Журнал «Парус» №71, 2019 г. - Геннадий Петрович Авласенко
В нашем случае паритетности не случилось. Первая экспертная группа (Елена Кубаевская, Юрий Полуэктов, Андрей Юрьев) отнеслась к «обвиняемому» тексту с максимальным пиететом. Но зато на финише предложила такую звонкую концовку, что у присутствующих, даже из числа конкурирующей второй экспертной группы (Елизавета Курдикова, Наталья Осипова, Вера Ряховских), не возникло сомнений в том, что первый вариант лучше. Вторая экспертная группа отнеслась к делу максимально творчески, от души перекроила текст, сделав его более озорным. Но не зря говорится в народе: конец – делу венец! Хорошей неожиданной концовкой можно спасти самое обычное стихотворение. И напротив – банальным финалом можно загубить самый перспективный текст.
Голосование тайное, потому надо заранее позаботиться о маленьких листочках, раздав их «прокурору», «адвокату», «присяжным заседателям», «судье».
Кстати, «подсудимая» Ирина Любенкова, очень переживавшая до мероприятия, после вынесения приговора выглядела настолько счастливой, что раздарила присутствующим присланные ей из Сибири коллективные детские сборники, куда вошли и её стихи. А мне на радостях пообещала презентовать чёрную шёлковую судейскую мантию!.. Но самым главным итогом мероприятия стало то, что после «Литприговора» сразу у нескольких авторов возникло жаркое желание тоже сесть на литературную «скамью подсудимых»…
Маяки памяти
Ирина КАЛУС. Перечитывая Юрия Кузнецова: к 78-летию поэта
Время от времени нам совершенно необходимо перечитывать или открывать для себя впервые какие-то значимые художественные явления современности. В идею такого «возвращения» безоговорочно врастает, уходя корнями в глубину лабиринтов вечности и задевая листвой небесные пенаты, крупнейший поэт второй половины XX века Юрий Поликарпович Кузнецов. Его явление, беспрецедентное по своему масштабу, не допускает равнодушного созерцания или попыток умалить значение неподражаемой, мощной творческой индивидуальности. Возможно иное: непонимание, протест, недоумение, но всегда – с полным осознанием величия и поэтической силы Юрия Кузнецова.
Очарованность поэмами, стихотворениями, кузнецовской строкой, подчас – одним его словом, снова и снова приводит нас к томику его сочинений, чтобы хоть на мгновение узреть те пределы, к которым он стремился сам, и потому – открывал путь для нас.
Евгений ЧЕКАНОВ. Юрий Кузнецов и тамбовский волк
Опыт поэтического осмысления капиталистической реставрации в России
России нет. Тот спился, тот убит,
Тот молится и дьяволу, и Богу.
Юродивый на паперти вопит:
– Тамбовский волк выходит на дорогу!
Нет! Я не спился, дух мой не убит,
И молится он истинному Богу.
А между тем свеча в руке вопит:
– Тамбовский волк выходит на дорогу!
Молитесь все, особенно враги,
Молитесь все, но истинному Богу!
Померкло солнце, не видать ни зги…
Тамбовский волк выходит на дорогу.
Первобытный ужас, трепет жертвы, обреченной мохнатым зверем на уничтожение, охватывает нас при знакомстве с этим коротким стихотворением, особенно при первом знакомстве. Солнце человеческого дня меркнет, тьма забирается в душу – и древний инстинкт самосохранения заставляет нас сжаться в комок.
Но что это за волк? Почему это произведение Юрия Кузнецова до сих пор так сильно действует на нас, его современников? Не потому ведь, что ходячий фразеологизм был слит поэтом с известной строчкой из «Евгения Онегина», – и в итоге родилась хлесткая поэтическая формула? Нет, не потому, не только потому. Главное в другом: в том, что все мы, хотя бы на подсознательном уровне, последние четверть века живем в объятьях этой страшной ночи. Всё несказанное, темное, жуткое, – то, что мы старательно гоним солнечным днем из тайников своей психики, – материализовалось в этих строчках, поэтический образ встал на дыбы, ощетинил загривок и зарычал. И мы почуяли в темноте жаркое дыхание зверя.
Имя этому зверю – реставрация капитализма в России.
Двенадцать лет, прожитых Юрием Кузнецовым после падения советской власти, были отмечены для него множеством житейских потерь, невзгод и переживаний. Одно время, как известно, великий русский поэт вел практически полуголодное существование. Но не личные горести, а беды России, безжалостно выброшенной на мороз «дикого рынка», терзали его душу. Ошеломленный распадом великой державы, он все эти годы зорким поэтическим оком вглядывался в лица и души сограждан, вслушивался в их стон, в их ропот, ощущал, как свое собственное, то смятение, которое владело их душами, – и всё это отражалось в его новых стихах, в его публикациях и книгах.
Все мы помним наизусть эти горькие строки: «День грядущий бредет в заграничном плаще, Им свою наготу прикрывая…», «Из людей повыбит сущий дух…», «И старик со старухой сидят У корыта разбитой державы…», «Вон уже пылает хата с краю, Вон бегут все крысы бытия…», «Русь убилась – обо что, не знает…», «Народная тропа уходит на тот свет…». Поэт не удержался, конечно, и от легко персонифицируемых инвектив в адрес Ельцина, олицетворявшего в его глазах все тогдашние российские бедствия. Но, в отличие от многих бывших талантов, «съеденных политикой», Юрий Кузнецов остался художником слова и в эти трагические времена.
В стихах середины и конца 90-х годов в его творчестве всё чаще рождаются образы, призванные осмыслить не только трагедию распада советской империи, но и тот период жизни России, очевидцем начала которого стал поэт. То есть период реставрации капитализма. Порой в эти годы Кузнецов (во времена советской власти неприязненно относившийся и к досталинскому большевизму, и к кремлевской геронтократии) еще возлагал надежды на партию Зюганова: «Матерь Божья, хоть под красным знаменем Выноси святых огнем вперед!..». Но эти надежды уступали место трезвому (а потому и очень мрачному) поэтическому анализу происходящего на родине: «Через темную трещину мира Святорусский летит богатырь…», «К перемене погоды заныла рука, А душа – к перемене народа…», «Еще покамест мы живые, Но мы последние, увы…», «Над бездной у самого края Шатает от ветра народ…», «А над нами всё грозы и грозы, Льются слёзы, кровавые слёзы…».
И вот в 2003 году, примерно за полгода до кончины Юрия Поликарповича, рождается квинтэссенция кузнецовского взгляда на то, что происходит в стране – стихотворение «Тамбовский волк». Этой вещью великий русский поэт заклеймил (как он любил говорить) время, в котором прожил двенадцать лет, – и отныне этот период российской истории (который и не думает кончаться) будет носить кузнецовское клеймо.
Юрий Поликарпович, как известно, находил внешние поводы для создания своих произведений где угодно – в бытовом соре, в обрывке разговора, в газетной статье… И я не исключаю, что внешним триггером, спусковым крючком для написания «Тамбовского волка» могла послужить какая-то публичная информация 2003 года. Поэт, к примеру, мог наткнуться
