Журнал «Парус» №71, 2019 г. - Геннадий Петрович Авласенко
правильны доводы.
Ястреб хвастался своей храбростью, Павлин – пригожестью перьев, а Сова – недремностью ока. Орел выбрал на воеводство Сову. Ее ночное бденье показалось царю птиц предпочтительнее и смелости, и внешней красоты двух других претендентов. Заканчивается басня назидательным выводом:
Таков воевода
Годен к безопасности целого народа.
Приведу еще одну басню, на этот раз Ивана Хемницера, считавшегося мастером такого жанра. Его сочинение называется «Лев, учредивший совет».
Лев учредил совет какой-то, неизвестно,
И, посадя в совет сочленами слонов,
Большую часть прибавил к ним ослов.
Хотя слонам сидеть с ослами несовместно,
Но Лев не мог того числа слонов набрать,
Какому прямо надлежало
В совете этом заседать.
............................................................
Он вот как полагал
И льстился:
Ужли и впрямь, что ум слонов
На ум не наведет ослов?
Однако, как совет открылся,
Дела совсем другим порядком потекли:
Ослы слонов с ума свели.
Ясно, что здесь нет тех поэтических достижений, которыми отмечены басни Крылова. Нет живой разговорной интонации, сочности и меткости языка, звучной аллитерации. И самое главное – нет того нравственного, духовного начала, которое не только проверено житейским, бытовым опытом народа, а словно бы вызрело в русском сознании за многие столетия, стало правилом души, чертой национального характера. Все это есть у Крылова. И для примера не нужно выбирать какую-то характерную басню, бери любую, ставшую классической. Скажем, вот эту:
ОСЕЛ И СОЛОВЕЙ
Осел увидел Соловья
И говорит ему: «Послушай-ка, дружище!
Ты, сказывают, петь великий мастерище.
Хотел бы очень я
Сам посудить, твое услышав пенье,
Велико ль подлинно твое уменье?»
Тут Соловей являть свое искусство стал:
Защелкал, засвистал
На тысячу ладов, тянул, переливался;
То нежно он ослабевал
И томной вдалеке свирелью отдавался,
То мелкой дробью вдруг по роще рассыпался.
Внимало все тогда
Любимцу и певцу Авроры:
Затихли ветерки, замолкли птичек хоры,
И прилегли стада.
Чуть-чуть дыша, пастух им любовался
И только иногда,
Внимая Соловью, пастушке улыбался.
Скончал певец. Осел, уставясь в землю лбом:
«Изрядно, – говорит, – сказать неложно,
Тебя без скуки слушать можно;
А жаль, что не знаком
Ты с нашим петухом;
Еще б ты боле навострился,
Когда бы у него немножко поучился».
Услыша суд такой, мой бедный Соловей
Вспорхнул и – полетел за тридевять полей.
Избави, бог, и нас от этаких судей.
По этой басне, как и по десяткам других, можно хорошо представить, в чем мастерство Крылова. Тут чудесно нарисован «характер» главного героя. Видишь на месте Осла надутого, считающего себя непогрешимым человека, может быть, чиновника, который «управляет» искусством. Его тон в разговоре с певцом полей – покровительственный, барский, его «ослиные» суждения – невежественны, глупы. В отличие от рассудочных строф других баснописцев стихи Крылова дышат подлинной поэзией. Рассказ о том, как Соловей «являет свое искусство», написан великим мастером:
То нежно он ослабевал
И томной вдалеке свирелью отдавался,
То мелкой дробью вдруг по роще рассыпался.
В двух первых строках частое повторение буквенных сочетаний «ел», «ев», «ся», «ле», «ель», «ал» словно воспроизводит звуки свирели, тонкие и нежные; наоборот, третья строка с ее сочетаниями «др», «др», «ро», «ра» похожа на музыкальную «дробную» россыпь.
И так – во многих баснях. Недаром актеры вот уже двести лет с упоением исполняют басни Крылова – есть возможность показать свое искусство во всем блеске!
***
В разговоре о басне общим местом стала тема: бродячие сюжеты. В жанре назидательного стихотворения они особенно часты. Начав с переводов басен Лафонтена, И. Крылов затем и в собственных, оригинальных сочинениях этого жанра нередко использовал сюжеты, восходящие к притчам древнегреческих мудрецов. Предосудительно ли это?
Бродячие сюжеты известны и в других родах мировой литературы – прозе и драме. Достаточно вспомнить наиболее широко известные примеры – историю доктора Фауста или похождения ловеласа Дон Жуана. Что касается баснописцев разных эпох и стран, то они особенно охотно использовали сатирические сюжеты, пришедшие из глубины веков. Может быть, потому, что предшественники очень зорко подметили ситуации, в которых проявляются типичные пороки человеческой души: жадность, невежество, низкопоклонство, трусость и т.д. Стоило ли выдумывать анекдотичные положения, позволяющие живописно и образно представить в смешном свете порок, если они уже найдены мировой литературой?
На первый взгляд, кажется, что такое заимствование похоже на обработку чужого текста и, следовательно, произведение нельзя назвать самостоятельным. Однако под пером национального поэта, настоящего мастера слова смешной случай, описанный литератором другой земли и другой эпохи, преображается, обрастает подробностями, которые характерны для природы, народного характера, традиций и быта этой, уже иной, страны. Анекдот тот же, а весь колорит другой. Достаточно сравнить басни Эзопа, Лафонтена и Крылова, имеющие схожие сюжеты, чтобы увидеть это.
Возьмем нравоучительную историю Эзопа «Ворон и лисица»: «Ворон унес кусок мяса и уселся на дереве. Лисица увидела, и захотелось ей заполучить это мясо. Стала она перед вороном и принялась его расхваливать: уж и велик он, и красив, и мог бы получше других стать царем над птицами, да и стал бы, конечно, будь у него еще и голос. Ворону и захотелось показать ей, что есть у него голос; выпустил он мясо и закаркал громким голосом. А лисица подбежала, ухватила мясо и говорит: “Эх, ворон, кабы у тебя еще и ум был в голове, – ничего бы тебе больше не требовалось, чтобы царствовать”. Басня уместна против человека неразумного» (Перевод М. Гаспарова).
Можно ли утверждать, что Крылов в своей басне «Ворона и Лисица» сделал всего лишь перевод или обработку эзоповского текста? Разумеется, нет. Тут и доказывать, в общем-то, нечего. У Эзопа – назидательная притча, некая канва для художественного произведения. Древнегреческий автор не придает особого значения художественным деталям; его слог, по современному говоря, информационный – экономно лаконичный и точный. Сила притчи – в ее мудрости, непререкаемой истинности.
Не то у Крылова. Его басня «Ворона и Лисица» – это маленькая пьеса, в которой действуют очень колоритные, легко узнаваемые в жизни персонажи. У них, как и у людей, есть собственные черты характера, есть слабости и пороки, которые и стали объектом осмеяния. Описывая поведение персонажей, автор поступает, как подлинный мастер: он ищет точные и яркие мазки, чтобы выпукло показать и живую индивидуальность своих героев, и их типичность.
Мы уже убедились в художественном мастерстве Крылова, ведя речь о басне «Осел и Соловей». Продолжить этот разговор дает право и басня «Ворона и Лисица». Вспомните, как, сладко сюсюкая, Лисица уговаривает Ворону подать голос:
Спой, светик, не стыдись!
Что, ежели, сестрица,
При красоте такой и петь ты мастерица, —
Ведь ты б у нас была царь-птица!
