Посткоммунистические режимы. Концептуальная структура. Том 1 - Балинт Мадлович
Простое добавление приставки «нео-» к веберианским понятиям, возможно, не так хорошо передает смысл обозначаемых явлений, как это могли бы сделать содержательные прилагательные (то есть конкретно выражающие природу новизны этих государств). Однако мы все же выбираем именно такой способ формирования понятий, потому что (1) он отражает тот факт, что свойства политических режимов, описанные Вебером, встречаются не только в его эпоху, но и на других исторических интервалах, также (2) он соответствует тому, как эти понятия уже используются в существующей литературе (см. Текстовую вставку 2.3)[261]. Фактически слово «неопатримониальный» указывает на трансформацию институциональной структуры и означает, что патримониализм больше не так явно выражен и не испытывает на себе действие традиционных (жестких) ограничений, но скрывается за фасадом демократических институтов, которые накладывают на него правовые (мягкие) ограничения. В неопатримониальных государствах правящая элита более или менее выполняет требования существующего правового режима, который она при этом постоянно модифицирует, чтобы он точнее отвечал ее интересам [♦ 4.3.4]. Тем не менее закон все же оказывает воздействие на неопатримониальных правителей, которые вынуждены выискивать все более изощренные способы удовлетворения интересов элит, чтобы скрыть свои настоящие намерения в демократической среде, где правители полагаются на электоральную гражданскую легитимацию [♦ 4.2].
Текстовая вставка 2.3: О понятии неопатримониализма
Гюнтер Рот был первым, кто отметил появление новых современных форм патримониального господства ‹…› в своей знаменитой статье «Единоличное правление, патримониализм и построение империи в новых государствах», опубликованной в 1968 в журнале World Politics. ‹…› Шмуэль Эйзенштадт, разрабатывавший в своих трудах комплексную теорию неопатримониализма, сделал следующий шаг в развитии этого концепта. ‹…› Можно выделить три основных принципа функциональных возможностей неопатримониальных систем:
1) Политический центр отделен и независим от периферии. В нем сконцентрированы политические, экономические и символические ресурсы власти, при этом все другие группы и слои общества лишены доступа к этим ресурсам и контроля над ними.
2) Правящие группы – обладатели государственной власти, которые приватизируют различные социальные функции и институты, превращая их в источники собственной частной прибыли, – управляют государством, как если бы это была их частная собственность (patrimonium).
3) Этнические, клановые, региональные и семейно-родственные связи не исчезают, а воспроизводятся в современных политических и экономических отношениях, определяя методы и принципы их функционирования[262].
Неосултанистские государства, напротив, состоят из формальных институтов, которые используются исключительно в личных интересах. Другими словами, формальная институциональная структура не имеет никакого влияния на правящую элиту и никак ее не ограничивает, а методы управления могут оставаться такими, какие они есть, без необходимости идти на ухищрения. И если закон противоречит принципу интересов элит, он будет либо изменен, либо просто проигнорирован [♦ 4.4.3.3]. Легитимация в таких политических системах – всего лишь шоу: всеобщие выборы проводятся, но в случае неблагоприятных для правящей элиты результатов она без колебаний прибегает к фальсификациям [♦ 4.4.3.2].
Следует отметить, что с концептуальной точки зрения неосултанистское государство можно рассматривать как подтип султанистского, где присутствие демократических институтов – лишь дополнительный контекст, внутри которого осуществляется управление. И хотя такая классификация этих режимов кажется довольно логичной, она имела бы меньше аналитической ценности, поскольку в посткоммунистическом регионе именно неопатримониальные государства, а не султанистские, как правило, эволюционируют в неосултанистские [♦ 4.3.3.3]. Как замечают Хучанг Чехаби и Хуан Линц, использование термина «неосултанистский» «[имеет] преимущество не только потому, что помогает отличать [такие государства] от тех, которые Вебер описывал термином „султанизм“, но также и потому, что соответствует внутренней логике веберианской терминологии; ‹…› точно так же, как переход от патримониализма к султанизму являлся для Вебера „определенно непрерывным“, неосултанистские режимы – это радикальная версия неопатримониальных форм управления»[263].
2.4.3. Уровни толкования. С помощью каких действий происходит апроприация собственности?
Третье измерение – это деятельность государства (публичных акторов), направленная на присвоение собственности. Поскольку каждое государство по определению «использует монополию на легитимное применение насилия для извлечения и распределения ресурсов, а также управления ими», то в этом смысле оно неизбежно вовлечено в принудительную апроприацию и перераспределение частной собственности. Однако чтобы различать государства в зависимости от их подхода к этому, нам необходимо обозначить три признака, по которым отличаются разные типы присвоения собственности. Во-первых, мы различаем присвоение собственности (a) для личной выгоды, когда кто-либо завладевает собственностью для повышения собственного благосостояния, а также обогащения других определенных групп людей (семьи, однопартийцев и т. д.), и (b) для общественной выгоды, когда кто-либо присваивает собственность и использует ее не для собственного обогащения как такового, а передает ее другим, заранее неизвестным людям (например, для использования в общественных целях, то есть для раздачи всем тем, кто отвечает набору объективных и неуникальных критериев и т. д.)[264]. Во-вторых, мы различаем отъем (a) денежных средств, как в случае с налогами, и (b) собственности в неденежной форме, как в случае с вмешательством с отъемом собственности или национализации (в либеральных демократиях). Действительно, если мы говорим о денежных средствах, то речь не идет о личной или общественной выгоде как таковой, поскольку большая часть налогов в государстве собирается не на конкретные цели – скажем, подоходный налог не собирается строго для финансирования здравоохранения и образования. В современных государствах налоги поступают в общий фонд, из которого потом финансируются большинство (централизованных) государственных программ[265]. Таким образом, собираемые с людей денежные средства просто пополняют доходную часть бюджета, а потом этот бюджет расходуется на различные цели, как государственные, так и частные. Однако когда денежные средства перераспределяются и расходуются в личных целях, мы различаем (a) законные и (b) незаконные случаи таких действий – в зависимости от того, соответствует ли передача налоговых средств конкретному (знакомому) лицу / компании существующему законодательству или нет.
Таблица 2.8: Уровни толкования категорий, относящихся к апроприации собственности
Учитывая эти три признака, мы можем выделить несколько типов государств, отражающих разные толкования этого измерения (Таблица 2.8).
Отправной точкой является государство во главе с правящей элитой, которая владеет монополией на легитимное применение насилия и использует его для сбора налогов, то есть отъема денежных средств у людей, на которых распространяется власть государства [♦ 5.4.3]. Дальнейшая типологизация выглядит следующим образом:
♦ Рентоориентированное государство – это государство, в котором налоговое бремя, по замыслу покрывающее лишь сферу государственных услуг, специально повышается в целях обеспечения определенных интересов
