Трукрайм в кино. Преступления, которые легли в основу культовых фильмов - Гарольд Шехтер
Глория в не меньшей степени полна ненависти к себе. В тринадцать лет ее совратил друг семьи, и она периодически называет себя «самой отъявленной бродяжкой во всем городе», «шлюхой всех времен». Хотя ее отношения с Лиггеттом начинаются для каждого из них как очередная дешевая интрижка на одну ночь, они быстро перерастают в бурный роман, полный страстного секса, шумных ссор в шикарных ресторанах и самых отвратительных диалогов, когда-либо выходивших из-под пера голливудских сценаристов. (В один из подобных моментов, когда они поднимаются на борт яхты Лиггетта, чтобы заняться любовью на нижней палубе, Глория спрашивает: «В какую страну мы плывем, капитан?» – «Мы покидаем страну условностей в поисках страны экстаза», – задыхаясь, отвечает он.) Эти взаимно саморазрушительные отношения приводят к неизбежной мелодраматической развязке, когда, уезжая на спортивной машине с их последнего свидания в убогом мотеле (или придорожном борделе, как называет его циничная владелица), Глория врезается в ограду строительной площадки, автомобиль взлетает на воздух и героиня погибает в огне катастрофы.
Гибель Глории Вандроус в результате автомобильной аварии – одно из многих отличий киноверсии «Баттерфилда 8» от литературного первоисточника, кульминацией которого является роковое падение героини с пассажирского катера. Эта концовка, как и многое другое в романе, основана на сенсационном случае из реальной жизни, который послужил признанным источником вдохновения для Джона О’Хары: загадочной смерти своенравной молодой светской львицы Старр Фэйтфулл.
Хотя это звучит как выдумка пошлого романиста, но таково ее настоящее имя: Старр Фэйтфулл7. Она происходила из известной в обществе семьи, переживавшей не лучшие времена. Ее мать, в девичестве Хелен Пирс, была уроженкой Андовера, штат Массачусетс, чья родословная прослеживается с колониальных времен. Ее отчим, неудачливый предприниматель Стэнли Э. Фэйтфулл, причислял к своим предкам Оливера Кромвеля. Несмотря на внушительную родословную, Фэйтфуллы, проживавшие в квартире в Гринвич-Виллидж, расположенной через несколько дверей от дома мэра Нью-Йорка Джимми Уокера, испытывали хроническую нехватку денег и зависели от подачек богатых родственников, в частности Эндрю Дж. Питерса. Профессиональный политик с влиятельными друзьями и внушительным резюме – конгрессмен США от штата Массачусетс, помощник министра финансов при Вудро Вильсоне, мэр Бостона в 1918–1922 годах – Питерс был женат на двоюродной сестре миссис Фэйтфулл, Марте.
Старр родилась в 1906 году и выросла кареглазой красавицей с каштановыми волосами, безупречным цветом лица и фигурой с «соблазнительными изгибами» (по словам хроникера Фреда Дж. Кука). Она приобрела мировую известность и стала трагическим символом активно живущего, свободолюбивого, крепко пьющего, потерянного поколения, повзрослевшего по окончании Первой мировой войны, после событий, произошедших 8 июня 1931 года. В то утро Дэниел Мориарти, муниципальный служащий, прочесывавший пляж на Лонг-Айленде в поисках сокровищ, которые могло вынести на берег приливом, обнаружил ее частично одетый труп, лежавший на песке лицом вниз. Врач, проводивший вскрытие, пришел к выводу, что она утонула, вероятно на мелководье, судя по количеству песка в легких.
Отвратительные синяки на туловище и конечностях свидетельствовали о том, что перед смертью она подверглась «грубому обращению». Кроме того, в ее организме было достаточно барбитуратов, чтобы ввести любого в ступор.
Поначалу ее отчим, чей насупленный лоб, огромные очки на выпученных глазах и похожие на зубную щетку усы придавали ему сходство с сумасшедшим ученым из мультфильма, представил падчерицу репортерам как добродушную, невинную домоседку. Однако прошло совсем немного времени, прежде чем выяснилась шокирующая правда: зловещая история похоти и разврата, созданная будто специально для таблоидов.
Начиная с одиннадцатилетнего возраста, когда она училась в частной школе в городе Лоуэлл (штат Массачусетс), Старр «постигала тайны жизни», как уклончиво писали газеты, под руководством одного из родственников мужского пола, который по возрасту годился ей в отцы. Этот человек, первоначально названный в прессе «видным и уважаемым членом общества [имеющим] собственных детей», продолжал совращать ее в течение многих лет, иногда усыпляя хлороформом или эфиром, а затем подвергая «извращенным сексуальным действиям». Хотя родители заметили тревожные изменения в поведении дочери в подростковом возрасте, они оставались в неведении до июня 1926 года, когда двадцатилетняя Старр вернулась после ночевки в гостинице на Манхэттене в компании своего взрослого родственника и наконец-то рассказала правду. Стэнли Фэйтфулл отреагировал на это ужасающее разоблачение тем, что немедленно нанял адвоката, который договорился с насильником о выплате 25 тысяч долларов в обмен на молчание Фэйтфуллов.
На деньги, полученные от ее обидчика, Старр отправляли в различные якобы оздоровительные круизы по Средиземному морю, Вест-Индии и Европе, во время которых она регулярно вступала в сексуальные отношения с офицерами на корабле. Вернувшись в Нью-Йорк, она завела привычку устраивать в честь окончания рейса вечеринки на борту пришвартованных океанских лайнеров, напиваться и приставать к членам экипажа. В одном случае ее опознали как безбилетницу только после того, как судно отошло от причала, и тогда ее насильно пересадили на проходивший мимо буксир и в истерике доставили на сушу.
Кроме того, Старр была завсегдатаем подпольных заведений, захудалых ночных клубов, диких вечеринок с участием мафиози и отелей «на час», в одном из которых ее сильно избил приятель. В найденном среди ее вещей блокноте с воспоминаниями подробно описана ее сексуальная жизнь с почти двадцатью мужчинами, обозначенными в дневнике лишь инициалами.
Учитывая, что, как правило, она пробиралась на борт пароходов в ночь перед их отплытием, полиция первоначально предположила, что склонная к самоубийству Старр в состоянии наркотического опьянения спряталась на океанском лайнере «Иль де Франс» и выбросилась за борт вскоре после его отплытия. Версия о том, что она покончила с собой, укрепилась, когда один из ее любовников представил несколько недавно отправленных ему писем. В одном из них она признавалась: «Теперь все кончено, на этот раз я намерена довести дело до конца… Я хочу забвения. Если есть какая-то загробная жизнь, то все окажется грязным трюком. Теперь ничто не имеет значения. Я люблю поесть и могу позволить себе вкусную порцию, не беспокоясь о том, что наберу лишний вес… Как прекрасна жизнь, когда у человека осталось всего двадцать четыре часа. Мне не надо бояться, что я превращусь в одинокую старуху, живущую в нищете или безвестности. Я, конечно, уже изрядно подпортила свое никчемное, беспорядочное, скучное существование, превратив его в безнадежное месиво. Мне все смертельно, смертельно надоело. В этом нет ничьей вины, кроме моей собственной, – я так все ненавижу, жизнь ужасна. Я принимаю наркотики, чтобы забыться, пью, чтобы попытаться понравиться людям, но все без толку. Теперь, когда я знаю, что все скоро закончится, у меня, как
