Юрий Семенов - Комиссар госбезопасности

Все документы особого отдела 6-й армии в период боев и окружения сожжены. Судьба группы прорыва, возглавляемой командующим 6-й армией генерал-лейтенантом Музыченко, мне не известна.

г. Прилуки,

1.09.41 г.

На другой день Михеев пригласил Пригоду и сообщил ему, что с ним хочет побеседовать командующий фронтом. К генерал-полковнику Кирпоносу они отправились вместе. У командующего находился только что вернувшийся с передовой член Военного совета Бурмистенко, в последние дни совсем редко появлявшийся в штабе фронта.

Разговор у командующего сразу пошел о боевых действиях 6-й армии в окружении. Отвечая на вопросы, Пригода понял, что генерал-полковник очень внимательно прочитал его вчерашний рапорт. Тот вдруг спросил:

— Правда ли, что в районе боевых действий шестой армии немцами разбрасывались листовки, на которых генерал-лейтенант Музыченко сфотографирован в обнимку с фашистским офицером?

— Такой листовки я не видел. Генерала Музыченко я лично знаю мало, но, насколько я наслышан о нем, такого предположить не могу. Думаю, это очередная фальшивка врага.

Кирпонос переглянулся с Бурмистенко, и Михаил Степанович понял, что они разделяют его мнение.

— Музыченко действительно в плену, — сказал командующий.

Сообщение это сильно огорчило Пригоду. Он понял, что отряд прорыва был разбит и не переправился через реку Сенюха.

— Разве только тяжело раненного или контуженного, захватили генерала Музыченко, — высказал свое предположение Михаил Степанович.

Бурмистенко поинтересовался настроением населения на временно оккупированной территории, тем, что предпринимают фашисты, наводя свои порядки.

Пригода рассказывал, все больше хмурясь — о недавно пережитом шла речь.

— Население ненавидит врага, старается саботировать распоряжения оккупантов, ищет путей к сопротивлению. Озлобленность большая, враг начал активно отбирать зерно, скот, переписывать население, ходят слухи, будто молодежь собираются вывозить в Германию, — подытожил Михаил Степанович.

— А к вам, окруженцам, как относились?

— Старались помочь. Костерят за то, что отступаем, но помогают и верят в нашу победу. Не раз у нас просили оружие. Бороться, помогать Красной Армии хотят.

Михеев напомнил:

— О том колхознике скажите, который хотел, чтобы Советская власть хоть бы на три дня вернулась.

— Говорит, перевешали бы сволочей, которые на свет повылазили, и тогда помирать не грех.

В припухших от усталости грустноватых глазах Бурмистенко появилась живинка.

— Тогда-то и совсем грех помирать, — сказал он. — Вот только скоро ли вернемся?

— Ясно, — удовлетворился беседой Кирпонос и взял прислоненную к столу палку — он еще сильно хромал. — Вы знаете, что формируется шестая армия?.. Генерал Малиновский назначен командующим. Так что есть смысл, — повернулся он к Михееву, — направить старшего батальонного комиссара в родную армию.

Пригода ушел, а Михеев остался на заседании Военного совета, как вдруг порывисто распахнулась дверь, и, не переступая порога, адъютант командующего, волнуясь, сообщил:

— Передачу из Киева начинают… перекличку с городами… об обороне…

Кирпонос включил приемник. Мужественная, обостряющая ненависть к врагу и зовущая на борьбу песня «Священная война» приковала внимание присутствующих. И когда она смолкла, из динамика донеслось:

— Внимание! Говорит Киев. Слушай нас, родная Москва! Слушай нас, героический Ленинград! Слушай нас, вся любимая Отчизна! Привет вам, труженики страны социализма! Привет вам, дорогие друзья и товарищи, из столицы великого украинского народа, города-крепости! У микрофона — секретарь Киевского городского комитета КП(б) Украины товарищ Шамрыло.

— Вот уже больше месяца на подступах к нашему родному Киеву идут ожесточенные бои, — сурово начал он. — Коварный враг пытается ворваться в наш город, чтобы залить его улицы кровью наших отцов и матерей, кровью наших жен, сестер и детей, чтобы разграбить богатства, созданные трудом советских патриотов. Но этому не бывать. Красавец Киев стоит как неприступная крепость. Героические части Красной Армии, поддержанные народным ополчением, отбрасывают врага от нашего города. Только на считанные минуты фашистам удалось с высоты Голосеевского леса взглянуть на могучий и грозный Киев, но огонь наших батарей и пулеметов закрыл навеки их глаза…

Кирпоносу вспомнился тот день и тревожный час, когда гитлеровцы прорвались в Голосеевский лес. У Михеева ожила в памяти вспышка яркого залпа «катюш», бросок в атаку… По радио уже выступал бригадный комиссар Лугай, говоривший о том, что восемьдесят два дня Красная Армия беспощадно громит и уничтожает гитлеровские полчища, отстаивая каждую пядь родной земли, что захватчики жнут плоды своей кровавой авантюры…

Члены Военного совета фронта, слушая, все больше мрачнели, наперед зная, что дни обороны Киева сочтены. Горше этого сознания им сейчас в голову ничего прийти не могло.

Глава 29

Враг активизировал наступление во всей полосе Юго-Западного фронта, глубоко вклинился в расположение советских войск на конотопском направлении. В связи с этим перед войсками 21-й армии, переданной недавно в состав фронта, была поставлена задача — наступлением на северо-восток разгромить тылы двух танковых дивизий противника.

Однако Брянский фронт не сумел поддержать успешно начавшееся наступление 21-й армии. Его 13-я армия отступила с занимаемых позиций, облегчив 2-й вражеской танковой группе прорыв в направлении Конотопа.

Военный совет Юго-Западного фронта доложил главкому направления маршалу Буденному о серьезности сложившейся обстановки. К этому времени 21-я армия под фланговыми ударами врага, пытавшегося окружить ее, отошла на Десну севернее Бахмача. В полосе же обороны 5-й армии гитлеровские войска, обойдя Чернигов с востока, вышли ей в тыл.

Чрезвычайно тревожная обстановка сложилась на стыке Юго-Западного и Южного фронтов. Здесь юго-восточнее Кременчуга дивизии 17-й вражеской армии, форсировав Днепр, захватили крупный плацдарм, на котором сосредоточились основные силы этой армии и 1-й танковой группы врага, ожидающие сигнала ударить в тыл Юго-Западного фронта с юга. Попытки отбросить противника за Днепр оказались безуспешными.

…В особом отделе жгли бумаги. Густо дымила печная труба над хатой, вышвыривая вверх огненные языки. Коптящая труба, видимо, привлекла внимание вражеских летчиков, без конца бомбивших восточную окраину Прилук, где находился штаб фронта, а тут вдруг самолеты повернули в другую сторону, к Радяньской улице, спикировали вдоль нее, но не сбросили бомбы, скорее всего израсходовали все, а только полоснули из пулеметов по окнам домов и разбежавшимся прохожим.