Три путешествия к Берингову проливу - Лев Борисович Хват
На новой полярной станции мыса Челюскин обосновались первые зимовщики. Членами их маленького коллектива были Иван Дмитриевич Папанин и Евгений Константинович Федоров. А в одной из кают «Челюскина», уходившего в море Лаптевых, находились их будущие соратники — гидробиолог Петр Петрович Ширшов и радист Эрнест Кренкель.
Вскоре море Лаптевых и пролив Санникова остались позади. «Челюскин» одиннадцатимильным ходом шел Восточно-сибирским морем. В середине сентября корабль приблизился к величественному мысу Северному. Истекала шестая неделя плавания.
На мысе Северном уже работала полярная станция. Она была одним из двадцати двух опорных научных пунктов, созданных на островах и побережье Северного морского пути. Полярники вели обширные научные исследования: изучали условия погоды, морские течения, режим льдов, животный и растительный мир Арктики. На побережье Ледовитого океана возникали и первые авиационные базы. Самолеты полярной авиации уже совершали разведывательные рейсы; обследуя состояние льдов, полярные пилоты искали доступные кораблям пути.
Воздушная разведка принесла «Челюскину» неутешительные вести: между материком и островом Врангеля, где предстояло высадить персонал полярной станции, на смену зимовавшей там группе А. И. Минеева, возник непроходимый ледовый барьер. Командование экспедиции решило итти к Берингову проливу и уже оттуда повернуть на север, к острову Врангеля.
Девять десятых поверхности Чукотского моря были покрыты белыми полями. Капитан Владимир Иванович Воронин вел пароход узкими лазейками между льдами. Последний этап плавания по Северному морскому пути неожиданно оказался самым тяжелым. «Челюскин» медленно пробивался к Берингову проливу. Снова вылетел на разведку Михаил Сергеевич Бабушкин, пилот экспедиции.
— Впереди, милях в пятнадцати, море свободно от льдов, — сказал он, вернувшись с разведки.
До Берингова пролива оставалось меньше полутора часов нормального хода. Но в полярных морях подчас решают успех даже сотни метров. К западу от коварной Колючинской губы, где не раз терпели бедствия арктические экспедиции, льды сдавили пароход. Тщетны были попытки вырваться из ледовых объятий; «Челюскина» понесло на остров Колючин. Едва миновала опасность сесть на камни, как возникла новая: льды остановились, и корабль оказался плененным у входа в Колючинскую губу. «Челюскин» стоял неподвижно, а совсем близко, на расстоянии одной мили, льды сплошной массой устремлялись к Берингову проливу — такой близкой и вдруг оказавшейся недоступной цели плавания. Люди взрывали белые пласты и холмы возле судна. Ломами, кирками, пешнями раскалывали лед, стараясь увеличить трещины. Но все усилия были напрасны. Во льдах Чукотского моря «Челюскин» простоял почти две недели…
Обо всем этом мы в Москве, как и на всей Большой земле, знали из радиограмм! экспедиции. И вдруг всех обрадовало сообщение: «Пятого октября ветер переменился. Через ледовое поле, где производились взрывы, прошла трещина. Двинулись на восток».
Однако радость была преждевременной: свободное плавание продолжалось недолго, льды снова зажали судно. «Челюскин» закружил в дрейфе.
Совершая диковинные петли, корабль вместе с ледяным полем устремился на юго-восток. Третьего ноября он оказался в Беринговом проливе в виду островов Большой и Малый Диомид, у границы Советского Союза и Соединенных Штатов Америки. До чистой воды оставалось не больше десяти миль. Внезапно движение льдов резко изменилось: их подхватило мощное течение, идущее из Тихого в Ледовитый океан. Настали тревожные дни. Куда понесет плененного «Челюскина»?
На помощь судну, медленно двигавшемуся из Берингова пролива в Чукотское море, вышел ледорез «Литке». Были часы, когда «Челюскина» и «Литке» разделяли лишь несколько миль ледяного поля. «Литке» пытался разбить его, но тщетно. Мороз крепчал, и пространства чистой воды покрывались молодым льдом. А дрейф неумолимо уносил «Челюскина» все дальше и дальше на север. Вскоре корабли разделяло расстояние в двадцать, затем двадцать пять, тридцать миль… Ледорез повернул в Тихий океан. «Челюскину» предстояла зимовка во льдах.
Началась полярная ночь. Дрейфующий корабль был превращен в научную станцию. Велись наблюдения за состоянием погоды и положением небесных светил. Гидрологи делали глубоководные станции, брали пробы воды с разных глубин Чукотского моря. Радиозонды автоматически отмечали температуру воздуха и давление в высоких слоях атмосферы. Гидробиолог Ширшов собирал планктон с поверхности и глубин моря.
Проходили недели. Казалось, ничто не сможет потревожить тяжелую неподвижность огромных торосистых полей, нарушить мрачное безмолвие полярной ночи. Но люди на корабле, знакомые с капризами арктической природы, готовились к отражению возможного ледового штурма.
Их было сто пять, среди них — десять женщин и две девочки: Аллочка Буйко, дочь нового начальника полярной станции острова Врангеля, и крошка Карина, дочь геодезиста Васильева. Аллочке исполнился год, когда «Челюскин» вышел в плавание; на корабле она училась ходить и произносить первые слова. Карина родилась у семьдесят шестой параллели и получила имя в память места своего рождения — Карского моря. Под датой тридцать первого августа 1933 года вахтенный штурман «Челюскина» записал в судовом журнале: «5.30. У супругов Васильевых родилась девочка. Счислимая широта — 75 град. 46,5 сек. сев., долгота — 91 град. 06 мин. вост. Глубина — 52 метра. Имя девочки — Карина».
На борту корабля находились люди разнообразных профессий: моряки, ученые, радисты, летчики, инженеры, литераторы, плотники, слесари, повара, печники, водолазы. Были там также художник, кинооператор, фотограф, врач, пекарь. Среди матросов был один профессиональный журналист, корреспондент архангельской газеты; он поступил в команду «Челюскина» на самое скромное положение, лишь бы принять участие в арктической экспедиции.
Люди были различны по характеру, национальности и возрасту — от девятнадцати до пятидесяти четырех лет. Но всех их роднили одинаковые общественные интересы, единство цели, готовность к самопожертвованию ради успеха того дела, которое поручила им страна. Далеко от родной земли, от человеческого жилья советские люди знали: о них помнят, за ними следят. Так боевые разведчики, проникшие в тыл неприятеля и оторванные от своей части, смело идут на опасный подвиг, сознавая, что в штабе ни на минуту не забывают о них.
Наступил новый год. Быстро миновал январь, подули февральские северные ветры. Теперь белые громады уже не казались окаменевшими — они передвигались, словно живые существа. Льдины расходились и сжимались, со скрежетом громоздились друг на друга, образуя хаотические торосы. С каждым днем льды теснились все грознее. Подчиняясь силе ветров, они временами словно совершали круговой танец. Иногда они вплотную придвигались к кораблю, сжимали его смертельной хваткой, но вдруг, как бы раздумав, ослабляли холодные тиски.
Полярники понимали, что решается судьба корабля и ежечасно может наступить катастрофа.
На палубу вынесли аварийный запас продовольствия, палатки, спальные мешки, теплую одежду, горючее и самую большую драгоценность — запасную радиостанцию. Каждый знал, что ему надо делать в минуту, когда пробьет сигнал тревоги.
