Максим Григорьев - Обыкновенный фашизм: военные преступления украинских силовиков (2014–2016)
Мужчина: «Только сделали отбой. В двенадцать, в час ночи у нас тут уже тишина была. А это произошло в одиннадцать. После одиннадцати. Машина там сгорела. Начало ночи, было страшно. Схватили вещи, побежали на первый этаж. Палили из тяжелого оружия, казалось, что падает где-то рядом. Было страшно. Боимся каждый день. Как только ближе к вечеру, так и боимся. Прислушиваемся. Ждем, какой дом следующий на очереди. Как русская рулетка — сегодня этот дом, завтра этот. Послезавтра еще какой-то. Порошенко сказал, меня ничего не интересует, кроме земли».
Девочка: «Вчера я сидела в коридоре, услышала залпы. Потом дедушка ко мне подошел, и начало падать на Строитель. Он сказал, берите кошку, вещи, собирайтесь и убегайте. И мы побежали, мы живем на девятом этаже, а побежали на седьмой. А потом побежали в подвал» [361].
В мае 2015 г. британский журналист Г. Филлипс взял интервью у Оксаны Войнаровской, получившей ранение (бедро и предплечье) в результате обстрела Вооруженными силами Украины Макеевки (ул. Агрономическая, 1) 11 января 2014 г. После ранения ребенок четыре месяца находится в больнице в Москве. Для лечения травмированной ноги ей поставили аппарат Елизарова. В результате обстрела у Оксаны Войнаровской погиб отец, Евгений Войнаровский, 44 лет, ее дом разрушен. Мама Оксаны и их сосед Александр рассказывают журналисту, как все происходило. Ниже приведен полный текст интервью.
Александр: «Вчера обстрел был. Я у дочки в Донецке вчера был. Я еду, гуманитарную помощь получил, а соседи мне говорят, что хлопца, который работал на машине на этой, Женя, зовут. Снаряд попал в машину, а там газ был. Газовые баллоны, мужику оторвало голову. Девочку поранило. В 7:30 вечера прилетело два снаряда на соседнюю улицу. И вот эта семья, которая в этом доме живет, решили спрятаться в подвал от обстрелов. И по дороге в подвал снаряд прилетел с Песок или с Авдеевки, попал в кабину автомобиля, на котором он работал, загнанном во двор. Вот этот автомобиль ездил вчера еще, сейчас от него ничего не осталось. Мужчина 1970 года, 44 года, бежал с дочкой в подвал. Дочку ранило в левое бедро и левое предплечье, сосед на автомобиле забрал ее и отвез в больницу. Через пять минут приехала пожарная, начали тушить автомобиль. А его уже забросило в подвал. Оторвало полголовы и забросило в подвал, мертвого уже. Дочку забрал сосед и отвез в больницу, в реанимацию. Через пять минут приехала «скорая помощь», они разминулись. А мужчина 44 лет, хозяин этого дома, погиб. Семьи нет. Мужчины нет, дочка в реанимации. Жена где-то собирается его хоронить как-то. Соседи собирают деньги, чтобы помочь. Страшно здесь жить, конечно. Вчера здесь весь поселок шевелился, бегал. Сюда собралась толпа человек сорок, наверно. Но уже ничего сделать нельзя было. Пожарная потушила автомобиль, стекла соседи забили. В общем, нет семьи. Женя Войнаровский (погибший), моей племянницы одноклассник. Хороший семьянин. Вот на этом автомобиле… Это его личный автомобиль. Он работал на нем еще, когда был живой. Кормил семью. И все, нет. Можно прекратить это? Донбасс расстреливать, мирных людей. Кому это нужно? Он бежал из дома, туда, в подвал. Вот он здесь и лежал. Оставалось два метра, и он бы спасся».
Мама О. Войнаровской: «Это случилось в восемь часов, начало девятого. Если бы мы в доме остались, то живы и невредимы были. И Женя бы жив остался. А так мы выскочили. И мы успели заскочить, и он успел сходить до подвала. И говорит, я поднимусь, свет включу. Поднялся на верхнюю ступеньку, и все. Снаряд попал в машину, и ему голову разорвало. Ксюшу ранило. Это как раз в тот день Порошенко говорил, что он в Париже был. Ксюша раньше вообще молчала. Сейчас начали психологи работать, и все. И она стала чуть разговаривать, общаться. Замкнутая стала. Хотя раньше такая щебетушка была. Сейчас молчит. Хочется, конечно, прежнюю Ксюшу видеть. Сейчас понимаю, что время надо. Она без умолку говорит, когда разговор заходит о папе. Воспоминания эти. Или когда о ее любимой породе собак — хаски. Вот это у нее разговор без остановки. Мы будем ходить, мы будем учиться. У нас будет все хорошо. Мы верим в это. Мы в хороших руках. Нас окружают хорошие люди, мы с плохими не сталкивались. Когда я предложила, что если мы подлечимся, то, может, поедем к бабушке в Центральную Украину. Она сказала, что, мама, я не поеду жить в страну, которая убила моего папу. Это аппарат Елизарова. Это вкручено у нее там внутри. В кости. Мечта, что на неделе его снимут. Она хочет на бок повернуться, на живот лечь. Мамочка, я хочу сесть, — это то, о чем ребенок мечтает. А так все будет хорошо. Одиннадцатого января у нас это все случилось. Пятнадцатого нас сюда привезли. Пятнадцатого января нас привезли сюда. Четыре месяца уже здесь живем» [362].
11 июня 2015 г., в 23:00, Горловка подверглась минометному обстрелу Вооруженных сил Украины. Несколько частных домов в пос. Кочегарка разрушены. Семья с маленькими детьми чудом осталась жива и до 5:00 пряталась в овраге недалеко от своего дома. Дети Арина и Софья рассказывают о своих впечатлениях от обстрела.
Софья: «Испугалась. Оно бахает в этой стороне и в этой. Везде бахает. И в дом упала бомба. От дома ничего не осталось. И вот пострадал мой зайчик, хочу, чтобы больше не бомбили, я хочу мир». Арина: «На нас бомба упала. Дом упал» [363].
В ночь с 10 на 11 июня во время обстрела г. Горловки украинскими военными в пос. Мичурино тяжелое ранение получила
Анастасия Буторина (род. 9.08.1998). Снаряд разорвался во дворе частного дома, и один из осколков попал через окно в комнату, где в этот момент находилась девушка. В результате попадания осколка Анастасия получила осколочное ранение грудной клетки с повреждением правого легкого, переломы седьмого, восьмого, девятого ребер справа, а также осколочное проникающее ранение позвоночника. Девушка была госпитализирована в городскую больницу № 2, где ей была проведена операция, но состояние оставалось крайне тяжелым. Утром 16 июня девушка умерла.
Британский журналист Г. Филлипс побывал на месте трагедии и на похоронах Анастасии Буториной и взял интервью у свидетелей обстрела. Жители поселка Наталья Изотова, Галина, Светлана и другие рассказывают о погибшей. Ниже приведен полный текст интервью.
Наталья Изотова: «Проходите, посмотрите, что у нас происходит после этих бомбежек. Вот у нас тут упало. Все разбомбило. Все, что у нас оставалось. Так сказать, подарки. Подарки мы регулярно получаем».
Алена: «Настя была в крайней комнате, мы просто уже все отремонтировали, но изнутри там видно. Стекла выбиты. Могу показать изнутри».
Галина: «Вы посмотрите, что с картошкой сделали. Она почернела вся. Это такой взрыв был. Туалет посмотрите, что с ним».
Светлана: «Пройдите дальше, там вообще уже людей нет. Никто не живет тут».
Галина: «Украина своих людей убивает. И хотят, чтобы мы были с Порошенко. Я говорю, я в жизни этого президента ненавижу. Потому что он всех убивает. Детей. Все страдают от этого. Вот фотография ребенка, 16 лет. За что ее убили? В июле было бы 17 лет. Прекрасная была. Веселая, красивая, все ее любили. Не только поселок, но и школа, и училище. Завтра все в морге будут. Приезжайте, посмотрите. Это мама Насти, Людмила».
Людмила: «Это ночью произошло. Ночь была бессонная очень. Сумасшедшая вообще. Вроде потом затихло чуть. Ну, ребенок мой сидел тут возле подвала, где комната. И говорит мне: «Вроде тихо. Я пойду, мама, спать». Она, когда легла, позвонила, сказала, что хлопок был, зарево розовое. Вылетели окна. И говорит, что не чувствует ног. Я прибежала. Темно было. Свету не было. Вот осколок влетел, отскочил, тут лежала девочка моя, спала. Она была ранена. Крови много было. Я вызвала «скорую». «Скорая помощь» не хотела ехать. Потому что у вас обстрел. Мы обратились к ребятам ДНР с поселка. Приехали на «пирожке». Понимаете, что это машина такая. С будкой сзади. И довезли до Бессарабки. «Скорая помощь» сказали, что они там будут. Мы поехали, их там не было, потом нам пришлось ехать на Химик. Доехали туда, и забрали ребенка в «скорую». Там уже стали капельницы ставить и все такое. Мы около часа появились только в больнице. Была надежда, что спасут ее, но, во-первых, ей прострелило легкое. Осколок был шесть сантиметров. У нее было раздроблено два позвонка. Девятый и десятый. И вот эти костные осколки пошли в мозг. Позвоночные. У нее легкое начало воспаляться одно. Потом перешло на другое. Видимо, от волны удара начало воспаляться другое. Поставили ей дренажи, кровь выкачали. Воздух там оставался. Тоже убрали. Но от мозгового ушиба воспалились все органы. У нее начали почки отказывать. Итог того, что она умерла. Получается, от ранения отказали все органы. От мозгового. Она постоянно говорила, что мама — самый любимый в мире человек. Алену тоже любила. Она была очень хорошей девочкой. Добрая, отзывчивая. У меня слов нет, понимаете. Я не могу, потому что такого ребенка отняли у меня. Я говорю — и на поселке, и в училище, и друзья, — ее все любили. Ну, хороший человек она у меня была. Добрая, отзывчивая, трудолюбивая, что не скажешь, она все сделает. Стихи писала. Очень тяжело. Финансовое положение у нас тяжелое. Я сейчас не работаю. Дочка не работает. Вот мы втроем жили. Пока работала в столовой, мы обходились как-то. Сейчас вот закрыли. И теперь мы без заработка. Мы получали, единственно, пенсию по потере кормильца. Я не знаю, как день завтрашний пережить. Дочка вообще старшая. Красивая, улыбчивая, отзывчивая. И за что такое наказание, я не знаю. Вы сняли там, в огороде все? Там деревья все снесло. Огород был посажен, там все снесло. Здесь на кровати она, получается, лежала тут. На левом боку получается. Отскочило, я говорю. И попало в нее. Осколок 5–6 см. Никто не понял ничего. Она сказала: «Мама, я не знаю, что со мной произошло». Она пыталась встать, но не смогла. Она позвонила, я прибежала сразу. Как свет включила, он потух. Я фонариком начала освещать, говорю: «Дочечка, как ты себя чувствуешь?» Она дышит и хрипит. Тут было все залито в крови. И я ей перебинтовала простыню и потом уже врач приехала с ополченцами и оказала первую помощь. Положила перчатки, забинтовала ее бинтом. Такая дырка была. Просто лежало дите спало, понимаете. Я в шоке, сколько это еще будет твориться, сколько будет гибнуть детей. Мальчик тоже. Настя умерла. И мальчик восемнадцати лет. Ребенок тоже. Жизни не видели. Три женщины еще. Погибла женщина на Комсомольце. В квартиру влетел снаряд. Она собой прикрыла ребенка и погибла. Нас обстреливают украинские военные из Дзержинска, Майорска, Артемовска. Врач позвонил, сказал, но я у нее была уже перед этим. Она уже была тяжелая. Она просилась домой. Говорила: «Мамочка, забери меня домой, я быстрее с тобой выздоровлю». Последний разговор с ней… Я зашла к ней. У нее руки привязаны. Дренажи стоят, в кислородной маске она была, потому что легкие уже не дышали. Она единственное говорила: «Мамочка, забери меня домой». Она не понимала, может быть. Насколько у нее сил хватало. Врачи мне, правда, говорили, долго не задерживайтесь, потому что ребенок очень тяжелый. Я вышла, конечно, расплакалась. Врач мне сказал, что благо, если она доживет до утра. Они, значит, об этом уже знали. Что ребенок тяжелый и умрет все-таки. Может, просто до меня это не доходило. Я хотела, чтобы ребенок выздоровел за неделю. Это очень тяжело. Не знаю, как я теперь буду без нее. Завтра, если хотите, приезжайте, посмотрите, насколько ребенок мне был дорог. Там одноклассники соберутся, преподаватели, одногруппники» [364].
