Николай Прокудин - За речкой шла война…
– Не знаю. Наверное, для того, чтоб полнее ощущать свободу. Пиво, водка, девчатки, воля! Всего этого я был лишен целых три месяца!
– Болел?
– Сидел! В тюрьме сидел. Давил спиною нары.
– На гауптвахте, что ли? Так долго? Столько обычно не сидят. Что, начальник гауптвахты издевался и срок прибавлял?
– Я же тебе русским языком говорю: сидел в тюрьме! Не на «губе», а в вонючей городской тюрьме. В Ашхабаде. С уголовниками. – Капитана передернуло от воспоминаний, и он залпом выпил полстакана водки. Протяжно занюхал кулаком.
– На, заешь! – Никита протянул шампур с мясом.
– Не надо. Я организм уже отучил от лишней пищи. Закушу пивком.
– Такими коктейлями быстро убьёшь желудок! – Никита настойчиво всучил капитану шампур. – Ешь, Сергеич. Не то тебя на руках придётся отсюда выносить, а ступеньки больно крутые! Разобьёмся.
– Ладно… – Начфин апатично куснул мяса, прожевал, ещё куснул. Понравилось жевать. Вот-вот. Аппетит приходит во время еды. Главное, начать.
– Так как ты в тюрьму-то загремел? – Никита кожей ощутил, что капитану, кроме пищи как таковой, может быть, больше требуется пища духовная. То есть живого внимания и, по возможности, сопереживания. Требовался слушатель. Свободные уши…
– Что, правда, интересно?
– Интересно!
И ведь не слукавил Никита. Всяко интересней, чем по второму заходу плескаться с общими девицами в озере – со всеми вытекающими. Учитывая мимолетное предупреждение пусть и начфина, но все-таки медика по поводу возможных последствий… Да ну их! Один раз обошлось – с блондой Натой, нет гарантии, что второй раз обойдется – да хоть бы и с брюнеткой Оксаной. Да и с Натой ещё не факт, что обошлось. Через несколько дней станет ясно…
* * *– Больно часто в твоем рассказе податливые девицы встречаются! – усомнился москвич и примерный семьянин Котиков. – Привираешь?
– А тебе, старому черту, завидно, что с девчатами у Никиты полный порядок? – вступился Кирпич за Ромашкина. – И где ж «больно часто»?! Я вот если начну всех своих перечислять, до утра считать будешь! Продолжай, Никитушка….
Глава 16. Байки капитана Александра Сергеевича П…
Мало того, что начфин был Александр Сергеевич, еще и фамилия у него начиналась на «П». Не Пушкин, точно. Или Плющев, или Паньшин, или вообще Пущин. С именем в ходе знакомства разобрались, а фамилию уточнить было как-то недосуг. И ладно! Ведь не у следователя на допросе. Давай, Александр Сергеевич П., трави байку. Или байки.
Да, действительно, их у Александра Сергеевича П. несколько. Какую сначала? Грустную? Или ироничную?
Валяй грустную!
Байка первая. Грустная.
Знаешь, лейтенант, с той поры, как мы посидели в привокзальном пивбаре, много чего случилось. Я в тот день ждал поезд на Ашхабад, ехал на гарнизонную гауптвахту – отбывать десять суток. Нет, не за растрату! А то все думают, что если начфин, значит, обязательно растрата, финансовые злоупотребления, хищения. Нет, не за растрату. За банальный мордобой… Вернее, за укрепление воинской дисциплины подручными средствами.
Весной прошлого года отправился я в командировку на Украину получить и доставить новобранцев в батальон. Причем сам, балбес, вызвался! Призывники набирались из Закарпатья, а лететь через Москву и Киев. В Москве у меня было одно неотложное дело, личного характера, и Киев я давно мечтал посмотреть. Да и в городе Львове было что увидеть. Турист хренов выискался. Знал бы!..
В Москве и Киеве время я провел с пользой и превеликим удовольствием. В городе Львове обстановка похуже, национализм, в кабаках лучше по-русски не трепаться, ешь и пей молча. А по улицам шататься желательно в дневное время. Только Львовом маршрут не ограничился, призывной контингент предстояло забрать в Самборе. Вот где настоящие истинные западенцы! Бандеровец на бандеровце сидит и бандеровцем погоняет. Сплошная «самостийность» и русофобство. Два раза за «драного кацапа» и «вонючего москаля» от меня местные хлопцы по мордам получили, разок – я от них. Нервы мне тогда попортили крепко. Я ж парень простой, с Поволжья. Прадед был бурлаком, да и меня Бог силой в руках не обидел.
В общем, получил с рук на руки в военкомате двадцать хлопцев и отправился в обратный путь. Из Львова до Киева добрались без происшествий. В самолет до Ташкента сели без задержек и эксцессов. Долетели, и слава Богу. До дому рукой подать, Педжен – вот он, рядом, всего-то одну ночь ехать.
Тут я расслабился и недоглядел. Кто-то из ухарей сбегал в магазин и приволок авоську водки. Ребята хоть и селяне, а ушлые. Это они до поры до времени затихарились, а как перезнакомились, так решили отметить начало службы в армии. Я же их вещи в военкомате проверил, во Львове, в Киеве торбы и кошёлки осмотрел несколько раз, чтоб спиртного не утаили или не получили в дальнюю дорожку от кого-то из знакомых.
Бандеры меня очень разозлили своей негостеприимностью, поэтому я, хотя и не строевой офицер, но им «равняйсь», «смирно», «шагом марш» по полной программе устроил! Проверки, пересчёты, построения через каждые полчаса. Мои хохлы стонали и проклинали зверюгу-капитана, меня то есть. А я внушал новобранцам, что предстоящие полгода главней меня начальника в части не будет.
Куда едем, для чего готовить их будут, хлопцы не знали до отлета в Ташкент. А как услышали номер рейса и место прибытия, так всполошились: Афганистан рядом, а там война! Запаниковали…
Видимо, со страха и решили нажраться. Я лишь на полчаса в вагоне задремал, а ко мне в купе уже проводник прибежал, тормошит:
– Там твои напились, куролесят!
Ну, я туда. В плацкартном вагоне хорошо протоплено, от жары хлопчиков совсем развезло: слюни распустили, сопли по пояс. Мат-перемат! Кто песни спевает, кто друг дружку за грудки хватает, кто к женщинам пристает.
Взялся я успокаивать, а они только сильнее взбесились. Неуправляемый процесс начался. Они – в драку. Ну, я и приложился к их пьяным физиономиям. В проходе встал и молочу кулаками одного за другим. Подходи, следующий, кто смелый!
Им ко мне толпой не подобраться, мешают друг дружке.
Хрясть первому в челюсть – готов! Хрясть второму – он под полку упал. Хрясть в рыло третьему – он в ноги наседающим приятелям рухнул, те по нему прошлись и не заметили. Ещё двоих вырубил: одного ногой в пах, второго правым боковым в голову. Следующую парочку за шеи схватил и – головой об голову, даже звон услышал.
В общем, подавил, можно сказать, бунт. Те, кому ещё не досталось, попятились, рванули от меня к дальнему туалету. Догнал и накостылял без жалости и без исключения. Каждому перепало!
Короче, они у меня все в одну шеренгу построились по стойке «смирно» и государственный гимн спели. Кто на ногах не стоял, тот на колени опустился. Но пели, пели!
Вот так, салажня! Я вас научу Родину любить. И офицерский состав уважать, как неотъемлемую часть Родины. Все, отбой!
Утром – Педжен. Прибыли. Я хохлов на вокзале построил – гляжу, рожи у некоторых никуда не годятся: распухли, в кровоподтеках. Да и у меня у самого в груди щемит – тоже кто-то из них вчера неслабо кулаком зацепил (позже выяснилось – трещина в ребре). Строем отвёл в туалет – там умылись, почистились, привели себя в порядок. На всякий случай заставил написать объяснительные, где сами хлопчики каялись в пьянстве и дебоше, просили прощения.
Прибыл в батальон, доложил командиру о происшедшем. Тот обругал меня насчёт спиртного, что не доглядел, не уследил. На том история и закончилась. Так мне показалось. Ан, нет! История только началась.
Полгода курсанты отучились. Я уж и забыл, ребро зажило, по служебным делам замотался совсем. Как вдруг перед выпуском из учебки курсанты дружно написали на меня жалобы в прокуратуру: избивал, измывался, всячески унижал (гимн на коленях), причинил тяжёлые телесные повреждения, повлекшие тяжкие последствия.
Ну, я действительно, может, немножко погорячился в поезде: двоим сломал челюсть, одному вывихнул руку, троим выбил зубы, у двоих трещина ребра. Ну, а как – если толпа пьяных переростков на тебя одного?! Так что виноватым себя абсолютно не считал! Я ведь тоже пострадал!
А прокурор возбудил уголовное дело, представляешь! Постановление ЦК партии «О борьбе с пьянством» мне сильно навредило. Солдаты твердят, что сопровождающий был крепко пьян!
Командир и замполит, чтоб себя обезопасить и прикрыть, разбираться не стали – свалили все на меня. Отстранили от должности, быстренько исключили из партии. Комбат объявил пять суток ареста и отправил в Ашхабад на «кичу» – посидеть, подумать о дальнейшей жизни и перспективах службы.
Тем временем в Афган вместо этих кляузников отправили других ребят! А моих хохлов на время следствия разместили по дивизии как потерпевших – для присутствия в суде.
И вот вскоре меня плавно переместили из гауптвахты в вонючую городскую тюрьму. Хорошо хоть, камера отдельная, сиделец-сосед только один – мент-взяточник, у́рок уголовных я почти не видал. С туркменами и чеченцами, заправляющими в тюряге, почти не общался… Кстати, в соседней камере был наш бывший начальник политотдела Хавов. Но это отдельная история. Другая. После расскажу.
