Михаил Ромм - О себе, о людях, о фильмах

11. Немецкий офицер. Несмотря на свое большое значение для вещи, может быть охарактеризован очень коротко: это сентиментальный хам. Это уверенный в себе, наглый самец, презирающий всех штатских, а тем более французов. Он положительно не считает их за людей. У себя на родине он принадлежит к хорошему обществу, он прусский юнкер. Он привык к тому, что проститутка — ресторанная подстилка, предмет, не живое существо… Капризы Пышки принимает с холодным негодованием и считает их личным оскорблением. Сентиментален он отчасти потому, что это модно, отчасти же потому, что это свойственно его классовой и национальной природе. Сентиментальность его какая-то преувеличенная, чрезмерная и потому неправдоподобна. Она сочетается с холодной жестокостью. Эта самая влюбленная глуповатая жестокость — первое, что бросается в глаза. Ощущение неумолимости должно сопровождать каждое появление этого человека. Его наглые, прозрачные глаза почти никогда не меняют выражения, даже когда он вздыхает.

Походка гвардейская, немножко развинченная. Внешность подробно описана в сценарии и у Мопассана. Эти предписания, однако, не директивны. Возможны отступления, ибо сентиментальные хамы могут, разумеется, варьироваться по росту, а порода этих юнкеров была очень распространенна и стандартна, как автомобили Форда.

12. Немецкий солдат. Исключительно ответственная роль, хотя и маленькая по объему. Прежде всего это крестьянин, недавно взявший винтовку, это работающий человек, мешковатый. Он привык работать, привык делать что-то полезное. Его тяготит вынужденное безделие, он все время порывается помочь 'кому-нибудь, вообще занять как-то свои руки, занятые только бессмысленной винтовкой. Ему нравится горничная-француженка. Нравится не красотой, а здоровьем, тем, что настоящая работящая девка, хозяйка, похожая на немецких девок, с такими же красными, сильными руками, с таким же крутым задом. Пышке он сочувствует потому, что видел, как она доила корову, и потому, что ненавидит своего офицера и подозрительно относится ко всей компании буржуа. В Пышке он смутно чувствует свою. Все остальное, включая внешность и возраст, может варьироваться как угодно, необходимо только одно: чтобы это был немец и чтобы он обладал бесспорным обаянием, как ни мало присутствует он на экране, но он кончает картину, и зритель должен из картины запомнить его в числе самых первых.

13. Горничная. Это то, чем стала бы Пышка, если бы она не попала в город. Простая, здоровая, полная деревенская девушка. Она моложе Пышки и немножко похожа на нее и внешне и манерами.

14. Хозяин гостиницы. Тучный, ленивый, с хитрецой в глазах. Он заинтересован в том, чтобы Пышка сопротивлялась как можно дольше, ибо это дает ему постояльцев. Впрочем, он держится нейтралитета. Вид у него постоянно сонный, что не мешает ему видеть все очень хорошо и иногда действовать очень решительно.

15. Кучер. Тощий и унылый, как похоронный марш, когда разговаривает с господами или вообще находится при деле. Веселый и плутоватый, как только оказывается в своем обществе. Но для него свой парень.

1 сентября 1870 г. стотысячная французская армия была разгромлена под Седаном и взята в плен вместе с императором Наполеоном III.

«Во Франции была объявлена республика.

«Немцы быстро продвигались по Северной Франции, занимая города, захватывая целые области.

«Пышка.

«По рассказу де Мопассана […]

Худое, обросшее, бородатое лицо солдата во французской стрелковой кепи. Он смотрит на нас отсутствующим взглядом. Лицо колышется в кадре. Солдат идет.

Два одинаковых, одинаково колышущихся лица.

Три лица на переднем плане и за ним еще фигуры. Это плетется по грязной осенней дороге отрядик измученных до предела французов. Их человек 12–15.

Побежденные

Осенная голая дорога. Плетется вразброд, не соблюдая строя, отрядик. Один за другим проходят мимо люди.

Один из солдат остановился, набрал воздуха в грудь и на этом вздохе, медленно скорчившись, упал.

Вытаскивая сапоги из чвакающей грязи, проходят мимо остальные.

Идущий в шагах пяти позади сержант, не ускоряя шага, подошел к упавшему и деловито ударил его сапогом в бок.

Солдат поднял голову. Сержант ударил еще раз. Солдат встал, покачался, пошел на аппарат, закрывая кадр.

Грязная осенняя дорога. Уходит отрядик французов.

Еще дальше отрядик.

Худое, обросшее бородатое лицо солдата в немецкой каске. Солдат идет, глядя на нас невидящим взглядом.

Два лица.

Это плетется по той же самой грязной осенней дороге отрядик измученных до предела немецких солдат. Их человек 12–15.

Победители

Один за другим проходят мимо аппарата немцы, сохраняя подобие строя. Один из них остановился, набрал воздуха в грудь и на этом вздохе, медленно скорчившись, упал.

Проходят мимо остальные, вытаскивая сапоги из чвакающей грязи.

Идущий в шагах пяти позади усталый унтер подошел и деловито ударил его сапогом в бок.

Солдат встал, пошел на аппарат, закрывая кадр.

Грязная осенняя дорога. Уходит отрядик немцев.

Еще дальше отрядик.

Пустая, грязная осенняя дорога. Низкое, сырое, холодное небо. Курится в отдалении дымок.

Поворот другой дороги. В стороне, под деревом, курится костер, в котором догорает обод колеса, остатки повозки. У костра сидят, грея руки, два немца. Третий лежит лицом вниз. Не то он спит, не то умер. Вся группа дается как деталь пейзажа.

Еще какая-то дорога. Голое дерево. Чернеет что-то в стороне, на пустом поле.

Широкое, черное поле. Груда убранных павших лошадей. Простираясь к небу, торчат прямые, мертвые ноги. Валяется седло. Далеко в поле курится дымок.

Вновь пустая дорога.

Поворот дороги. Черное дерево. На дороге, около дерева наклонившаяся набок потрепанная коляска. Лошадь распряжена. Человек копошится около коляски.

Это кучер. Он возится со сломанным колесом. На приступочке коляски сидит полная молодая женщина в шляпке (Пышка). Она тревожно следит за кучером. Кучер бросает колесо, встает, пожимает плечами. Женщина всплескивает руками.

Она приподнимается, умоляюще глядя на кучера, наивно прижимая руки к груди. Ее глаза наливаются слезами, она говорит:

— Вы понимаете, что мне нельзя вернуться?

Кучер вздыхает и, повернувшись к Пышке спиной, живописно облокачивается о крыло коляски. Пышка, поглядев на него, вновь опускается.

Сломанное колесо.

Распряженная лошадь.

Подняв голову, слегка смущаясь, Пышка убедительно говорит кучеру:

— Я подралась с немецким офицером.

Кучер оглядывается на нее через плечо и вновь отворачивается. Пышка ждет.

Щипавшая траву лошадь повернула голову.

Повернулся кучер. Приподнялась, вглядываясь куда-то, Пышка.

По дороге, появляясь из-за поворота, идет отрядик. Впереди немецкий унтер в каске. За ним несколько немецких солдат, окружающих двух-трех пленных французов. Отрядик медленно движется на аппарат.

Проходят мимо аппарата немцы и французы. Они начинают подымать головы.

В кадр входит унтер, останавливается перед Пышкой.

Отрядик подошел к коляске. Конвоиры и пленники за спиной унтера. Немцы опускают ружья.

Унтер стоит перед Пышкой, внимательно оглядывая ее. Чуть заметная улыбка трогает его губы. Он спрашивает:

— Из Руана?

Пышка равнодушно кивает головой. «Документы», — говорит унтер и протягивает руку. Пышка встает, поворачивается спиной, нагибается и, приподняв платье, начинает искать документ в чулке.

Кучка пленных вперемежку с конвоирами серьезно смотрят на Пышкин зад. Один из этих пленных начинает улыбаться.

Это обросший, бородатый француз. Забытая, заржавленная улыбка раздвигает его губы. Он радостно говорит:

— Э, Пышка!

Пышка быстро оборачивается. Документ уже у нее в руке. Она вглядывается, одновременно передавая документ офицеру.

Француз улыбается, подмигивает, говорит что-то.

Пышка, вдруг просияв, радостно всплескивает руками.

(В кадре унтер, читающий документ.)

— Жужу, усатенький!

Унтер, оторвавшись от документа, быстро оглянулся, поглядывая на Жужу, опять на Пышку, махнул рукой и сказал что-то короткое и властное.

Отрядик медленно тронулся дальше. Оборачивается Жужу.

Пышка глядит ему вслед, машет рукой. Унтер возвращает ей документ. Не отрывая глаз от Жужу, Пышка: берет его.

Подумав секунду, унтер галантно ухмыляется, подкручивает ус и протягивает руку к Пышкиной груди. Пышка равнодушно, привычно отводит его руку, нисколько не задетая этим жестом. Унтер, вздохнув, поворачивается.