Андрей Кокорев - Повседневная жизнь Москвы. Очерки городского быта начала XX века
– Потому я хочу Савельевскую дачу взять, – говорит она, – что хорошая и удобная дача...
– Очень удобная! Мне вместо комнаты каморка с окошком в хлев... Хорош кабинет!..»
Не будем утомлять читателей подробностями длинного спора. Как всегда, глава семьи под мощным натиском супруги вынужден был уступить, хотя последнее слово осталось за ним: «Нанимайте, что хотите и где хотите, – шипит Ребрышкин, – мне наплевать. Но я вас предупреждаю, собакой я жить не намерен и, ежели что, в городе останусь... да-с...»
Относительно же дач-дворцов, которые «ходили» по 250—300 рублей за сезон (с мая по сентябрь), стоит заметить, что такие цены существовали в первые годы XX века. В 1914 году в газетах писали по дачному вопросу: «..."порядочной"» московской дачей называется такая, в которой дует изо всех щелей, крыша «с протекцией», окна «без притворства», а двери «без запирательства», при цене от 300 до 500 руб., а иногда и дороже.
При даче «садик»: две метлы, из которых можно сделать полтора пучка розог, и один столб, на котором можно повеситься.
Масса удовольствий за небольшие деньги!»
Сам поиск будущего пристанища был делом далеко не легким. Опытные люди предупреждали, что к такому роду информации, как газетные объявления, следует относиться с опаской. Об этом же говорилось в рассказе А. М. Пазухина «Март»:
«„Глава“ берет газету и начинает просматривать публикации.
– Ишь, нагородили сколько!.. Удобная дача со всеми принадлежностями... Дача со всеми удобствами в живописной и здоровой местности... Барский дом-дача с отличным купаньем и вековым парком... Одним словом, чего душа хочет, того душа просит. А как поедешь смотреть, так и окажется, что дача со всеми удобствами курятник какой-нибудь... Превосходным купаньем называется гнилая лужа, а чудный парк состоит из полудюжины ощипанных деревьев, с которых даже розги не выберешь... чтобы ребятишек выпороть».
Убедиться в добросовестности сделанных предложений можно было только личным осмотром. Но для того чтобы отыскать заветные ворота, на которых висел клочок бумаги с надписью: «Здаеца сматреть можна. Оцене узнать в лавке», приходилось предпринимать настоящую экспедицию по весенней распутице. Не гарантировали успеха и переговоры с «дачным агентом», бравшим «первопроходца» в оборот, едва тот успевал сойти с поезда:
«Пожалуйте, господин хороший, пожалуйте, – говорит он, извиваясь ужом. – Дачку мы вам сейчас предоставим. Первый сорт дачка есть, такая дачка, что не токмо во всей округе, а даже в целой Европе нет... генеральская дачка, полковничья. В прошлом году один фабрикант жил, так, уезжая, красный билет мне пожаловал и стакан шампанского вынес. „Вот, говорит, тебе, Никитич, за то, что ты мне дачей услужил. Пожалуйста, говорит, Никитич, не отдавай ее никому на будущий год. Я, говорит, опять приеду, потому эта дача единственная“. Пожалуйте, сейчас вам покажу ее.
– Да ведь ты говоришь, что фабрикант этот ее за собой оставил?..
– Фабрикант?.. Он, господин, точно что оставил, а только сейчас у него семейное происшествие и он приехать не может. А то бы он ни в жисть эту дачу не уступил, так бы и умер тут.
Искатель дач отправляется в неведомые страны, покрытые непроходимыми снегами, вязнет в этих снегах по пояс, проваливается в зажоры, скачет через лужи и наконец попадает в какую-то хибарку, со всех сторон подпертую и окруженную некоторым подобием парка.
– Зачем же ты привел меня, проклятый, сюда? Ведь это не дача, а собачья конура, ведь она сгнила вся, ведь тут и через крышу, вероятно, льет и ветром всю шатает эту дачу...
– Ах, господин, да как же ее может шатать, ежели она сейчас вся на подпорках, нисколько ее даже не шатает. А ежели насчет дождя, так это кум исправит в лучшем виде. У меня, господин, кум миллионер, ему двести-триста целковых выкинуть ничего не стоит. Он вам и щели все забьет, и даже дозволит вам новыми обоями эту дачу оклеить, ежели ваше такое желание будет».
Если же говорить серьезно, то к началу XX века многие дачные местности уже давно имели сложившуюся репутацию, и в «сезон» на страницах периодических изданий постоянно появлялись характеристики мест летнего обитания москвичей. Вот, для примера, небольшие отрывки из обзоров, относящихся к 1902 году:
«Самое именитое замоскворецкое купечество на дачный сезон переселяется в Сокольники. Их шикарные дачи-особняки подчас напоминают конструкцией те же самые замоскворецкие дома-особняки – только малость полегче материал будет... Ну, и фантазии архитектор больше допустил... А так дом на совесть, – хоть зимой живи. Цены дач дорогие. Поближе к Сокольникам – приступу нет, подальше – доступнее. [...]
Воробьевы горы. Два села – Воробьево и Троицкое-Голенищево – расположены на них, но жилые и полужилые дачные строения раскинулись по всем окрестностям. Крестьяне, не впадая в преувеличение, можно сказать, все живут панорамой Москвы и эксплуатируют ее всевозможным образом.
Одни сдают землю под дачи москвичам, которых притягивает как магнит эта панорама. Другие сдают свои избы под дачи. Третьи – лесочек и садик для «чайничья». Четвертые – сами чайные содержатели. Пятые – объегоривают всякими иными способами.
Особенно много на Воробьевых горах именно этих пятых.
Легкий труд «показывания Москвы» дурно отразился на нравственности [крестьян] Воробьевых гор. Дачники особенно жгуче недовольны именно своими хозяевами-крестьянами, и, если не будут приняты меры, данный промысел здесь должен совсем сократиться. [... ]
Кузьминки действительно представляют прелестный уголок, но природной красотой далеко еще не исчерпывается все их значение как дачной местности. Они для москвича должны быть дороги ощущением, что в 15 верстах от Москвы он может найти себе настоящий деревенский покой и отдых, а не то расшатывание нервов, каким награждает вас большая часть других дачных поселков.
Действительно, на пространстве 140 десятин[98] раскинулись 32 дачи; вы смело можете отправляться гулять в парк, не надевая шикарных туалетов, и можете быть вполне уверены, что вас никто не встретит; наоборот, – желаете общества, вам стоит отправляться в места для прогулок, наиболее излюбленные кузьминскими дачниками.
Ко всему присоединяется отсутствие пыли, грязи, громыхающих поездов с ужасными ревунами-свистками, граммофонов и прочей прелести. [...]
Одной из любимейших дачных местностей зажиточных и полузажиточных московских жителей является Кунцево. Станция Кунцево находится на десятой версте по Брестской железной дороге. Лица, не желающие считаться с прелестью железнодорожного движения, могут проехаться из Москвы туда даже на извозчике, не говоря уже о велосипеде. Вы слезаете на станционной платформе, длинной-длинной и почти всегда кишащей дачниками, встречающими, провожающими и просто гуляющими здесь! Это – Кунцевский клуб. От самой платформы начинается Новое Кунцево. Ряд дач среднего размера и качества тянутся вдоль шоссе, поворачивают от него направо, углубляются в рощу и образуют общедачный пейзаж. Дачки перекинулись даже и по ту сторону от шоссе, но там не так удобно: растительность скудна. Цены на дачи недорогие, при каждой отведен приличный участок для сада, – вот почему дачи в Новом Кунцеве почти не пустуют.
Одинцово. Место здесь не дорого, поэтому дачи не прижимаются одна к другой, а чувствуют себя свободно. При каждой – цветник, садик. При многих даже огороды. Чем дальше они стоят, тем тише, спокойнее, медленнее бьется пульс дачной жизни, и дачи мало-помалу превращаются из дач в именья».
Для сравнения приведем характеристику Сокольников из обзора, написанного в 1913 году: «Теперь Сокольники – очаровательный уголок. Широкие аллеи с прекрасными дорогами, электричество, безупречные подъездные пути сделали то, что москвич, особенно занятой, которому нельзя далеко уезжать из города, тянется сюда со своим летним скарбом, наполняя дачи в конце апреля. [...]
Дачи тут дороги и, конечно, разбираются загодя. Впрочем, на окраинах можно получить и недорогую дачку, но там Сокольники носят характер скорее города и могут удовлетворить лишь очень невзыскательных людей.
«Хорошая» публика последнее время стала избегать Сокольников. Действительно, в праздничные дни, когда происходит великое переселение народов, в Сокольниках жутко – очень уж пьяно и шумно».
Представление о дачном поселке «на окраинах» Сокольников, селе Богородском, можно почерпнуть из воспоминаний Н. М. Щапова: «К моему времени оно было густо, беспорядочно застроено мелкими дешевыми дачами, разделенными узкими, грязными, никогда не просыхавшими проездами. По одному из них с трудом пробирался рельсовый путь конки. Дачники были бедные, среди них было много многодетных евреев с грязными ребятишками. Богородское часто выгорало целыми районами»[99].
