Новые и новейшие работы, 2002–2011 - Мариэтта Омаровна Чудакова
«К началу 30-х годов вопрос о понимании полуграмотным большинством населения страны нового языка, о чем велось так много споров в первой половине 20-х, уже не стоял — актуальность его угасла точно так же, как и актуальность ораторского мастерства.
Так, потеряли смысл наставления об „общих условиях спора“ в пособии 1923 года: „1. Уважайте личность идейного противника, не переходите на личные счеты и оскорбления. В глазах здравомыслящих от этого потеряете только вы“ <…> к середине 30-х годов „идейные противники“ вообще исчезли из общественно-политической жизни — все они (без всякого преувеличения) стали „врагами народа“, в обличении которых изощрялись уже в выборе наиболее сильных оскорблений. <…> К середине 30-х не нужно было никого убеждать. Достаточно было способности выслушать и принять к сведению голос власти — от директивы до приговора» (Язык распавшейся цивилизации: Материалы к теме // Чудакова М. Новые работы: 2003–2006. С. 268). Борьба за сохранение уже взятой власти велась теперь не словом, а силой, и, скажем, повторять одну синтагму сколько угодно раз стало нормой, так она становилась частью аппарата насилия.
699
Померанцев В. Об искренности в литературе // Новый мир. 1953. № 12. Курсив наш. Подробнее о языковой ситуации 50-х годов — в нашей статье, указанной в примеч. 4 (Чудакова М. Новые работы: 2003–2006. Раздел V. После Сталина).
700
«Серьезным пробелом статьи Померанцева является нечеткость многих важнейших положений, и прежде всего партийности литературы. <…> примеры поданы объективистски, не отражают глубокой борьбы между старым и новым в нашей жизни. <…> Не следует замалчивать недостатков статьи Померанцева, тем более что неверные положения этой статьи пытаются использовать люди, протаскивающие в литературу безыдейность. Но не следует замалчивать и тех острых вопросов, о которых говорит Померанцев, глушить их обсуждение. <…>» (С. Бочаров, В. Зайцев, В. Панов — аспиранты МГУ, Ю. Манн — преподаватель, А. Аскольдов — студент МГУ. Замалчивая острые вопросы: Письмо в редакцию // Комсомольская правда, 1954. 17 марта. С. 3. В цитате курсивом нами выделены советизмы).
701
Ср.: «В начале 60-х годов движение диссидентов еще не начиналось. Всеобщее внимание привлекали публикации в журнале „Новый мир“, а не в каких-то американских или французских изданиях» (Медведев Р. Люди и книги. Что читал Сталин? Писатель и книга в тоталитарном обществе. М., 2005. С. 12).
702
Позволим себе процитировать (чтобы не искать заново слов) нашу давнюю, 1990 года, статью «Сквозь звезды к терниям»: «Оглушенный размахом этого неведомого до сих пор литературе мира, чья давность существования удостоверялась словами „никогда“, „всегда“ и апелляцией к старожилам („…кто знает лагерную жизнь…“), читатель как последний и все объясняющий удар встречал упоминание о лагерном волке, который „сидел к девятьсот сорок третьему году уже двенадцать лет“, и о пополнении, привезенном с фронта. Перед нами разворачивался мир наоборот, где не на фронт, а с фронта привозят пополнение. <…> Событием был сам язык <…>. Это был тот самый великий и могучий, и притом свободный, язык, с детства внятный, а позже все более и более вытесняемый речезаменителями учебников, газет, докладов…» (Избранные работы. Т. 1. Литература советского прошлого. М., 2001. С. 340–341).
703
Существуют свидетельства (сообщенные и лично мне) двух непосредственно связанных с печатанием повести людей — А. С. Берзер и К. Н. Озеровой — о том, как они ломали голову, стараясь передать рукопись неведомого учителя математики из Рязани непосредственно Твардовскому: они были уверены, что никто из членов редколлегии не сумеет оценить ее и надеялись только на безошибочное литературное (кроме оценок стихов!) и нравственное чутье главного редактора. Они не ошиблись; дальнейшие усилия Твардовского, направленные на ее печатание, были во многом основаны на воспоминаниях о семейной трагедии и на том, что он сказал потом в узком редакционном кругу: «Ведь эту повесть я должен был написать!»
На исходе того же самого 1962 года при сдаче в набор нашей совместной с А. П. Чудаковым первой статьи (о современном рассказе), хорошо принятой редакцией критики, я могла убедиться в журнальном раскладе, столкнувшись с бурным сопротивлением редколлегии нашим словам о «новом литературном герое» в рассказе В. Аксенова «На полпути к луне». Два заместителя главного редактора — А. Г. Дементьев и А. И. Кондратович «(разговор с ним на самых высоких нотах шел около часа) ни за что не хотели признать, что этот охламон Валерий Кирпиченко — новый литературный герой. Литература приучила за протекшие десятилетия к героическим представлениям о литературных героях» («Сквозь звезды к терниям», с. 342–343).
704
Лакшин В. Доверие: О повестях Павла Нилина // Новый мир. 1962. № 11. С. 229, 235–236.
705
Мои старшие братья до войны собирали спичечные этикетки; в послевоенные годы они тайком показывали мне пресловутый «профиль» в своем детском очень раздутом из-за довольно плотных спичечных этикеток альбоме. При некотором напряжении воображения и правда можно было увидеть в зубчатом контуре языка пламени некий профиль, который мне, конечно, был уже совершенно незнаком.
706
Есть молодежная поговорка, прекрасно описывающая это явление: «Никогда так не было, и вот опять так получилось».
707
Могу засвидетельствовать как очевидец и участник событий августа 1991 года, что именно формулировка ГКЧП об отстранения М. Горбачева от должности в связи с состоянием его здоровья произвела отрезвляющая впечатление на многих — люди услышали слишком знакомое и были задеты этим отношением к ним, как к подневольному быдлу, которое все покорно примет. Это прибавило силы сопротивления.
708
Тартаковский Б. Всё это было… С. 386–387.
709
Выражение В. В. Путина (с последующим зачеркивающим пояснением: «такие времена были всегда») в его телевыступлении 5 декабря 2000 г. с призывом к интеллигенции не препятствовать возвращению сталинского гимна. Утром того же дня в «Известиях» было напечатано открытое письмо президенту 34 деятелей науки и культуры, начинавшееся словами: «Затея возвратить в государственный обиход музыку бывшего советского гимна вызывает у нас отвращение и протест».
710
Продолжением этого стало открытие мемориала (по образцу парижского) — Могилы Неизвестного Солдата у Кремлевской стены в Александровском саду 8 мая 1967 г.; 9 мая 1967 г. Л. Брежнев лично возжег над ней Вечный огонь. Как всегда, в таких актах можно увидеть здесь и нравственную целесообразность; но она была только подспорьем для сугубо политического действия.
711
Это по-своему удалось только
