Девочка с Севера - Лия Геннадьевна Солёнова
Он, например, выдвигал какую-нибудь интересную, явно плодотворную идею, реализовать которую предстояло в виде кандидатской диссертации его сотруднику. Утверждалась тема диссертации, получали животных, реактивы, начиналась активная работа. Вдруг по истечении какого-то срока (несколько месяцев, полугода или года) у Меклера появлялась новая идея – по его мнению, лучше прежней. Он требовал изменения схемы опыта или его отмены, а тот уже идёт полным ходом! Вся работа насмарку, и диссертант оказывался у разбитого корыта. Летели сроки выполнения диссертации, что, естественно, Научной частью онкоцентра тоже не приветствовалось. И такое случалось не единожды!
В конце концов, в 1973 году сотрудники взбунтовались. На созванном по этому поводу Учёном совете, где они поносили своего руководителя, Меклеру дали ясно понять, что такую ситуацию дальше терпеть невозможно. Он уволился. Из сообщений прессы известно, что он стал надомником, вместе с женой дома разрабатывая теорию стереохимического генетического кода и существуя на военную пенсию. Мой муж, у которого с Меклером была одна общая экспериментальная работа, опубликованная в авторитетном зарубежном научном журнале, поражался его эрудиции, умению привлекать знания из разных областей и неистощимой энергии, нацеленной на поиск новых идей. К сожалению, всё это входило в противоречие с его характером и реальной жизнью.
Непримиримыми оппонентами были два видных вирусолога – Г.Я. Свет-Молдавский и Н.П. Мазуренко, которые внесли большой вклад в отечественную экспериментальную онкологию. В смысл их разногласий я не хочу вдаваться, но помню жаркие споры на Учёных советах. Однажды полем битвы стала защита кандидатской диссертации аспиранта Г.Я. Свет-Молдавского. Актовый зал был битком набит народом, прямо-таки аншлаг, как на концерте эстрадной звезды. Все знали о противостоянии этих двух вирусологов и предполагали, что предстоит интересное зрелище. Так оно и случилось. Защита была бурной, соискатель отчаянно защищался, но его всё равно завалили. Позднее он защитился в другом институте.
К концу 1970-х годов онкоцентр сильно разросся территориально. По другую сторону Каширского шоссе вырос большой комплекс клинических подразделений, способный принимать на лечение одновременно тысячу больных. В советское время сдача в эксплуатацию таких объектов – отдельная история. Телевидение показало, как Гришин, первый секретарь горкома партии г. Москвы, вручал Н.Н. Блохину в фойе главного здания большой символический ключ от нового центра. Правда, не показали, что в фойе пола не было, митингующие стояли на бугристой земле. После этого ещё год устраняли недоделки, а сотрудникам приходилось круглосуточно дежурить у дорогостоящих приборов и в палатах, чтобы ушлые строители по винтику не разобрали оборудование и не унесли оснащение больничных палат. За ночь дежурства полагался отгул, что сотрудникам было во благо. К отпуску у нас накопилось немало отгулов. История повторилась в 1983 году при введении в строй нового экспериментального корпуса для института канцерогенеза, входящего в состав онкоцентра. Его директор, Юрий Николаевич Соловьев, обращаясь к коллективу, сказал:
– В здании много недоделок, оно не оснащено оборудованием, но если мы не переедем сейчас, «доблестные» строители разберут его по кирпичикам!
Здание, конечно, разобрать было трудно, а снять, например, краны для воды в импортных вытяжных шкафах – запросто. Это были специальные краны, не подходившие ни к каким другим раковинам. Строители свинчивали их, а потом обменивали у нас же на спирт. А куда денешься? Как без воды работать в вытяжном шкафу? Могли украсть розетки, выключатели и даже унитазы из туалетов! А прораб нас, научных сотрудников, ругал за то, что мы не усмотрели.
В конце концов всё наладилось и заработало. Конечно, территориальная разбросанность онкоцентра со временем не могла ни привести к некоторой разобщённости экспериментаторов и клиницистов. Постепенно пятиминутки по понедельникам и объединенные Учёные советы онкоцентра переместились в конференц-зал главного здания клиники. Сейчас идут совместные работы экспериментальных и клинических подразделений, но в целом коллектив такой большой (больше двух тысяч человек), что сотрудники плохо знают друг друга. Многое изменилось в стране, что не могло не сказаться и на работе онкоцентра, в том числе и на производственных отношениях. Например, раньше, ведя научную работу, мы вместе с клиницистами онкоцентра могли одновременно безвозмездно (!) провести частичное обследование работников канцерогеноопасного производства. Теперь это в принципе невозможно. Существенно уменьшилось число научных сотрудников, зато административно-хозяйственный персонал размножается подобно тараканам, тем самым отражая процессы, идущие во всей стране.
Вот оно – семейное счастье!
Без отрыва от научного процесса я вышла замуж, обретя мужа в онкоцентре. Вот как это произошло. Во время обеденного перерыва я стояла в очереди в буфет. Напротив меня за столиком в компании коллег обедал молодой человек. Раньше я его встречала в коридорах онкоцентра, но не обращала внимания. Очередь застопорилась, я задержалась напротив молодого человека и волей-неволей к нему присмотрелась. Светлый шатен с залысинами, правильные черты лица. Фигура спортивная: широкоплечий, высокий, худощавый. Внешность обычная, ничего выдающегося. Желания познакомиться и тем более далеко идущих намерений в отношении него не возникло. Странно, но после этого, встречая его, стала на него посматривать. Он тоже внимательно смотрел на меня. Встреча в буфете случилась осенью. Три месяца с нарастающим интересом мы переглядывались при встречах. Что называется, играли в гляделки. Я узнала, в какой лаборатории он работает. Зовут Валерий Солёнов. К соседке Лине захаживала подружка, работавшая в той же лаборатории лаборанткой. Я спросила её о нём.
– Ой, в его сторону даже смотреть не стоит! Хороший парень, но разведён, жена оставила ему пятилетнюю дочку, которую он воспитывает, – ответила она.
Такая характеристика меня скорее обрадовала, чем огорчила. Во-первых, не женат. Во-вторых, то, что после развода ребёнок остался с ним, говорило о его порядочности. Надо было познакомиться с ним поближе, но с прилипшим
