Девочка с Севера - Лия Геннадьевна Солёнова
В своих ухаживаниях Аспирант был чрезвычайно настойчив. Больше года окучивал! У меня на рабочем столе всю зиму не переводились свежие цветы, которые он ставил в моё отсутствие, приходя раньше. Позвал кататься на лыжах, а лыж у меня не было. Подарил лыжи с ботинками. Караулил меня после работы, института, провожал до дома. Когда летом приехала моя мама, достал билеты на проходивший в то время московский кинофестиваль. Повел нас на французскую комедию. Суетился вокруг мамы – и очень ей понравился: «Вот бы мне такого светленького зятя!» Я промолчала. Видела, что Аспирант поставил своей целью захомутать меня, и для него не имело значения то, что он мне не нравился. Я этого не только не скрывала, а открыто демонстрировала. Понять его истинные намерения помогли крепко засевшие во мне уроки Петра Михайловича Ершова, который в этюдах часто ставил нам задачу достичь своей цели, несмотря на сопротивление партнера. А тому ставилась задача любыми средствами не допустить этого. Ершов учил, что если для человека главное – достижение цели, то отношение партнёра как бы выносится за скобки. И Аспирант это наглядно иллюстрировал. Его абсолютно не трогало моё отношение к нему. Он его просто игнорировал. Думаю, в нём проснулся охотничий азарт: такая, казалось бы, лёгкая добыча ускользала от него. А между тем народ в отделе, наблюдая, как он в лепёшку разбивается, принимал его поведение за искреннюю увлечённость и дивился моей неуступчивости. Каково же было всеобщее изумление, когда Аспирант, поняв, что потерпел со мной полное фиаско, на следующий же день понёс цветы другой сотруднице!
Бытует убеждение, что талантливый человек талантлив во всём. Бывает такое. Я убеждена в другом: непорядочный человек непорядочен во всём. В быту, работе, отношениях с людьми – словом, во всём. Летом 1969 года проездом у меня была моя сестра Таня. Двадцатилетняя, хорошенькая, кокетливая, она, как я поняла, сразу понравилась Аспиранту. Он изъявил горячее желание показать ей Москву. Весь день показывал – и действительно показал. По ходу движения они зашли в универмаг, а там, как оказалось, «выбросили» импортные зимние сапоги. В те времена было большой удачей достать такие сапоги. За ними были огромные и плотные очереди, в которые просто так не втиснешься. Аспирант спросил Таню:
– Будешь брать?
– Буду!
Он влез без очереди и буквально вырвал сапоги, которые Тане оказались велики, а подошли мне. (Повезло мне по случаю!) Гуляли они, гуляли по Москве, устали, проголодались, зашли в кафе на Новом Арбате. Аспирант, не скупясь, заказал хороший обед, к концу которого сказал:
– Таня, я отойду на минутку, а ты закажи что-нибудь.
Ушёл. Подошла официантка, спросила, не нужно ли ещё чего-нибудь. Таня заказала минеральную воду. Официантка отошла. В дверях показался Аспирант и поманил Таню. Она подошла. Он взял её под руку, вывел из кафе и быстро-быстро повёл прочь.
– Ты быстрее идти можешь? – требовательно спросил он, таща её за руку.
– А мы что, убегаем? – не поняла Таня.
– Конечно, – не смущаясь, ответил Аспирант.
Эту историю сестра поведала мне спустя много-много лет. Видимо, свежими впечатлениями ей было стыдно со мной делиться, поскольку оказалась невольной соучастницей обмана.
Аспирантура подходила к окончанию. Аспирант пришёл ко Льву Манусовичу Шабаду с вопросом, возьмёт ли тот его в штат при наличии московской прописки. Шабад пообещал. И вскоре Аспирант женился на враче со станции скорой помощи, где он подрабатывал дежурствами. Стало понятно, что он одновременно разрабатывал несколько вариантов. Где выгорит. У него родился сын. Семья просуществовала недолго. Довольно скоро они разошлись.
Пока Аспирант был в аспирантуре, землю носом рыл, дневал и ночевал на работе, демонстрируя невероятный интерес к науке и неиссякаемый трудовой энтузиазм. Как только защитил кандидатскую диссертацию и стал постоянным сотрудником отдела, куда всё девалось! Его стало не видно и не слышно. Скрывался в библиотеке, непонятно чем там занимаясь. На работу плевал, а своему непосредственному шефу откровенно хамил. Вскоре перешёл в другую лабораторию, потом в клинику онкоцентра. После ухода из семьи ему дали комнату в двухкомнатной квартире из жилого фонда онкоцентра. Соседнюю комнату заняла пожилая женщина – лаборант, тоже сотрудница онкоцентра. Она жаловалась, что Аспирант с ней чуть ли не дрался, отвоёвывая квартирное пространство. В клинике он тоже не удержался. Ушёл или его ушли, не знаю. От него потребовали, чтобы освободил жилплощадь, считавшуюся служебной. Аспирант судился и отсудил у онкоцентра эту жилплощадь, в которой проживал с молодой девицей. Вспомнив о нём, я решила поискать его в Интернете и нашла. Работал онкологом в онкологическом диспансере. Отзывы пациентов о нем отрицательные. Обвиняли в грубости и некомпетентности. Опять же вспомнился Пётр Михайлович Ершов (ещё раз низкий ему поклон!), считавший, что наиболее точно отражает сущность человека отношение к делу, которому он служит. Плохо – значит, и во всём остальном ничего хорошего от него не жди. Мои жизненные наблюдения в основном подтвердили правоту этого суждения.
История с Аспирантом, которому расчётливость не принесла особых успехов, – лирическое отступление от главной темы, а именно – научной работы. Моё ощущение, что в 60–80-е годы прошлого столетия она действительно кипела в онкоцентре. Первоначально его клинический и экспериментальный корпуса располагались на одной стороне Каширского шоссе и были соединены закрытым переходом, а экспериментальный корпус был соединён переходами с актовым залом. По понедельникам в нём проходила большая пятиминутка, на которую приходили клиницисты и экспериментаторы. На ней отчитывались дежурные врачи, разбирались сложные случаи, обсуждались общие вопросы онкоцентра. Обычно её вел Николай Николаевич Блохин. Было ощущение общности всего коллектива – экспериментаторов и клиницистов. Заседания Учёного совета, защиты диссертаций часто проходили в актовом зале.
Надо сказать, что в описываемое время Учёный совет в основном состоял из авторитетных учёных, чьими трудами был заложен фундамент отечественной онкологии. На заседания Учёного совета стекалось много народу, т. к. бывало, на них возникали не просто научные дискуссии, а настоящие баталии. Правда, иногда научные разногласия приобретали далеко не благостный характер. Конечно, лучше помнятся скандальные заседания. Возмутителем спокойствия на некоторых заседаниях Учёного совета был Меклер Лазарь Борисович, которого в 1967 году Н.Н. Блохин пригласил возглавить группу по изучению иммунохимии опухолей. Вообще, Николай Николаевич старался привлечь в онкоцентр неординарных исследователей, ярких личностей. Так, в
