Журнал «Парус» №71, 2019 г. - Геннадий Петрович Авласенко
Словом, в девятнадцать лет Иван Крылов уже был известен в театральных кругах Петербурга. Но его житейская и творческая энергия не знала удержу. Он задумал издание, о котором сейчас можно сказать словами из пушкинской сказки: «не мышонка, не лягушку, а неведому зверушку». Журналом издание назвать было нельзя, потому что это было сатирическое произведение одного автора, разбитое на ежемесячные выпуски; но и книгой с продолжением его тоже нельзя было именовать, так как на издание, как на журнал, объявлялась подписка и периодичность его гарантировалась. Журнал (так все же стали называть в литературоведении крыловское детище) назывался мудрено: «Почта духов, или Ученая, нравственная и критическая переписка арабского философа Маликульмулька с водяными, воздушными и подземными духами».
Крылов нашел чудную форму для своего сатирического романа. Вездесущие духи, от которых ничто не может укрыться ни под водой, ни под землей, ни в воздухе, рассказывают философу Маликульмульку все интересное о жизни в волшебных мирах. И тамошние порядки почему-то оказываются очень похожими на те, что царят в Российской империи. Глупость, невежество, мздоимство, казнокрадство процветают в экзотических палестинах так же, как и в привычном глазу отечестве.
Сатирики на Руси считались опасней Пугачевых. После восьмой, августовской, книжки выпуск «Почты духов» прекратился.
Но Иван Андреевич приобрел опыт издателя. Вскоре он вместе с поэтом и драматургом А. Клушиным и упоминавшимися уже И. Дмитревским и П. Плавильщиковым основал типографию «Крылов с товарищи» и начал выпускать новый журнал – «Зритель». В газетном оповещении говорилось, что в журнале будут помещаться «как сатирические, критические, так и стихотворные сочинения, подражания и переводы». Печатались тут, в основном, лишь сами учредители, говоря современным языком. Но в историю русской литературы «Зритель» вошел прочно: здесь были опубликованы два произведения И. Крылова, укрепившие его славу сатирика, – язвительная «Похвальная речь в память моему дедушке…» и не менее резкая повесть «Каиб», находчиво названная автором «восточной».
Герой первого сочинения, «дедушка», имел тысячу необходимых дворянину дарований. Например, умение пересечь две тысячи крепостных «в год два-три раза с пользою». Или умение «созидать великолепные пиры», когда «на сто верст вокруг его деревень нет ни корки хлеба, ни чахотной курицы». А герой крыловской повести, восточный государь Каиб, был известен в мире тем, что «тысячи попугаев говорили в его клетках скоропостижные вирши; многие из сих попугаев были красноречивее его академиков, хотя академия Каибова почиталась первою в свете потому, что ни в какой академии не было такого богатого набора плешивых голов, как у него, и все они читали по толкам [1], а иногда очень четко писали к приятелям письмы… Календарь Каибова двора был составлен из одних праздников, и будни были там реже, нежели именины Касьянов» [2]. На двести лет вперед заглянул Крылов: в России и теперь – то же самое…
Конечно, и это издание не могло долго продержаться. Его закрыли после одиннадцатого номера. Казалось, Крылова нельзя было остановить. Уже в следующем году он с А. Клушиным, теперь вдвоем, начал выпускать новый журнал – «Санкт-Петербургский Меркурий». Меркурий, как известно, бог торговли, покровитель путешественников. Он благоволил и к любителям красноречия, иносказаний. С помощью этого искусства И. Крылов продолжал говорить неприятную правду сильным мира сего. Он напечатал в журнале «Похвальную речь науке убивать время», другие сатирические произведения. На этот раз дело кончилось вызовом владельцев журнала в царский дворец и беседой с самой Екатериной II.
Императрица, напуганная французской революцией и казнью короля Людовика XVI, уже не играла роль покровительницы искусств и поклонницы Вольтера. Однако со смелыми авторами «Меркурия» она не стала поступать так, как, скажем, с Радищевым, который был сослан в Сибирь, или с Новиковым, заточенным в Петропавловскую крепость. Она явила милость, которую можно назвать изощренно хитроумной: Клушину предложила полечиться за границей, а Крылову – печатать журнал в типографии императорской Академии наук, под присмотром властей. Это было равносильно закрытию издания. Крылов лишался напарника, без которого не мог выпускать журнал, и собственной типографии, которая приносила средства для издания. «Меркурий» закатился.
Следующие десять с лишним лет Иван Андреевич жил вне столицы, отойдя от ее литературной жизни. Он принял предложение князя С. Голицына быть его личным секретарем и уехал в родовое имение этого отставного сановника, в село Казацкое на Украине. Эти годы не были для Крылова творчески плодотворными (он написал лишь одну «шуто-трагедию» «Подщипа, или Трумф»), но, возможно, именно тогда окончательно созрела его душа, определился его гений. Не получив в детстве и юности систематического образования, здесь, в тиши, Крылов наверстал упущенное и явился в новом, девятнадцатом, веке человеком, равным лучшим умам той эпохи.
Современники и раньше удивлялись, как разносторонне и щедро одарила его талантами природа. Он хорошо знал не только русскую, но и зарубежную литературу. Свободно владея французским, освоив английский, немецкий и итальянский языки, Крылов прочитывал все значительное, что появлялось в европейской литературе, интересовался мировой философией и историей. Его всегда занимала словесность античная, и чуть позже он выучил древнегреческий язык, чтобы переводить Гомера.
О необычайном математическом даре его ходили легенды. О других талантах Крылова вспоминал поэт, критик и издатель Петр Плетнев: «Счастливые способности помогли ему выучиться рисовать и играть на скрипке. Лучшие наши живописцы впоследствии выслушивали суждения его о своих работах с доверенностью и уважением. Как музыкант он в молодые лета славился в столице игрою своею на скрипке и обыкновенно участвовал в дружеских квартетах первых виртуозов». Об этих концертах Александра Смирнова-Россет, с которой дружили чуть ли не все знаменитые писатели того времени, говорила: «Это был праздник наших ушей».
Но, пожалуй, только в провинции мог
