Виктория Федорова - Дочь адмирала
Он позавидовал ей: надо же, смогла заснуть. Он, если бы даже захотел, не имел на это права. Ему надо быть начеку Кто знает, что может случиться? Виктория наверняка принимает его за кретина. Она и половины не понимает, что происходит вокруг нее и от знакомства с какими чудесами журналистики ее избавили. Он с улыбкой подумал о толпе журналистов, которые ринутся воскресным утром в Шереметьево.
Вытащив блокнот, он уточнил детали следующего этапа их путешествия. Первая проблема может возникнуть в нью-йоркском аэропорту, где Виктории придется предъявить свои документы Но адмирал позвонил в иммиграционное ведомство в Вашингтоне, объяснив, что его дочери необходимо как можно быстрее, не привлекая к себе внимания, пройти иммиграционный контроль. Собеседник адмирала на другом конце провода заверил, что лично оповестит об этом тех, кто будет в тот день при исполнении обязанностей в аэропорту имени Кеннеди.
Тэйт с женой уже на острове, так же как и Род Гибсон и сотрудница газеты Дайана Олбрайт — Ди-Ди, — которая составит там компанию Виктории.
Позвонив в редакцию, Генри узнал, что при прохождении таможни рядом с Викторией будут находиться четверо репортеров из «Инквайрер». Машины будут ждать неподалеку от таможни, на ближайшей к ней стоянке.
Из Брюсселя Генри заказал разговор с Зоей и с удовольствием услышал, что абонент на звонок не отвечает.
— Запомните, начиная с этой минуты — ни с кем ни слова. Только с чиновником, который попросит у вас документы, да и то лишь в ответ на его вопросы.
Виктория устало кивнула.
Они стояли среди пассажиров, выходивших из самолета в Нью-Йорке. Как только они покинули салон первого класса, с ней рядом встал Джон Чекли. Все трое быстро направились к выходу. Виктория пошла к стойке для иностранцев. Следом за ней шел Джон, британский подданный, а Генри, как американский гражданин, отправился к другой стойке.
Дожидаясь своей очереди, Генри внимательно оглядывал зал контроля. Там, у входа в зал ожидания, стоял лишь один человек, которого можно было бы принять за журналиста. Что-то в его нарочито небрежном виде настораживало. Генри сделал знак Джону и чуть заметно кивнул в сторону незнакомца. Посмотрев на него, Джон в ответ слегка наклонил голову.
У Генри с собой был только атташе-кейс, поэтому, когда Виктория только поравнялась с инспектором, он уже прошел таможенный контроль. Тот перевел взгляд с фотографии на стоявшую перед ним женщину.
— Федорова? Мы ждем дочь адмирала по имени...
— Да-да, — вмешался Джон, не давая инспектору снова повторить вслух ее имя. — Это она. И пожалуйста, проведите досмотр как можно скорее в соответствии с полученными вами инструкциями.
— Нет вопросов, — ответил инспектор, ставя в паспорт визу. — Удачи вам, мисс Федорова, и счастливой встречи с отцом.
Ее тотчас перехватил Генри.
— Повернитесь спиной к двери.
Они подождали, пока пройдет досмотр Джон.
— Видишь его? — спросил Генри.
Джон кивнул.
— Я толкну его, и, пока буду извиняться, вы проскользнете мимо.
Но когда они подошли к двери, там никого уже не было — мужчина, кто бы он ни был, ушел. Как только они вышли из дверей, откуда ни возьмись появилось еще четверо незнакомцев, как бы случайно окруживших их. Все это происходило в полном молчании.
Неподалеку стоял лимузин, и Генри помог Виктории сесть на заднее сиденье. Двое мужчин сели на откидные сиденья лицом к ней.
Они направились в гостиницу «Иитернэшнл-инн», всего в нескольких минутах езды. Едва они вышли из машины, Генри сказал Виктории:
— Не оглядывайтесь. Идите прямо в вестибюль Держитесь около меня.
ВИКТОРИЯ
Я даже не поднимала глаз. Единственное, что я видела, — это ковер, по которому я шагала. Мы подошли к столику, и кто-то пододвинул мне стул Я услышала женский голос, исполнявший что-то под аккомпанемент рояля, и подумала, что это запись, но, подняв голову, увидела за роялем женщину в вечернем платье, которая пела, аккомпанируя себе. Я огляделась. Если судить по фильмам, которые я видела, мы сидели в коктейль-баре, каких у нас в Москве не было.
— Хотите что-нибудь выпить? — спросил Генри.
— Пожалуй, — ответила я, — только без алкоголя.
Должно быть, это был лимонад, только чуть горьковатый. Какая разница. Меня всю трясло. Мы проведем здесь час или немного больше, и после этого нас с отцом будет разделять лишь один перелет. Мне захотелось остановить время. Я еще не была готова.
Генри беседовал с другими мужчинами, сидевшими за столиком. Я почти ничего не понимала из их разговора. Женщина продолжала петь. Вокруг было много людей, а я чувствовала себя ужасающе одинокой и испуганной. Что я тут делаю, ночью, в Нью-Йорке? В полумраке бара ни за одним столиком я не увидела человека, одетого так, как я. Я чувствовала себя идиоткой. Представляю, какой у меня дурацкий вид. За соседним столиком засмеялись мужчина и женщина. Я даже не решилась взглянуть в их сторону, не сомневалась, что они смеются над ненормальной в пальто до пят, нелепом парике и темных очках Господи, и зачем я согласилась на этот маскарад? Лишь для того, чтобы добраться до какого-то места под названием Флорида и встретиться с человеком, которого никогда не видела? Он мой отец, поскольку был близок с моей матерью. И только. Нас не связывают никакие духовные узы. Мы ни одной секунды не прожили вместе. Может быть, Коля и прав: мне следовало довольствоваться его фотографией.
Я почувствовала, как на глаза навертываются слезы. Слава Богу, на мне очки. Невольно всхлипнув, я увидела, что Генри смотрит на меня.
— Все в порядке?
Я кивнула Вопрос привел меня в чувство. Что я делаю? Мучаю себя, вот и все. Разве отец не купил билет Генри Грису, чтобы он поехал за мной? Отец думает обо мне. Он хочет меня видеть.
На душе немного полегчало. Это все от усталости и от этого чертова парика, словно тисками сдавившего мне голову.
Наконец Генри дотронулся до моей руки. Положив на стол сколько-то денег, он поднялся. Мы тоже поднялись, мужчины снова кольцом окружили меня, и мы направились к лимузину. Было прохладно, но не так холодно, как в Москве. Я села в машину, и мы помчались в аэропорт «Ла-Гардиа».
— Мне надо вам что-то сказать, Генри.
Он посмотрел на меня:
— Слушаю вас.
— Я просила, чтобы кто-то занялся моими волосами, и вы согласились. Но вот мы снова едем в аэропорт. Я говорю всерьез, Генри: я не хочу, чтобы отец увидел меня в первый раз в таком ужасном виде. Мне надо принять душ и что-то сделать с волосами.
По тому, как он взглянул на меня, я поняла, что до него дошел смысл моих слов. Я стойко выдержала его взгляд. Наконец он кивнул.
