и стиля Вашего разговора со мной, то он меня глубоко возмутил и оскорбил, но не смог убить чувства любви и уважения к Вам, выработавшегося за долгие годы. По-видимому, у Вас так много искренних друзей, что Вы легко можете себе позволить плевать в лицо одному из них.

Впервые. Подлинник — ФЭ. Ед.хр.1522. Л.11.

Москва, 21 сентября 1953

Милостивый государь Илья Григорьевич,

рассеянная жизнь, которую Вы ведете, и Ваше длительное пребывание в созданной Вами новой Ясной Поляне[505] лишают меня удовольствия разумных и впечатляющих бесед с Вами на всевозможные темы, преимущественно нравственные. Тем не менее, пользуясь оказией, посылаю Вам это письмо с изложением моих неизменных чувств к Вам и надеждой все-таки повидать Вас в текущем году. Равным образом, напоминаю Вам, что последнего Вашего произведения нет в моей библиотеке[506], что отражается на полноте представленных в ней сочинений Ваших.

Весьма возможно, что этой осенью я буду охотиться в волоколамских лесах и тогда заверну к Вам с дичью или, скорее всего, без дичи, так как егеря повезут ее прямо в Москву.

Прошу передать Вашей уважаемой супруге мое глубокое почтение.

Остаюсь преданный Вам

Сентября 21, 1953 года.

Впервые. Копия — РГАЛИ. Ф.3102. Оп.1. Ед.хр.255. Л.2. Фамилия Лидин упоминается в поэме Пушкина «Граф Нулин» — отсюда и подпись под письмом.

Нью-Йорк, 24 декабря 1953

Дорогой мой Эренбург,

Думаю, что Вы, как писатель, легко можете представить себе, чем были для меня последние несколько дней[507]. После многих лет все той же борьбы здесь, в Соединенных Штатах, непрерывно испытывая трудности, терпя поражение в одном сражении за другим, у меня едва хватило сил перенести это мощное рукопожатие мира и дружбы из-за огромного океана и эту величайшую честь. Столько сразу пришлось сделать, столько всего написать и столько передумать! И все-таки хватаюсь за первую же возможность, чтобы передать Вам привет и благодарность за Вашу телеграмму, а через Вас многим другим людям, которых Вы знаете и с которыми часто встречаетесь. Передайте им, пожалуйста, мою признательность и привет.

Уже больше четырех лет прошло с тех пор, как мы сидели вместе в Париже и говорили о многом[508]. Должен сказать Вам, что это был очень значительный момент в моей жизни, и я вспоминаю его еще и еще, всякий раз, как мне нужны новые силы. С нетерпением жду новой встречи с Вами, старый друг, чтобы обнять Вас и потолковать с Вами так же славно, как мы говорили в те дни.

Искренне Ваш

Впервые. Подлинник — ФЭ. Ед.хр.2274. Л.2. Говард Фаст (1914–2003) — американский писатель; участник просоветского Движения сторонников мира, порвавший с ним после 1956 г.

1954

<1953–1954>

Илья Григорьевич!

Я поняла про твой портрет на плакате[509]. Это то, что увидел Пикассо, это то, что понимал Ося[510] в тебе, а следовательно и я. Доказательство у тебя было — если б не это представление, он не назвал бы тебя перед смертью[511]. Портрет удивительный — в пятьдесят бабы сантиментальны; я не могла его забыть. Целую тебя — старого друга.

Впервые. Подлинник — собрание составителя.

<Париж,> четверг 20 мая 1954

Дорогой Илья Григорьевич,

Не зайдете ли Вы ко мне этот раз? Несколько лет тому назад Вы хотели это сделать, но не успели[512]… — Вы, вероятно, бываете на этом Монпарнасе, который Вам был всегда дорог. Мой дом в десяти шагах от La Coupole[513], около церкви N<otre>-D<ame> des Champs, на углу ул. Montparnasse и бульвара. А квартира на 1-м этаже[514] (entresol) как раз над рестораном Le Surcouf (face à l’escalier[515]).

Я еду в Везеле[516], на 24 часа, вернусь в пятницу, в три часа пополудни. Буду в субботу. В воскресенье только вечером, после 7-ми. В понедельник, вторник и среду весь день. Но лучше всего, если Вы решите зайти, сговориться по телефону.

Я была бы рада повидать Вас, после стольких лет. И хотела бы показать Вам Архив Р.Р<оллана> и попросить Вас — еще раз — помочь мне пополнить его в его «русской» части.

De tout coeur[517]

Впервые — ДП. С.657. Подлинник — ФЭ. Ед.хр.2115. Л.1. Мария Павловна Кудашева-Роллан (урожд. Кювелье; 1896–1985) с 1931 г. — жена франц. писателя Ромена Роллана (1866–1944); ИЭ познакомился с ней в Коктебеле у М.А.Волошина в 1919 г., отсвет тогдашней ее влюбленности в ИЭ окрасил их последующие взаимоотношения.

США, 12 июля 1954

Милый Илья Эренбург,

Ваше пожелание счастья было для меня особой радостью. Я с большим участием следил за Вашими действиями и за Вашим творчеством. И меня особенно удовлетворяет то, что именно Вы помните обо мне.

С самыми добрыми приветствиями и пожеланиями

Впервые. Подлинник ФЭ. Ед.хр.2280. Л.1. Отношение ИЭ к немецкому писателю Л.Фейхтвангеру (1884–1958) после выхода его книги «Москва 1937» было преимущественно негативным, тем не менее он послал ему поздравление с 70-летием.

<Ленинград,> 21. 7. 1954

Дорогой Илья Григорьевич, прочитал статью Симонова[518] и очень огорчился. Нельзя отказать ему в знании дела.

Удачно найдена интонация. Хорошо стилизовано под литературный спор.

Очень захотелось, чтобы Вы ему ответили, м.б., даже не статьей, а коротким письмом в редакцию[519]. Ведь все его теоретические позиции очень шатки.

1. Он пишет как бы о романе, а Вы написали повесть. Изящное смещение этих жанров и является основным приемом, с помощью которого он зовет милицию.

2. То же самое использовано и в изложении судеб двух художников, как картин всего искусства.

Даже самые лихие критики не упрекали Островского за то, что в «Лесе» он исказил все состояние русского театрального искусства, в котором были тогда и Щепкин, и Мартынов, и Садовский[520] и еще множество людей, может быть, и менее пьяных нежели Ливанов[521], но не менее талантливых. И самое бойкое казенное перо не рискнуло бы задать вопрос Островскому — к кому он себя причислял: к Несчастливцеву или к Аркашке, а ведь других деятелей театра в пьесе не было.

3. Почему так тщательно перечисляя буквально все фразы, посвященные искусству, — он забывает не фразу, но сцену читательской конференции — явления, которое может возникнуть только на определенном уровне искусства.

4. Писатель пишет различные вещи. И по масштабу, и по значению. Нельзя путать «Медного всадника» и «Домик в Коломне», возмущаться тем, что не все кухарки бреются, и вымерять, где был шаг вперед, а где назад.

5. Нельзя противопоставлять изображенных героев жизненному фону, утверждать, что герои показаны, как исключение. Их достаточно много для того, чтобы такое количество исключений превратилось в правило, а исключительное стало обычным.

Я звонил к Вам домой, хотел поговорить с Любой[522]. Мне ответил какой-то новый голос, судя по произношению мне показалось, что это Коптяева[523]. Этот голос сообщил, что не то 25-го, не то 27-го вы уезжаете.

Тогда пожелаю Вам счастливого путешествия.

Привет и самые лучшие пожелания

Привет Любе, мы[524] ей как-то писали. Получила ли она письмо?

Впервые — Звезда, 1995, №3. С.112. Подлинник — ФЭ. Ед.хр.1689. Л.1–2. Кинорежиссер Григорий Михайлович Козинцев (1905–1973) был родным братом Л.М.Козинцевой-Эренбург и двоюродным племянником ИЭ по матери.

Нью-Йорк, 20 августа 1954

Дорогой товарищ Эренбург!

Думаю, что Вы еще помните Вашего еврейского переводчика. Из газет я узнал, что Вы находитесь в Южной Америке[525]. Жаль, что не в Северной, <а> то мы бы повидались с Вами.

Годы войны я провел в Китае, и туда доходили <до> меня Ваши пламенные слова против гитлеровских варваров. Но от этого времени не имел возможности читать какие-нибудь из Ваших произведений. Если это не трудно Вам, пришлите мне кое-какие, и я постараюсь их как-нибудь использовать.

Жду Вашего скорого ответа. Примите сердечный привет.

P.S. Меня очень интересует судьба моих товарищей: Маркиша, Фефера, Бергельсона[526]. Можете ли Вы мне что-нибудь сказать про них?