Писательская рота - Сергей Егорович Михеенков
«Крещение» — это история о том, как из уральского юноши Николая Охватова, впервые взявшего в руки винтовку, любовь к родине и ненависть к врагу делает солдата, командира, офицера.
Роман датирован автором 1965–1975 годами. Книга писалась довольно долго. Десять лет — от главы к главе, от замысла к финалу.
Мастерски выписанные сцены боя. Вот лейтенант — уже лейтенант! — Окатов лежит в окопе рядом с бронебойщиком. На их окоп идут танки. Лейтенант начинает торопить бронебойщика — уже пора, как ему кажется, открывать огонь.
«— К чему торопиться-то? Если б убегали. А коли сюда идут, так совсем ближе будут. Помешкать надо. Ушли бы вы от меня. Ну ладно ли учить под руку, товарищ лейтенант? — При обращении бронебойщик смягчился и виновато заискал что-то, охлопывая себя по карманам.
Из низины словно тихим дуновением явственно донесло разболтанный железный бряк. Мотоциклисты, поняв, что в обороне нет пушек, тоже стали спускаться. Над коляской одной из машин трепыхалось и опадало тёмное знамя на коротком древке.
В угор танки пошли напористее, на глазах страшно приближаясь. Засвистели, завизжали рои пуль — это стреляли с мотоциклов.
Зачастила дробно и беспорядочно оборона. Кратко, но весомо харкнуло бронебойное ружьё. Вырвавшийся вперёд и ближний к дороге танк остановился. Почему-то сбавили скорость и два других, но поравнялись с ним. И вдруг как по команде все три опять двинулись в гору, теперь уж совсем быстро в последнем броске. Гусеницы вздымали и далеко рассеивали охапки пыли, уже было видно, как она под ветерком густо перекипала, свивалась в тугие жгуты, которые временами накрывали машины вместе с башнями и пушками.
Рычание, пальба и лязг приближающихся танков, какое-то пронзительное трясение земли мешали сосредоточиться, мешали сделать что-то единственно верное и спасительное.
Охватов вжимался в неглубокий окопчик и ждал, когда снова выстрелит бронебойщик, боясь торопить его и теряя последнее терпение. А бронебойщик положил под локоть свою пилотку и всё приноравливался плечом к накладке ружья, хомутил пальцами воронёное железо. Охватову же казалось, что бронебойщик вот-вот отпихнёт от себя ружьё и крикнет в отчаянии: “Да пусть сам чёрт стреляет из этой оглобли!”
Но бойца будто судорогой стянуло под ружьём, он весь напрягся, и от этого Охватов невольно поглядел вперёд, понял, чего ждал бронебойщик: ближний танк вынырнул из пыльного завоя, и по боковине стальной туши его скользнуло солнце, в это солнечное окно и выстрелил бронебойщик. Танк ещё продолжал двигаться, но на башне его откинули люк, а над пылью легко и летуче взнялась копна чёрного дыма.
Два других танка стали полого разворачиваться, может, хотели уклониться и обойти оборону, но бронебойщик подстрелил и второй — в нём начали рваться боеприпасы, башню своротило набок, короткий обрез пушки немотно замахнулся куда-то к чёрту, под самое солнце. Третий уже не маневрировал, не играл со смертью — задним ходом сполз в низину, выпятился из опасной зоны.
Мотоциклисты вообще дальше низины не поехали. Потолклись у нашего трактора и тоже поднялись на увал. На этом и кончился бой, но солдаты усердно полосовали по горящей броне подбитых машин, чтоб никто из экипажей не ушёл живым.
— Ну ты молоток, паря-ваньша, — сибирской шуткой похвалил Охватов бронебойщика и первый раз разглядел его; тому уж за сорок, но он моложав, а глаза синие, чистые, ясные, праведные».
Иван Акулов возвышал русского человека в мгновения его явного величия. И страдал, когда те мгновения не признавали за русской душой. Валентин Сорокин, земляк его и верный друг до гробовой доски, в очерке-реквиеме «Без друга» писал: «Автор неповторимых романов “В вечном долгу”, “Крещение”, “Касьян Остудный”, “Ошибись, милуя” и пронзительных по своей страстности, содержательности и глубине рассказов, где каждая фраза — образ и тайна, каждая картина природы — живая, Иван Акулов так умело берёг в себе отношение к людям, что лепил их щедро, по-хозяйски разбираясь в них и заботясь о них, как о родственниках, рядом творящих».
Это так. Разве не творец этот пожилой, по фронтовым меркам, бронебойщик с «чистыми, ясными» глазами. Творец. Он сотворил победу. Пусть в одном бою. «На этом и кончился бой…» Он победно провёл и завершил его. И орден получил от лейтенанта Охватова: «Ну ты молоток, паря-ваньша…» Молоток. Два «гвоздя» вбил последовательно и точно, одним ударом.
И дальше из очерка-реквиема: «Они творили дело, а он творил слово. И слово его — дело. Язык произведений Ивана Ивановича Акулова — тайна. Как рыдание кукушки — тайна, как сверкание инея на берёзе — тайна, так и художественный мотив писателя — ёмкий, колоритный, текучий, веющий удалью остроумия, древним страданием и блеском вдохновенной воли мастера, тайна».
Рукопись романа читали в журналах, но никто из главных редакторов не осмеливался запустить ее в печать. Лишь главный редактор журнала «Молодая гвардия» Анатолий Никонов, сам фронтовик, решился опубликовать необычный роман о войне. В 1969 году вышла первая часть. В 1971-м — вторая. И в 1973-м — третья. Последняя вышла уже при новом редакторе «Молодой гвардии» — Анатолии Иванове. Анатолия Никонова к тому времени с подачи высокопоставленного чиновника из ЦК КПСС А. Н. Яковлева уже уволили за публикации статей Михаила Лобанова[31], Виктора Чалмаева[32] и других публицистов и литературных критиков, осмелившихся говорить и писать правду, будить в читателях «русский дух».
В 1968 году Иван Акулов на встрече с земляками в Ирбите читал отрывки. В 1972 году в Центральной городской библиотеке Ирбита читатели обсуждали уже весь роман. Рукопись была завершена. Фронтовики тоже участвовали в том разговоре и говорили о том, что на фронте всё так и было — жестоко, иногда нелепо, и не всегда победно.
В 1975 году роман «Крещение» вышел отдельной книгой. Читатель принял новую книгу уральца восторженно. Критика словно воды в рот набрала. Анатолий Ланщиков по этому поводу заметил: «…к моменту выхода романа <…> критика устала спорить о минувшей войне и литературе о ней».
Что ж, критика вообще быстро устаёт от серьёзных разговоров и тем. Зачастую она просто не знает, что с этим делать.
«Меня мало заботила внешняя сторона боевых действий, — говорил автор «Крещения». — Мне нужно было показать истоки народного подвига, которые скрыты в самой природе русского характера, проникнуть в душевный мир моих героев, найти психологическое объяснение поступков и вскрыть психологию самих поступков…»
В 1980 году «Крещение» было удостоено Государственной премии РСФСР им. М. Горького.
Книга выдержала пятнадцать изданий. Переведена на чешский и арабский языки.
Эту книгу называют биографической. Иван Акулов этого никогда не
