Николай Прокудин - За речкой шла война…
Осторожно ступая по неровным ступенькам, след в след спустились в нерукотворную шахту и из полумрака выбрались на освещённую террасу, сооружённую на шероховатом граните. Тут по углам висели четыре светильника, а над перилами был закреплен яркий прожектор. Под террасой действительно (о чудо!) плескалась вода. Вернее, не плескалась, а расстилалась черная спокойная водная гладь. Настоящее озеро «мертвой воды»! Для того чтоб в него погрузиться, предстояло спуститься ещё по нескольким скользким узким ступеням на другую площадку. А вот с неё уже можно было нырять.
Какая неописуемая, величественная красота, сотворённая неведомыми силами, открылась взору! Какое великолепие и чудо создала природа! Сверху, на поверхности, – безжизненные горы и выжженная солнцем пустыня, а под землёй – замечательный водный мир. И если у самого входа промозгло и сыро, то внизу холод совершенно не чувствовался. Наоборот, тепло, словно попали в другое время года. Вода тихо шуршала о камни, значит, всё-таки это живая вода, а не «мертвое море». Интересно, а есть тут рыба?
– Васька, в озере живность какая-то имеется? Лягушки там, пиявки?
– Не боись! Ни крокодилов, ни змей. Акулы отсутствуют, барракуды не водятся. Пираний тож нет. Проверено. Никто тебе яйца в воде не откусит. Раздевайся и ныряй. Водица чистая, можно сказать, стерильная. Надеюсь, такой останется и после наших чмошников!
Ромашкин, Колчаков, оба солдатика разулись на верхней площадке у входа в пещеру и вниз спустились босиком (даже без носок), так как тапочек не взяли, а ненавязчивым местным сервисом наличие сменной обуви не предусматривалось.
Никита снял китель, брюки, майку… Трусы? А! И трусы! Чтоб после купания форму не замочить. Остальные поступили аналогично. И без неуместного в чисто мужской компании стеснения устремились к воде. О-ой, води-ичка! Как парное молоко! Не менее тридцати градусов!
Обоих солдатиков, окунувшихся несколько раз, отправили наверх, от греха подальше. Чтоб не плевались. Дрова там, вода, всё такое… Хорошего помаленьку! Ещё утонут, отвечай за них!
– Ох, хорошо! – воскликнул Колчаков, выныривая через минуту из воды. – Там глубина – не донырнуть! Я уж не стал опускаться ниже. Темно, как у негра… Нырнёшь, Никит?
Нырять Никита не любил – уши закладывает. Лучше он поплывет вперед, посмотрит, что там дальше.
Прожектор и фонари освещали овальное водное зеркало размером приблизительно двадцать метров на пятьдесят. Вдалеке каменный свод, резко снижаясь, опускался к воде. Непонятно, что это – большой и глубокий колодец, заводь от подводной реки или залив широкого озера? Кто построил, такой «бассейн»?
– Алад-ди-и-ин! Али-и-Баба-а-а! Джинны! – заорал, сложив ладони рупором, Никита.
Со скального купола булькнул мелкий камешек. Так, больше не орать! А то, не ровен час, накличешь булыжник на голову.
Никита несколькими гребками добрался до нависшего гранитного гребня и очутился перед торчащим из воды массивным каменным выступом. Вскарабкался на валун. Что удивительно, глыба теплая и гладкая – ни тины, ни водорослей, ни мха. Все мертво и безжизненно, только сглаженные водой гранитные края. Купол в этом месте нависал на высоте двух метров над головой. Далее потолок опускался ещё ниже, соединяясь с кромкой озера. Видимо, этот валун когда-то был частью стены, которую подмыло, и она рассыпалась. Вода уходила в чёрную непроглядную темень, и что там в этой мгле разглядеть было невозможно, хотя и разбирало сильное любопытство.
– Разведаем? – предложил Никита подплывшему следом Колчакову.
– Можно попробовать. Но до тех пор, пока сзади будет хоть лучик света. Как исчезнет – плывем обратно.
Осторожно гребя, углубились ещё немного и почти упёрлись в нависающий потолок. Продвигались, держась руками за острые камни, чтоб не удариться нечаянно о какой-нибудь остроконечный выступ. Вроде бы свод дальше в пещере вновь поднимался вверх, но свет ламп сзади совсем потускнел. Пора возвращаться обратно.
– Жутковато! – признался Колчаков. – Как перед преисподней, а?
– Не без того! – признался Ромашкин. – И вода намного теплей стала. Может, черти кочегарят? Поплыли обратно?
– Поплыли!
Поплыли… Когда – туда, было ощущение, что с километр преодолели. А как обратно – чуть ли не меньше стометровки.
Заветный камень находился на прежнем месте. Значит, полный порядок! Реальность не исчезла, жизнь продолжается! Фонари светят, потолок не рухнул, врата преисподней не открылись! Рановато туда, погодим.
– Ну, что? Теперь поплыли на террасу к одежде?
Поплыли. На свету как-то веселей.
– Сейчас, только ещё разок нырну! – впал в азарт Колчаков. – Нет, я это дно доста-ану! – Нырнул.
А интересно, русалки здесь водятся? Крокодилы-змеи, акулы-барракуды – нет, если верить Чекушкину. А вот русалки? Русалки, ау! Тут в первозданной наготе плещутся более чем достойные мужики!
Где-то под каменным сводом раздался звонкий женский смех. Как по заказу! Действительно, пещера Али-Бабы. Только подумаешь о русалках, и пожалуйста… Или глюк? Никита потряс головой, но женский смех повторился. Никита похолодел – в теплой воде. Здрас-с-сьте!
– Не понял! – вынырнул из глубин Колчаков. – Это только мне мерещится? Или?..
– Глюк! – выбрал меньшее из зол Никита. – У обоих. У нас глюк. Причем одинаковый. Так бывает, я читал.
Мало ли, что читал! Жизнь богаче наших представлений о ней. Не глюк.
Не глюк, однако… Ромашкин с Колчаковым, более чем достойные мужики в первозданной наготе, поимели счастье наблюдать весёлую компанию, спускающуюся по ступеням. Впереди – толстый туркмен, за ним – три стройные девицы, а замыкающим – офицер в шинели и с портфелями в обеих руках. Блин! Этот замыкающий явно из Ашхабада, штабной! На полигоне все офицеры одеты в бушлаты, а этот в шинели! Только нарваться на проверяющего не хватало в тайном подземелье!
На «пляже» новоявленных экскурсантов приветствовал Чекушкин громкими возгласами восхищения неземной красотой посланниц небес. Он, словно петушок вокруг курочек, что-то «кудахтал», щебетал, смеялся, совершенно не стесняясь отсутствия одежды. Даже не сымитировал ладонями «фиговый лист».
Девицы взвизгнули, дружно рассмеялись.
– Ребята, плывите сюда! Тут к нам шикарные девчата в гости!
Гм! Нахальства Чекушкина хватило бы на троих. Но Никита и Колчаков, хоть их с Чекушкиным аккурат трое, вылезать постеснялись. Без плавок-то! Плавали вокруг до около с якобы независимым видом (как бы до своей одежды добраться?!) – типа да мы еще поплещемся, нам и тут хорошо. Эх, а хотелось, хотелось пообщаться с девицами… Пришлых мужиков двое, а девиц – три. Перебор. Один экземпляр явно свободен для обхаживания. Если начнется разврат, не скучать же ей, не для того пришла. Или это «дуплет» для толстяка? Не переломишься, толстопуз? Тут другие тоже хочут.
Гм! Хочут-то, хочут, но кто ж им даст, изначально бесштанным! Как бы положено сперва представиться, каблуками щелкнуть, к ручке приложиться, всё такое… А уж потом… М-да, проблема!
Проблему в одночасье решили сами девицы. Если гора не идет к Магомету, то… Девицы скинули с себя всё и бросились в воду. Две – голышом, а третья, относительно стеснительная, что ли, всё-таки в трусиках.
Чёрт! Подбор – как… на подбор. Брюнетка, блондинка, рыженькая. Ведьмы с Лысой горы?
– Привет, мальчики! Вам тут не скучно без нас?
– Исскуча-а-ались! – нарочито страстно протянул Колчаков. Если вдруг что, спишется на шутку. – А вы, девушки?
– Ой, а мы-то-о-о! – не менее страстно в голос отозвались девушки. И похоже, на шутку не списать.
– С такими-то ухажерами и скучать? – кивнул Никита в сторону сухопутных толстяка и шинельного. (На всякий случай, соломки подстелить…)
– Это? Ухажеры? Ой, я ум-моляю! – закатила глаза рыженькая. – Импотенты какие-то.
– О как! – фальшиво посочувствовал братьям по полу Колчаков. – А мы вот мы с Никитой – нет. Мы – не-е-ет, девушки, учтите!
– Что ты всё «девушки, девушки»! – хохотнула брюнетка, подпрыгнув в воде и продемонстрировав две зам-м-мечательные «боеголовки». – Чтоб у тебя такая дырка в голове была, какие мы девушки!
Рыженькая с блондинистой рассмеялись:
– Ну ты, Ксанка, даешь! Как скажешь, так хоть ложись! – Русалочий смех, русалочий, зазывный.
– Ошибка! – мнимо строго упрекнула подружек брюнетка (ага, Ксанка!). – Нарушена последовательность. Сначала – скажешь. Потом – ложись. И уж потом – даешь!
– Это у кого как! – Блонда пристально взглянула, впрочем, не на подружку, а на Никиту. – Я и стоя могу, не ложась. А ты? Никита, да? Правильно поняла?
– Н-никита. П-правильно. А вас, простите… Нет, ну чтобы просто знать хотя бы…
– «Её звали Ната́!» – грудным голосом проворковала блонда. – Нате Нату́, Никита!
– А меня Вадим! – представился Вадим, протягивая руку рыженькой.
Та схватила его за ладонь, резко потянула к себе и обхватила бедрами. Ого! Непосредственность, граничащая с бесстыдством.
