Со служебного входа - Анатолий Захарович Рубинов
И для пассажира и для беспечного провожающего такое маленькое происшествие оканчивается вполне благополучно, иногда даже поднимает настроение. Недоволен, сердится только диспетчер. Две-три минуты заминки могут разом осложнить всю обстановку: задержать следующий поезд, который помешает отправлению или прибытию идущего за ним. За короткое время образуется снежный ком неприятностей, разбить который не так-то просто. Особенно если это случается в вечерние часы пик, когда поспешно и согласованно в обоих направлениях отправляются мигом наполняющиеся пригородные поезда, когда с коротким интервалом отходят на юг дальние поезда, когда Москва-техническая то и дело спрашивает: «Такой-то поезд возьмете?»
На Москву-Пассажирскую товарные поезда, конечно, не приходят. Но иногда вместе с пассажирскими вагонами к платформе подкатывают белые цистерны и ледники. Это прибыли молоко и ягоды, они портятся быстро, и к медленным товарным составам их прицеплять нельзя - только к пассажирским вагонам, которые имеют предпочтение перед другими. Еще не все пассажиры выгрузились с вещами, а в диспетчерской уже вызвали маневровый электровоз: цистерна без задержки попадает на молочный завод, ягоды - на склады торговых организаций.
Все необозримое пространство Москвы-Пассажирской, с ее нескончаемыми вагонами, платформами, путями, даже внутренние помещения вокзала можно видеть из одного места, но не все сразу: из дикторской. Она находится на третьем этаже, где пассажиров не бывает - там висит табличка: «Служебный вход». К ней идут по узкому балкону, который в высоте огромного зала едва виден.
В дикторской есть телевизор, а в залах, на платформах, над проходами - телевизионные камеры, которые кажутся неподвижными. На самом деле их можно привести в движение, и если делать это не спеша, из дикторской откроется прекрасная панорама вокзала.
Вот к совершенно пустой, казалось бы заброшенной, платформе Горьковского тупика надвигается темная лента. Она видна еще издалека и плывет все медленнее, наконец останавливается. Нам уже ясно, что это электропоезд, можно даже пересчитать вагоны - их десять. В одно мгновение из двадцати дверей выскакивают бегуны. В какое бы время ни прибывала электричка, в любой день - в будни или праздники - всегда находятся люди, которым некогда. Если вести камеру вслед за бегущими, можно видеть, как мчатся они, как трусят по ступеням, ведущим вниз, на привокзальную площадь. А на платформе народу все больше. Настоящее людское половодье. Но вот платформа проясняется, постепенно пустеет, спокойно движутся неторопливые люди, уступившие дорогу тем, кто вечно спешит.
Все видящая (с помощью телевизора) диктор Ольга Викторовна Кудина работает с камерой и экраном с. тех самых пор, как они появились, но и сейчас не может относиться равнодушно к чуду, которое дала ей электроника. В помещении, выходящем окнами на оживленную площадь, виден весь вокзал, обозрима вся его жизнь. И диктор причастен к управлению ею. Ольга Викторовна признается, что к домашнему телевизору давно привыкла, одни передачи интересуют ее, другие кажутся скучными. Но этот, служебный, телевизор с его, казалось бы, постоянным однообразием почему-то волнует - вероятно, безыскусностыо своих передач. Или, может быть, потому, что она и ее подруги сами и режиссеры, и операторы, и единственные зрители? К тому же зрители активные, властно принимающие решение, которое подсказывает изображение на экране.
Ольга Викторовна и ее коллеги чрезвычайно внимательно следят за перроном, по которому за несколько минут пройдет до тысячи человек. Все идет заведенным порядком, повторяется четыреста раз в день, однако надо быть всегда готовым на случай чего-нибудь непредвиденного - все-таки такая масса людей! Они и не подозревают, что о них здесь беспокоятся,. берегут от несчастья.
Привычна и меняющаяся на экране картина проводов поезда, отбывающего на юг. Еще его нет, а самые нетерпеливые пассажиры уже здесь, поглядывают в сторону, откуда покажется электровоз, или бродят с вещами взад и вперед. Но вот медленно ползет состав - почти всегда, за исключением редких аварийных случаев, он приходит заблаговременно. Проводники лениво сходят вниз, всем своим видом показывая беспокойным людям, что спешить некуда, все рассядутся и еще останется время на прощальные слова и поцелуи. Ах, сколько поцелуев на железнодорожном телевизионном экране! Обычному телевизору нечего с ним тягаться. К счастью, камеры железнодорожного телевизора неспособны дать крупный план, все люди на экране одинаковы, лиц не рассмотреть, иногда даже женщин и мужчин различить трудно. Работникам дикторской не до чужих поцелуев - они медленно ведут камеры вдоль состава, наблюдая, все ли в порядке, не образовалось ли где непредвиденной задержки.
Поворот рукоятки - и на экране эскалаторы. Теперь с ними забот все меньше и меньше. Новички, конечно, побаиваются движущейся ленты, становятся на нее нетвердо. Однако их теперь уже не так много - тот, кто прибыл в Москву хотя бы во второй раз, держится на плывущей лестнице уверенно.
Поворот другой рукоятки - на экране зал, камера проходит вдоль касс, справочного бюро. Одна из работниц дикторской рассказывала как-то, как она немного, совсем немного использовала вокзальное телевидение в своих целях - назначала свидания у справочного окошка своему будущему мужу.
И если видела на экране знакомую фигуру - парня, ходившего зимой и летом без головного убора, читавшего каждую свободную минуту, то быстро шла вниз к нему.
Долго наслаждаться только операторской работой все-таки не приходится. Скажем, на экране видно, что скопилось слишком, много ожидающих - надо сделать внеочередное объявление: повторить еще раз, какой электропоезд следующий, с какого пути отправится, откуда идет нумерация вагонов. Особенно необходимо это, когда перестает действовать вертящееся табло с