Юрий Евич - В окопах Донбасса. Крестный путь Новороссии
И в завершение, как один, но яркий штрих, считаю нужным рассказать вам о «Львивськой кавьярне шоколаду».
Однажды мы решили поощрить наиболее выдающихся по своим достоинствам бойцов не только грамотами, но и плитками шоколада — типа маленький такой торжественный приз. Многие из них были женщины, так что «самое оно». Мне сказали, что очень хороший шоколад продают в «Львивськой кавьярне шоколада», совсем рядом с ОГА — ну и с парой товарищей мы туда наведались. Я сразу обратил внимание, что продавцы упорно игнорируют мои попытки объясняться с ними на русском языке и как заведенные говорят по‑украински. При этом с выраженным донбасским акцентом. Понятное дело, будет кто‑то что ли завозить «этнически чистых» укров, чтоб торговали в Донецке? Я сначала вежливо, потом всё более решительно потребовал уважать меня и беседовать со мной на том языке, на котором я обращаюсь к продавцу, тем более что для неё самой родной язык — русский. Тогда мне сказали: «Вы что, не понимаете, что ли?» Меня это окончательно задело, и крайне зловещим тоном я заявил, что я требуют прекратить беседовать со мной в нашем русском городе Донецке на искусственно сляпанном суржике австро‑венгерских завоевателей. После этого у них, наконец, прорезалось понимание русского. Но что меня больше всего изумило — когда шли обратно, один из бойцов нашего отряда, по‑моему, Дэн, сделал мне замечание, что типа, «не стоило так агрессивно беседовать». Поразительно — как показывает этот случай, уже лилась кровь, а многие, в том числе из нашего движения, всё ещё не понимали, что «язык» в данном случае — это ничуть не безобидная шалость, это средство ползучей агрессии, это способ разделить людей, чтобы потом заставить их убивать друг друга на радость заокеанским кукловодам.
Они влезают к нам под кровлю,За каждым прячутся кустом.Где не с мечами — там с торговлей,Где не с торговлей — там с крестом.Они ползут. И глуп тот будет,Кто слишком поздно вынет меч.Кто из‑за распрей всех забудетЧуму тевтонскую пресечь.
К. Симонов
Глава 7.1. Роль религии
В продолжение поднятых в прежних эпизодах тем не могу не сказать несколько слов о роли религии. В чём‑то это будет перекликаться с ранее затронутой темой идеологии — воспитательной работы в обществе. В годы Великой Отечественной войны наша Православная Церковь служила молебны «о победе Православного Воинства», за свои средства комплектовала танковые и авиационные части, активно сотрудничала с армией и органами госбезопасности — словом, изо всех сил помогала своей стране и своему народу. При том, что как сами иерархи Церкви сейчас рассказывают, тогда гонения на неё были жуткие и храмы почти все были то закрыты, то разрушены. Сейчас дело другое…
Лучатся золотом купола. В каждой деревеньке уже по великолепному Храму, а то и несколько. О великолепии автомобилей и резиденций церковного руководства уже и говорить не стоит — во всяком случае, Христос, ездивший на ослике, однозначно «не в тренде». Словом, Церковь нашим государством утешена, обласкана и пригрета. Что же в ответ? Спешит ли Церковь выразить столь же горячую поддержку своему народу в этот грозный час, когда ещё более могущественный и жестокий враг, нежели Гитлер, опять пришёл на нашу землю?
В храмах я не слышал ни одного молебна о «победе воинства Новороссии». На передке я видел очень мало воцерковленных православных — гораздо меньше, чем язычников, мусульман и так далее. Зато в рядах «Правого сектора» их до фига, и даже Порошенко — прихожанин Московского патриархата. Задал вопрос знакомому батюшке — тому, что из настоящих, тому, который приехал к нам ТУДА из безопасного Подмосковья, окормлял разведчиков перед боевыми выходами и отпевал тех, кому вернуться не посчастливилось. Был с нами в боях и за это заслуженно пользуется уважением у множества самых различных людей. Он махнул рукой и, вздохнув, тихонько мне поведал: «Патриарх не благословил (запретил) священникам ездить в Новороссию и молиться за воинство её». Я был шокирован. Не хотел верить в это. Но приехав сюда, послушал проповеди иерархов, почитал церковные журналы, которые издают для молодёжи.
Вот журнал для православной молодёжи «Ровесник». Тема номера — «Битва», и как вы думаете, сколько в нём статей о жестокой войне, которую мы ведём в Новороссии? Ни единой! Какие‑то «битвы» в офисе (мелкие свары между офисным планктоном), «битвы» с самим собой, пара статей про парадно‑глянцевых «десантников»… Без сомнения, все темы важные и актуальные. Но неужели важные настолько, что в такой момент, когда происходит вторжение в нашу землю и опять, как во времена татаро‑монголов и Гитлера, встал вопрос о самом выживании русского народа, не нашлось места для хотя бы одной статьи о тех, кто это вторжение отражает? Живая Русская Церковь всегда была Церковью воинствующей, вдохновлявшей русский народ на защиту всех униженных и порабощённых, без различия расы и вероисповедания их. Где сейчас, когда порабощают и уничтожают наш, русский народ, пламенные проповеди о необходимости «душу положить за други своя»? Где огненные батюшки времён Куликова поля и Шипки, служившие молебен перед боем и потом шедшие в рядах жертвенной русской пехоты, вместе с ней, — к Победе или на встречу со Всевышним?
Как понимать позицию Церкви? Неужели настолько застлала глаза недвижимость, которой владеет Патриархат на Украине, что за этими «квадратными километрами» нет дела ни до страданий тысяч невинных людей, кстати, «чад церкви», ни до самой судьбы Русского Народа? Неужели обязательно нужен «богоборческий» режим и массовые репрессии в среде духовенства, чтобы новая поросль священников осознала свой пастырский долг перед Родиной, народом и Богом?
Мудрые древние зулусы говорят: «Всё, что есть на земле, когда‑то было и когда‑то будет ещё». Было время, когда пламенный Гермоген из заточения, умирая голодной смертью, рассылал по городам и весям России огненные призывы встать за землю и Веру предков, собрать ополчение, вышвырнуть из страны изменников и оккупантов. И в это же время увешанные золотом и драгоценными камнями, иерархи церкви присягали польским захватчикам, привечали их в Кремле, отрекались от веры предков ради мерзкого, насквозь лживого католичества. Они вкушали драгоценные яства, ходили в самых дорогих для своего времени нарядах, были важны, откормлены и влиятельны — казалось, что они определяют политику государства. Несомненно, они были гораздо более «адекватны сложившейся ситуации», чем уморенный голодом в ледяной каменной темнице Гермоген.
Кто теперь, кроме самых узких специалистов‑историков, помнит имена этих иуд, этих предателей и изменников своего народа? А имена Гермогена и героев осады Троице‑Сергиевой лавры будут сиять в веках, пока стоит наша земля и наша Вера!
Не раз они пред битвою, презрев ночной покойСмиренною молитвою встречали день златой.Не раз, сверкая взорами, они в глубокий ровСбивали шестопёрами литовских удальцов.Глядят на них с любовию, святых ликует хор,Они своею кровию Литве дадут отпор!
Господи, помоги нам!
Глава 8. Донецк. Яма
На фоне бирюзово‑синего донбасского неба колышутся позолоченные лучами заката листики берёз. Удивительно, как редко, будучи на свободе, мы поднимаем головы вверх, чтобы просто полюбоваться красотами мира, которыми одарил нас Всевышний, — облаками, Луной, листвой, звёздами.
Сейчас у меня наконец‑то много времени и я с удовольствием всё это созерцаю. Правда, для того, чтобы я наконец‑то оторвался от бешеного марафона хлопот, Всевышнему пришлось посадить меня в яму. Да, я сижу в самой настоящей яме, вырытой экскаватором, глубиной метров шесть, на одной из баз подразделения «Восток».
Что инкриминируют — пока неизвестно, но скорее всего статьи будут стандартными для медработника — хищения гуманитарки или торговля наркотиками. Это много позже, в другой раз, когда милостью Всевышнего вся группировка будет знать, что я сам не ворую и рядом с собой не даю, статьи обвинений станут другими, гораздо более «интересными». А в данный момент всё только начинается.
Наше подразделение в районе Еленовки. Август 2014 года
Как только я попал в яму, первым делом возблагодарил Всевышнего, что стоит тёплая солнечная погода — если бы не дай Бог пошёл дождь, среди глинистого грязевого болота мне бы было, мягко говоря, намного менее комфортно. Потом я прилёг на землю и уснул крепчайшим, богатырским сном смертельно уставшего человека с чистой совестью. Крайней мыслью было: «Слава Богу, наконец‑то высплюсь!» На самом деле моя загруженность весь этот крайний месяц была столь велика, что желание выспаться стало основным, а от переутомления иногда возникали любопытные галлюцинации. Например, однажды, находясь в пути с сочувствующим нам гражданским, в его машине, и рассказывая им что‑то, я с крайним изумлением заметил, что вижу себя чуть со стороны и сверху — словно бы душа вылетела из тела, оттуда же слышу свою речь, пытаюсь эту речь контролировать, чтоб не говорить чуши, и выходит это со стороны‑то с исключительным трудом.
