Посткоммунистические режимы. Концептуальная структура. Том 1 - Балинт Мадлович
Насколько трудно получить квалифицированное большинство, зависит от того, какова доля избирателей, которых необходимо убедить отдать свой голос, и чем эта доля меньше, тем это легче сделать. Следовательно, ключевым институциональным фактором, который влияет на это, является пропорциональность избирательной системы. Мажоритарные системы, разработанные специально для стабильного правительства в условиях демократии, дают победителю в законодательном органе большую долю мест, чем доля набранных им голосов. В пропорциональных системах, которые нацелены на то, чтобы законодательные органы более точно отражали социальные предпочтения, доля мест и доля голосов примерно одинаковы (с учетом процентных барьеров, округлений и т. д.)[940]. При обычных условиях один политический актор, который добился квалифицированного большинства, с крайне малой вероятностью может изменить пропорциональную систему. Однако если избирательная система непропорциональна, монополия на власть может возникнуть даже в парламентской форме правления, как это произошло в Венгрии в 2010 году.
Некоторые патрональные демократии сохраняют стабильность преимущественно из-за одного институционального ограничения. Например, исполнительно-распределительная форма правления является эффективным ограничением в Болгарии, где царит патрональная демократия и пока не была установлена единая пирамида, а в парламентских формах правления Албании и Словакии пропорциональные избирательные системы сыграли важную роль в предотвращении и/или пресечении попыток установления автократии (как в случае Владимира Мечьяра в Словакии конца 1990-х годов)[941]. Тем не менее важность пропорциональных избирательных систем отчетливо видна в таких полупрезидентских формах правления, как Румыния, где полномочия президента были уравновешены полномочиями пропорционально избранного парламента [♦ 7.3.2.3].
4.4.2.3. Общественные защитные механизмы: пресечение попыток установления автократии и возврат к патрональным демократиям через цветные революции
Несмотря на наличие институциональной защиты, патрональные демократии постоянно подвергаются автократическим вызовам. Патрональные сети стремятся накапливать власть и личное богатство, и для того, чтобы обслуживать интересы элит, они используют все возможности для получения политических ресурсов. Автократические тенденции, целью которых является сохранение власти в руках правящей патрональной сети, направлены на устранение демократических черт режима через распространение исполнительной власти на все государство (соединение ветвей власти) и нейтрализацию процесса публичного обсуждения. Для совершения автократического прорыва монополия на власть предоставляет широкий спектр самых изощренных методов, начиная с формирования контролируемой сферы коммуникации (экономические манипуляции) и практики несбалансированности прав (юридические манипуляции) до изменений избирательной системы в одностороннем порядке (манипуляции с конституцией). Однако без монополии на власть лидеры могут, используя государственные ресурсы и принимая соответствующие законы, слегка изменить правила игры в свою пользу, но не могут изменить каждый закон таким образом, чтобы оппозиция не могла победить вообще [♦ 3.3.9]. Поэтому у них возникает соблазн использовать более прямолинейную и безыскусную, но при этом эффективную тактику, а именно фальсификацию выборов. Другими словами, если власти не могут нейтрализовать оппозицию, у них остается возможность на этапе выборов вручную отключить процесс публичного обсуждения, не позволяя воле избирателей проявить себя через замену инкумбентов на другой состав политических акторов.
Хотя фальсификации выборов временно решают проблему сохранения власти, они не лишают автономии конкурирующие патрональные сети и на деле скорее приводят к очевидному ущербу, стимулируя протестную активность [♦ 4.3.2.1]. В подобных условиях на территории посткоммунистического региона в ряде случаев происходили так называемые цветные революции, в ходе которых часто удавалось пресечь попытки установления автократии и вернуть политическое устройство в состояние динамического равновесия, присущего патрональным демократиям.
Мы используем термин цветные революции главным образом в силу его популярности, поскольку в большинстве случаев описываемые здесь события упоминаются именно под этим названием, а потому всем понятно, о чем пойдет речь[942]. Однако мы признаем, что эти события отличаются от классических революций[943], которые происходили на Западе в XVIII–XIX веках, потому что последние выступали против феодального строя, в рамках которого монархи полагались на божественную легитимность, а их фактический статус совпадал с номинальным. Революции вспыхивали, чтобы сменить этот тип легитимности на гражданскую легитимность, где фактический и номинальный статусы власти также совпадают. Перед классическими революционерами стояли такие задачи, как достижение равенства граждан перед законом, распределение налоговой нагрузки на всех и выборы в законодательные органы[944]. Следовательно, их истинной целью было создание институциональной структуры, в основе которой лежит гражданская легитимность.
Революции, движимые этой целью, отошли от насильственных методов, с помощью которых не только менялся тип легитимности, но и нарушалась правовая преемственность, а представители прежней власти исключались из политической жизни (часто были убиты или сосланы, как во время французской революции 1789 года), в сторону мирных, включающих в себя переговоры с представителями власти, которые согласились сменить свой режим и институциональную структуру без нарушения правовой преемственности. Смена режимов на посткоммунистическом пространстве, произошедшая в ходе революций 1989 года (иногда называемых «законными»[945]), за небольшим исключением принадлежала ко второй категории. Прежде эти режимы можно было отнести к типу коммунистических диктатур, в основе которых лежит субстантивно-рациональная легитимность, а номинальный статус правящей политической элиты совпадает с фактическим (что выражалось в конституции понятием «авангарда общества» [♦ 4.3.4.2]). Те, кто хотели изменить режим, стремились к либеральной демократии, для которой характерна легально-рациональная легитимность и опять же совпадение номинального и фактического статусов правящей политической элиты. Удалось ли осуществить это в действительности, зависело от положения жестких структур или, точнее, от того, сопровождались ли революционные изменения конституции антипатрональной трансформацией [♦ 7.3.4.1][946]. В некоторых странах это произошло, и там смогли появиться либеральные демократии западного типа (в таких странах, как Эстония и Польша), однако в других странах антипатрональной трансформации не случилось, и там возникли патрональные демократии. После этого попытки установления автократии стали в этих странах неотъемлемой частью политической жизни, а принятые во время смены режима институциональные барьеры сыграли большую роль в том, смогли ли эти режимы избежать автократии или в итоге стали ею (как Венгрия).
Цветные революции на постсоветском пространстве не являются классическими, поскольку в их цели не входит переход от одного гармоничного типа легитимности к другому[947]. На самом деле, было бы правильнее классифицировать их как бунты, ведь они стремятся сохранить первоначальный, гармоничный тип легитимности демократий, который даже в патрональных демократиях отличается властью закона, а также совпадением номинального и фактического статусов власти. Другими словами, цветные революции пытаются помешать лидерам игнорировать формальные ограничения своей власти и конституционного строя, для чего они прибегают к патронализации государственных институтов и фальсификациям выборов. Стоит также
