Посткоммунистические режимы. Концептуальная структура. Том 2 - Балинт Мадьяр
С одной стороны, распространенное возражение, которое обычно выдвигается в ответ на это утверждение, состоит в том, что, хотя эти условия ЕС имеют силу до того, как страна становится его частью, они перестают действовать после ее присоединения. Именно это и обозначает выражение «хулиганство новичков»: патрональные правящие элиты очень стараются заполучить место у кормушки Евросоюза, то есть выполнить копенгагенские критерии вступления, чтобы получить доступ ко всем преимуществам общего рынка и ренту из структурных фондов и фондов сплочения ЕС [♦ 7.4.6.2]. Но как только они получают их в качестве членов, они без всякого стеснения игнорируют стандарты сообщества и продолжают работать в соответствии со своими патрональными методами, зная о медлительности реагирования ЕС, а также о том, что его возможное наказание направлено не на преступников, а страну в целом. На самом деле у ЕС есть все необходимое для того, чтобы противодействовать несистематическим нарушениям, которые противоречат общеевропейским ценностям, через процедуру примирения сторон, убеждение или судебные каналы, но у него нет инструментов для выравнивания системных расхождений с либеральной демократией. Это связано с тем, что в его основании лежит неявное допущение, что страны, которые были приняты в клуб, не будут своевольничать, а если и будут, то не слишком часто. И, действительно, официальные наблюдатели все еще склонны рассматривать системные отклонения как трудности переходного периода: существует стойкое представление о том, что раз государство – участник ЕС уже является членом западного цивилизационного блока, то оно уже не собьется с пути.[1044]
С другой стороны, мы, вероятно, внесем новое уточнение, проистекающее из нашей концептуальной структуры, которое заключается в следующем: сила гомогенизирующего режимы эффекта западных связей и рычагов влияния зависит от того, претерпела ли страна антипатрональную трансформацию до того, как она вступила в ЕС. Как мы отмечали выше, двухуровневый подход к изменению конфигурации разделяет уровни безличных институтов и личных сетей. «Демократическая» и «антидемократическая трансформация» относятся к первому уровню, а «патрональная» и «антипатрональная трансформация» – ко второму, при том что оба уровня могут изменяться независимо друг от друга (одноуровневая трансформация) или вместе (двухуровневая трансформация) [♦ 7.3.4.1]. Левицкий и Вэй справедливо замечают, что условия для вступления в ЕС, предъявляемые потенциальным государствам-участникам, являются эффективными на уровне безличных институтов, то есть в рамках демократической трансформации, но их влияние на личные сети является в лучшем случае сомнительным. В целом можно сказать, что гомогенизация режима и фактическая интеграция в западный цивилизационный блок происходит при двухуровневой трансформации, когда изменения на уровне безличных институтов сопровождаются антипатрональной трансформацией. Однако если имеет место только одноуровневая трансформация, демократическая трансформация означает лишь создание институционального фасада. В таких случаях влияние западных связей и рычагов влияния является не подлинной демократизацией, а только маскировкой [♦ 6.5]. Правящие элиты этих режимов осознали, что стране не обязательно быть либеральной демократией – достаточно лишь казаться таковой, по крайней мере для западных наблюдателей, привыкших к одноуровневому подходу [♦ 7.3.4.1]. Венгрия, пожалуй, лучший тому пример. Орбан построил однопирамидальную патрональную сеть и управляет ей среди нейтрализованных институтов публичного обсуждения [♦ 4.3], исполняя при этом (по его собственному выражению) «танец павлина», то есть успокаивая критиков косметическими изменениями и последовательно отрицая на форумах ЕС, что он нарушает его принципы[1045]. Связанная с этим практика поддержания публичного демократического имиджа – это отмывание репутации, когда патрональные акторы управляют международным фокусом внимания и влияют на процессы публичного обсуждения через фирмы по связям с общественностью, нанятых лоббистов и аналитические центры[1046]. Кроме того, Венгрия рассчитывала статистические данные не так, как того требуют стандарты ЕС, что стало источником споров между их статистическими службами (особенно в том, что касается государственного долга)[1047]. Используя такие средства, патрональные режимы ЕС поддерживают сложные системы маскировки, включающие демократические на первый взгляд институты, на самом деле управляемые неформальными патрональными сетями.
Большая часть объединенных в ЕС суверенитетов связана с вопросами политики, такими как унификация формальных нормативных рамок и барьеров для международного движения товаров, капитала, услуг и рабочей силы. Это отлично работает при интеграции либеральных демократий, когда политические акторы различаются с точки зрения проводимой ими политики, но не с точки зрения режимов. Но такой подход не работает, когда правящие элиты относятся к разным типам, истинная природа которых заключена на уровне личных сетей (неформальных патрональных сетей), а не в формальных правилах и нормах. Единственное устанавливаемое ЕС ограничение, которое связано именно с режимом, касается защиты личных свобод через постановления Европейского суда по правам человека (ЕСПЧ) и Суда Европейского союза[1048]. Отчасти это предотвращает ситуации, когда патрональные государства – участники ЕС низводят своих граждан до положения слуг [♦ 3.5.1], вызывая тем самым либеральную деформацию патрональных демократий и автократий. Это означает, что личные свободы, такие как свобода слова, передвижения и свобода от пыток, гарантированы лучше (в отличие от политических свобод), что также очевидно из международных индексов демократии[1049].
Однако для патрональных режимов характерно доминирование неформальных институтов. Если личные свободы нельзя формально ограничить из-за того, что режимы подчиняются постановлениям судов ЕС, правящей неформальной патрональной сети нужно только найти обходной путь, то есть различные средства для реализации интересов элит, которые заключаются в концентрации власти и личном обогащении [♦ 2.3.1]. Внутри ЕС патрональные режимы вынуждены выражать свои намерения и обосновывать свои действия на языке демократии. Это, конечно, ограничивает формальный арсенал патрональных акторов, но они все еще могут использовать оставшиеся формальные институты для воплощения неформальных целей, изменяя правовые нормы или применяя их «по индивидуальному заказу», так что в итоге все это служит реализации интересов элит [♦ 4.3.4.2, 5.5.4]. В то же время многие фактические нарушения законодательства ЕС, не связанные с личными свободами, такие как перевод средств из фондов ЕС в приемную политическую семью [♦ 5.3.3.3], не преследуются по закону вовсе или преследуются неэффективно из-за рассмотренных выше недостатков защитных механизмов ЕС. По сути, с точки зрения особенностей режима, Орбан достигает того же, что и Путин, а Румыния – того же, что и Кыргызстан. Разница только в количестве бумажной волокиты. Хотя эти ограничения могут казаться помехой, они парадоксальным образом способствуют стабильности режима, поскольку обычные люди в повседневной жизни чувствуют себя
